"Морды надо арбузом разбивать".

Фамилия "Зощенко" – украинского корня, произошла от слова "зодчий". Кажется, еще прадед писателя прозывался "Зодченко" и этим ремеслом и занимался. Но с переездом "Зодченок" в Россию их фамилия русифицировалась. В итоге 9 (по другим данным 10) августа 1894 года в Санкт-Петербурге у художника Михаила Ивановича, уже Зощенко, и дворянки, актрисы Елены Осиповны, урожденной Суриной, родился Михаил Михайлович, тоже Зощенко. Михаил Иванович продолжил дело своих предков. Во время строительства петербургского музея Суворова на фасаде здания именно он сотворил мозаичное панно. Нижнюю ветку зеленой елочки в нижнем углу панорамы выложил пятилетний Михаил Михайлович. Он самокритично признавался, что веточка вышла кривой, но папа похвалил рисовальщика. К сожалению, в жизни его не так часто хвалили – иначе не была бы написана книга "Перед восходом солнца", большая энциклопедия неврозов, испытанных писателем на себе. Биография Михаила Зощенко-литератора была типична для юноши из дореволюционной хорошей семьи: детская начитанность, ранний интерес к собственному творчеству, гимназия, один курс юридического факультета Императорского Санкт-Петербургского университета (правда, отчисление за неуплату – деталь не самая характерная, получается, денег Зощенкам не хватало; впрочем, есть версия, что на самом деле выгнали за ершистость и споры с преподавателями), работа контролёром на Кавказской железной дороге, участие в Первой Мировой войне. На фронт Михаил отправился добровольцем. Возможно, благородный порыв стал его первой огромной ошибкой… Прапорщик Михаил Зощенко. Фото: Википедия. За время участия в боевых действиях доброволец Зощенко получил пять орденов (вопрос их количества дискуссионный – орден Святого Владимира 4-й степени вкупе с чином капитана офицер, начавший боевой путь с рядового, по факту не заимел, грянула революция, награждение осталось лишь в приказе и памяти писателя), к которым относился не слишком почтительно – орден Святой Анны 4-й степени, прозванный "клюквой", по легенде, вделал в крышку портсигара; легкое ранение в ногу; тяжелое отравление газами в боях под Сморгонью ; и непреходящие мучительные воспоминания. Отравление газами спровоцировало у него порок сердца. А то, что Зощенко увидел и пережил, спровоцировало глубочайшее разочарование в мире и в человеке на всю оставшуюся жизнь. Впрочем, в Великую отечественную войну Зощенко тоже рвался на фронт, но состояние здоровья, безнадежно испорченное на "империалистической", помешало. Зощенко был отправлен в эвакуацию в Алма-Ату, помогал фронту пером – писал фельетоны и военные рассказы, а "другой рукой" составлял главный труд своей жизни – уже упомянутую автопсихологическую повесть "Перед восходом солнца", в которой нет ни единого забавного слова или эпизода. Только три главы этой исповеди вышли в 1943 году в журнале "Октябрь". Затем публикацию запретили. Но и этот обнародованный фрагмент внес свою лепту в список "претензий" к автору, до громкого предъявления которого оставалось на тот момент три года. В итоге "Перед восходом солнца" впервые полностью увидела свет в 1973 году в США и в 1987 году в СССР. Путь Зощенко после революции тоже типичен для "бывшего". За несколько лет он сменил ряд таких "почтенных" профессий, как почтовый комендант, агент уголовного розыска, делопроизводитель Петроградского военного порта, секретарь суда и, венец карьеры, – инструктор по кролиководству и куроводству в Смоленской губернии. Но все эти годы Михаил посещал литературную студию при издательстве "Всемирная литература", которой руководил Корней Чуковский , а также благодаря этой "площадке" сблизился с литературной группой "Серапионовы братья", которые выступали за отказ искусства от политики, но вместе с тем – и за достоверность изображаемого мира. "Серапионы" были своего рода "новыми реалистами" начала ХХ века. Зощенко отлично уложился в модель "нового реализма" – побывав на войне и повращавшись в гуще народной в мирное время, он имел огромный багаж впечатлений и представлений о современном обществе, которые и применил в своей прозе. К слову, Зощенко в литературе пользовался не только "паспортным" именем. Среди его псевдонимов были Назар Синебрюхов, Семён Курочкин, Мих. Кудрейкин, Мих. Кудрявцев, Мих. Гаврилов, Гаврилыч, Гаврила, Михал Михалыч, М. М. Прищемихин, а то и просто инициалы М. З., З. или М. Группа "Серапионовы братья", Зощенко в центре. Фото: Википедия. Оттуда, из кондового советского быта, вышли знаменитые "коммунальные" рассказы Михаила Зощенко, ярчайшим образцом которых являются, во-первых, "Аристократка" с героиней, жрущей пирожные за счет незадачливого