Мы продолжаем нашу обновленную серию про путь ученого к Нобелевской премии, которую мы делаем совместно с премией «Вызов». И если статьи о лауреатах Нобелевских премий прошлых лет мы обновляем и публикуем заново, то сегодня мы начинаем «вложенный» цикл о людях, которых номинировали на премию (Нобелевский комитет держит эту информацию в секрете полвека, затем раскрывает), но до заветной награды эти ученые так и не дошли. Что, как знает автор этого проекта и член научного комитета национальной премии «Вызов» Алексей Паевский, никак не делает этих исследователей хуже лауреатов. Просто достойных кандидатов на премию – много, а лауреатов каждый год – максимум трое. И сегодня мы поговорим о человеке, который был достоин разделить самую первую «Нобелевку» с Эмилем Берингом, человеке, который на Востоке дерзнул спорить с учителем, человеке, который открыл бактерию чумы. Итак…
Сибасабуро Китасато
Родился 29 января 1853 года, Окуни, Япония
Умер 13 июня 1931 года, Токио, Япония
Номинирован один раз на Нобелевскую премию по физиологии или медицине (1901 год) за открытие столбнячного антитоксина и за открытие бактерии чумы.
Сибасабуро Китасато родился 29 января 1853 года в небольшом селе Окуни в провинции Хито на острове Кюсю. Сын сельского старосты решил поначалу делать военную карьеру, однако родители посоветовали ему стать врачом и поступать на медицинский. В 1872 году в Японии уже закончился период Эдо, время сёгуната, и уже началась эпоха Мэйдзи. Япония стала открытой страной, в ней появились иностранцы – в гораздо большем количестве, чем раньше. И во время обучения в медицинском училище города Кумамото, совсем недавно бывшем столицей феодального княжества Кумамото, Китасато повстречал голландского врача Константа Георга ван Мансвельта (1832-1912). Этот человек был еще из тех голландцев, которых допускали в Нагасаки – единственный порт в Японии, который принимал европейские корабли в период изоляции. Именно ван Мансвельт распознал медицинский и научный талант Китасато. Он направил юношу в столицу, рекомендовав продолжить ему свое обучение в Европе.
В 1875 году юноша поступил в медицинское училище в Токио. Учился упрямый Китасато сложно, порой конфликтовал с бюрократией – и в итоге, когда он окончил свое училище, получив степень в 1883 году (!), это уже был медицинский факультет Токийского университета. В 1885 году первый в японии профессор бактериологии Огата Манасори направил толкового 32-летнего ученого, своего ученика, на стажировку в Берлин, к знаменитому Роберту Коху, где через стенку с ним работал другой ученик – Адольф Эмиль фон Беринг, с которым они стали друзьями.
В 1889 году Китасато впервые в мире выделил культуру опаснейшей бактерии – столбняка, о чем сообщил 27 апреля 1889 года на съезде немецких хирургов. Через год Китасато сделал важнейшее открытие, сумев доказать, что в поражаемых столбняком нервах нет самой бактерии Clostridium tetani. Нервы убивает выделяемый ею тетанотоксин. И уже через год они вдвоем с Берингом разработали сывороточную терапию столбняка, а затем и дифтерии.
И Китасато, и Беринга десять лет спустя номинируют на Нобелевскую премию по физиологии или медицине 1901 года – самую первую «медицинскую нобелевку» в истории. Правда, Беринга номинируют 13 раз, а Китасато – всего один (в списке номинантов в архиве Нобелевского комитета он написан с ошибкой – Kitasako). Но вот несправедливость: Берингу премию дадут, а Китасато – нет, хотя статус премии позволял ее разделить. Печально, тем более, что у Китасато к тому моменту заслуг было уже гораздо больше. Интересно, что монетный двор КНДР (не спрашивайте!) решил хоть как-то устранить несправедливость, и на памятной монете к 100-летию первой премии по медицине изобразил и Китасато, и Беринга. Хотя подписал только лауреата.
Интересно, что, работая у Коха, Китасато создал еще и собственный вариант химической посуды: толстостенную колбу для вакуумного фильтрования. У нас эту колбу принято называть колбой Бунзена или Бюхнера, но можно встретить и название «колба Китасато»
В 1892 году Китасато вернулся в Японию уже в статусе профессора медицины. И здесь произошел конфликт с его учителем. Дело в том, что в Стране Восходящего Солнца тоже была заметна заболеваемость странной болезнью бери-бери, что означает на сингальском языке дважды повторенное слово «слабый». Дословно я бы переводил как «слабый в квадрате». Питавшиеся рисом заключенные или военные «получали» довеском комплекс трех неврологических проблем: энцефалопатию Вернике (поражение среднего мозга — нарушение координации движений — атаксия, параличи, нарушения зрения, сумеречность сознания), корсаковский синдром (невозможность запоминать текущие события — часто бывает с алкоголиками по той же самой причине, что и при бери-бери), и их комбинацию — синдром Корсакова-Вернике.
