Журналист Елена Яковлева: Острота переживаний за наших военкоров объединяет нас
Евгений Поддубный жив - это счастье. Он тяжело ранен, но стабилен - это вселяет надежду. Его лечат лучшие врачи института Склифософского, значит он в надежных профессиональных руках.
Огромное количество людей надеется на его выздоровление и молится о нем.
И, конечно, спасибо менее известным, чем он, его коллегам за то, что из их телерепортажей многое можно "прочитать" самому - и по виду его задетого огнем лица, и по его голосу, чуть тянущему звуки, видимо, из-за тех самых "травм лицевого скелета", о которых говорит его врач.
Я не могу присоединиться к воплям в соцсетях о том, что все сообщившие о возможной гибели Евгения Поддубного - хайпожоры, им лишь бы клики. А если это острота переживания за него и сочувствие? А если новость не отпускает тебя, и твоя жизнь на три часа - пока о нем говорят то печально, то с надеждой - превращается в молитву? Хватит все-таки подозревать по-другому думающих и чувствующих соотечественников только в негативном образе мыслей и действий. Не надо "играть на понижение" чувств и мыслей своего же народа. При всей блогерской любви к скорому суду и уверенности в том, что только ты все делаешь правильно.
Человеку важно не только знать и получать, не менее важно "переживать". Переживание и вызванное им действие гораздо больше, чем приобретения, делают нас людьми. С Евгением нас сейчас связывает огромное и острое "переживание" за него. Мягкосердечных женщин - слезы. Журналистов - профессиональная солидарность.
Но я думаю, что нежурналисткая солидарность с ним и благодарность ему тысяч и тысяч людей даже выше нашего корпоративного созвучия с ним.
Военкоры - особые люди. Они наши сталкеры. Проводники в ту реальность, где сейчас все-равно происходит самое главное, как бы кто не любил прятать голову в песок привычных обывательских, комфортных интересов. Они тот провод, по которому неминуемо идет ток, тревожащий совесть. И заставляющий воспринимать все по гамбургскому счету.
Мы всех своих известных военкоров знаем ведь и по манере, и по привычкам, и по характеру, и по биографии, и по чему-то еще, о чем даже не говорим, но что "прочитываем" в них. Но Поддубный все равно из них первый - из-за своей великолепной внутренней сдержанности, нейтральности, ровности, не бесчувственности, но спокойствию. И отменного, даже по сравнению с другими военкорами, бесстрашия, смелости. Никто вчера не успел доехать до курских боев, а он доехал. Мужчина. Невыговоренная наша гордость.
Помню, как год назад в командировке в сегодня разрушенном Грайвороне хозяйка одного дома радостно говорила мне: "А Поддубный - наш, белгородский".
Поэтому когда что-то случается с известным военкором, это случается со всеми нами.
Мне показалось, что вспыхнувшая в каких-то комментариях ревность, что известного журналиста, мол, показательно лечат, а сколько неизвестных людей остается в опасности и "незаботе", не совсем честна. Известность, в общем, не главная вещь, ни для самого героя, ни для тех, кому он известен. Главная вещь - мужество и благородство. И неизвестные быстро ретируются, забывая о товарищах. И известные могут думать в первую очередь о других и спасать их. Особенно такие, как Поддубный.