кавалера, во-вторых, "Стакан" . Из него взята цитата, ставшая заголовком настоящей статьи. Нетрудно заметить, что в историях Зрщенко нет ни одного положительного героя. Хотя бы – приличного. Его персонажи ведут себя, разговаривают и воспринимают жизнь одинаково убого. А ведь то время, на минуточку, считалось зарей построения новой жизни и создания среды, в которой абсолютно все станут положительно прекрасными людьми и убежденными строителями социализма!.. Зощенко не провозглашал никаких лозунгов. Его герои одним фактом своего существования утверждали: до полной "перековки" человеческой натуры еще ох как далеко… "Я пишу о мещанстве. Да, у нас нет мещанства как класса, но я по большей части делаю собирательный тип. В каждом из нас имеются те или иные черты и мещанина, и собственника, и стяжателя. Я соединяю эти характерные, часто затушеванные черты в одном герое, и тогда этот герой становится нам знакомым и где-то виденным", — пояснял Зощенко относительно своей магистральной темы. С высоты наших дней думается, что автор немного лукавил, отводя от себя возможные неприятности политического толка. Под словом "мещанство" он скрывал того самого "грядущего хама", появления которого так страшился Дмитрий Мережковский . Религиозный мистик Мережковский описывал грядущего хама как порождение нечистого. Михаил Зощенко – как обыкновенного соседа по коммуналке, в которые превратились почти все российские квартиры аристократов и интеллигентов, или как пассажира трамвая. Показывал, каков он. Иллюстрация к рассказу М. Зощенко "Аристократка". Фото из открытых источников. Наивно было бы думать, что этот подтекст не считают "где надо". Считали, но не сразу. Все 1920-30-е годы малая проза Зощенко издавалась огромными тиражами. На волне своей популярности Зощенко в 1940 году опубликовал даже цикл для детей "Рассказы о Ленине" – вроде бы идеологически выверенный, но который, однако, можно прочесть и амбивалентно. После Великой Отечественной войны Зощенко сперва в числе других писателей наградили медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.", а потом, очень быстро, признали автором, ничего не сделавшим борьбы советского народа против немецких захватчиков. Писателю поставили в вину то, что он провел военные годы в глубоком тылу – хотя в эвакуацию он отправился не сам, она всегда бывала организована "сверху", и списки вывозимых граждан тоже составлялись власть имущими. Получается, Зощенко сначала облагодетельствовали, потом за это же наказали. Это было первой ласточкой того мощнейшего гонения, которое вскоре обрушится на Зощенко и на Анну Ахматову. Родина и ее власти показали юмористу, как именно "морды надо арбузом разбивать", то есть – как это умели в Советском Союзе. 14 августа 1946 года вышло Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) о журналах "Звезда" и "Ленинград". Оба периодических издания подверглись разгромной критике с формулировкой "за предоставление литературной трибуны писателю Зощенко, произведения которого чужды советской литературе". Дальше было хлеще: "Редакции "Звезды" известно, что Зощенко давно специализировался на писании пустых, бессодержательных и пошлых вещей, на проповеди гнилой безыдейности, пошлости и аполитичности, рассчитанных на то, чтобы дезориентировать нашу молодёжь и отравить её сознание. Последний из опубликованных рассказов Зощенко "Приключения обезьяны" ("Звезда", № 5—6 за 1946 г.) представляет пошлый пасквиль на советский быт и на советских людей. Зощенко изображает советские порядки и советских людей в уродливо карикатурной форме, клеветнически представляя советских людей примитивными, малокультурными, глупыми, с обывательскими вкусами и нравами. Злостно хулиганское изображение Зощенко нашей действительности сопровождается антисоветскими выпадами". Очень похоже, что к злосчастной "обезьяне" присовокупили всех аристократок, коммунальных мегер и вульгарных обывателей из довоенного наследия Зощенко – да еще, вероятно, и маленького Володю Ульянова, который то графин разбивал, то своего брата Митю пугал песенкой о сереньком козлике, сожранном серыми волками… А вот повесть "Перед восходом солнца" фигурировала в этом контексте как одна из статей обвинения: "омерзительная вещь…, оценка которой, как и оценка всего литературного "творчества" Зощенко, была дана на страницах журнала "Большевик". Журнал "Ленинград" от этого удара так и не смог оправиться – закрылся. Журнал "Звезда" существует по сей день, но кампанию против этих двух изданий невозможно вычеркнуть из истории русской литературы нового времени. Вслед за тем на Зощенко и Ахматову обрушился лично секретарь ЦК ВКП(б) А. Жданов, считавшийся