Теории заболевания тоже существовали, даже две. Поскольку в «режимных» бери-бери всегда фигурировал рис в питании, его быстро начали подозревать. Нечем. Одна теория считала, что в рис попадает некий яд, другая – что в рисе не хватает жиров и белков. Как мы увидим, принципиально вторая теория была лучше.
Бактериолог Огата решил, что раз сейчас в мире мода на открытие новых инфекций, вот и его ученик отличился, то и бери-бери вызывается микробами. А он был главным авторитетом в науке Японии на то время. Но вот беда – в 1890 году уже вышла статья Христиана Эйкмана «Полиневрит у цыплят», которая показала, что если кормить людей нешлифованным рисом, то бери-бери не возникнет. Потом (в 1901) году стало ясно, что рисовая шелуха содержит тиамин, то бишь витамин B1 и его-то отсутствие и вызывает все симптомы. Но уже после выхода статьи будущего нобелевского лауреата 1929 года стало понятно, что микробы к бери-бери имеют такое же отношение, как кометы к эпидемии гриппа (да, была и такая версия).
Вернувшийся Китасато осмелился спорить со своим учителем. А спор с учителем в Японии – это совсем не то, что поспорить с учителем в Германии (Китасато часто спорил с Кохом, а после его отъезда с Кохом разругался Беринг). Здесь японца объявили чуть ли не предателем, однако Китасато уже нахватался европейской предприимчивости к своей упрямости. Тем более, ставший первым японцем-европейским профессором, отвергший предложения ведущих западных университетов (после открытия столбнячного токсина он был экзотической звездой европейской науки), Китасато мог расчитывать на большее, чем подобострастно взирать на профессора Токийского университета.
Какое-то время оскорбленный Китасато подумывал плюнуть не только на учителя и университет, но и на «неблагодарную страну» и уехать в США, благо предложения были. Но все же Родина есть Родина – и поэтому наш герой нашел, как сейчас модно говорить, инвесторов и открыл Институт инфекционных болезней, став во главе одного из первых научных институтов страны (кстати, двух своих благотворителей, вложивших деньги в институт и быстро вернувших средства за счет производства сыворотки от столбняка, Китасато бесплатно лечил до конца их дней).
Через два года после возвращения в Японию, по просьбе правительства главного инфекциониста страны (Китасато, то бишь – кто теперь вспомнит Огату) направили в Гонконг. Там разразилась эпидемия чумы. И именно там два человека независимо друг от друга открыли возбудителя чумы – еще один номинант на «нобелевку» Александр Йерсен (кстати, тоже связанный с дифтерией – он открыл дифтерийный токсин вместе с Эмилем Ру) и наш герой.
Позже в литературе развернутся настоящие баталии на тему – открыл ли Китасато возбудителя или нет (в открытии Йерсена никто не сомневается). Однако сейчас принято считать, что Китасато все же выделил именно Yersinia pestis, возбудителя чумы, который носит имя французского сооткрывателя, а то, что его первые сообщения были очень неопределенны и что Китасато сначала не смог определить, грамположительные или грамотрицательные эти бактерии, объясняется тем, что его культура была загрязнена пневмококками.
Что же, можно сказать, что на этом научная история Китасато заканчивается, но на смену исследователю, который и к своей 42-й годовщине совершил немало открытий, пришел выдающийся организатор медицины. И часто фокусировался именно на чуме. Так, в 1911 году мы застаем его борющимся с эпидемией чумы в Манчжурии, в том же году он возглавляет японскую делегацию на международной противочумной конференции в Мукдене… В 1913 году он, сын сельского старосты, получает за научные и медицинские заслуги титул дансяку (некий аналог баронства)… И тут же снова включается в конфликт – годом позже его институт инфекционных болезней включают в состав Токийского императорского университета, альма-матер Китасато, «назначившей» его предателем – Китасато выходит в отставку в знак протеста и тут же организует маленькое скромное заведение: Институт Китасато…
Он дожил до 78 лет, скончавшись от инсульта. До конца дней он что-то делал: создавал фирмы по производству термометров (существует и поныне), создал и возглавил Медицинскую ассоциацию Японии…
А напоследок — еще один примечательный факт: в 2015 году Нобелевскую премию по физиологии или медицине получил Сатоси Омура, сумевший выделить из почвы бактерии-производители препаратов против гельминов, вызывающих страшные заболевания в Азии и Африке — речную лихорадку, слоновую болезнь… К тому времени Омура полвека проработал в Институте Китасато: главном наследии первооткрывателя бактерии чумы.
Проект реализуется в рамках инициативы «Работа с опытом» Десятилетия науки и технологий.