на тот момент главным идеологом Советского государства. Его доклад изобиловал личными оскорблениями в адрес Михаила Михайловича и Анны Андреевны (последнюю Жданов назвал "взбесившейся барынькой, мечущейся между альковом и молельней" ). Что общего между Зощенко и Ахматовой, почему именно они стали мишенями, главный идеолог СССР объяснить не подумал. Вместо Жданова это сделал Константин Симонов, письменно высказавший предположение: "…выбор прицела для удара по Ахматовой и Зощенко был связан не столько с ними самими, сколько с тем головокружительным, отчасти демонстративным триумфом, в обстановке которого протекали выступления Ахматовой в Москве, ⟨…⟩ и с тем подчёркнуто авторитетным положением, которое занял Зощенко после возвращения в Ленинград". Предположение похоже на правду. Оно показывает, что рядовые читатели как раз любили и маленькие рассказы Зощенко, и лирические стихи Ахматовой. А дозволялось любить не их, а хотя бы того же Симонова. Музей-квартира Зощенко. Фото: ipetersburg.ru За выходом этих двух убийственных документов последовало исключение Зощенко из Союза писателей, и, как оказалось, из литературных кругов. Опасаясь за себя, все знакомцы из творческой сферы отвернулись от опального Михаила Михайловича. Сегодня в доме на Малой Конюшенной улице, где жил писатель в поздние годы, находится Музей-квартира Зощенко. К нему можно подойти, в том числе, по узенькому мостику через канал Грибоедова. Есть предание, что однажды Михаил Михайлович столкнулся на этом мостике с одним из своих добрых приятелей. Не поворачивая головы и не замедляя шага, тот сказал: "Прости, Миша, у меня семья", — и прошел мимо. Вместе с "вакуумом" для Зощенко наступила нищета. Лишенный литературной работы, он не мог найти средств к существованию. Говорили, что даже на переводах, выполненных им, не указывали его имени. Но переводы, к счастью, изредка поступали, на это осмелился Госиздат Карело-Финской ССР, иногда снабжавший Зощенко текстами и плативший за их переложение на русский язык. Между прочим, в составе литературного шлака, выпущенного карело-финским издательством, было два шедевра: повести финского писателя Майю Лассилы "За спичками" и "Воскресший из мёртвых". Только по кончине вождя народов был поднят вопрос о восстановлении Зощенко в Союзе писателей. Тот же Константин Симонов отличился, предложив блистательный образец подхода "и вашим, и нашим". Он возразил формулировке "восстановление", так как восстановить — значит признать свою неправоту. Зощенко нужно принять в СП заново, лишь по тем произведениям, что он написал после 1946 года, то есть по переводам, как переводчика, а не самостоятельного автора. А все ранее созданное оставить в статусе литературного хлама, запрещённого партией. Но казуистика принесла благие плоды. В июне 1953 года Зощенко заново вступил в Союз писателей СССР, и с ним хотя бы стали здороваться. Да и другие возможности ему открылись. Памятник Зощенко в Сестрорецке. Почти такой же стоит на его могиле. Фото: Витольд Муратов / Википедия В мае 1954 года группа английских студентов посетила СССР и встречалась с творческой интеллигенцией. Гости были наслышаны о том, что Зощенко и Ахматова казнены (они не так сильно ошибались, существует ведь понятие "социальной смерти"), и просили отвезти их на могилы литераторов. В ленинградском Доме писателя была созвана творческая встреча специально для того, чтобы предъявить зарубежной публике обоих "репрессированных" авторов. Зощенко и Ахматова общались с иностранной молодежью и оба услышали каверзный вопрос о том, как они сегодня относятся к постановлению 1946 года, соглашаются или нет с этой санкцией. Ахматова сухо ответила, что согласна с постановлением партии. И ни слова не промолвила о том, что вынуждена так сказать, ибо её сын Лев Гумилёв отбывает очередной срок. Зощенко разглагольствовал дольше. Он заявил, что с оскорблениями в свой адрес не может согласиться: он русский офицер, заслужил боевые награды, в литературе был честен, а рассказы его высмеивали мещанство, а не весь советский народ. Снова лукавил, но англичанам понравилось. Они аплодировали. Сограждане же, как и следовало ожидать, подвергли Зощенко новому витку травли, который станет последней в его жизни – да и самой жизни останется очень мало… За рубежом после этого визита писали, что преследования Зощенко прекратились, а в СССР, вопреки мифам, возможны публичные дискуссии. Но так казалось издалека. На деле же Михаил Михайлович вынужден был по новому кругу проходить различные "товарищеские суды" и оправдываться на писательских собраниях за то, что не признал постановление ЦК ВКП(б). На одном из таких собраний Зощенко говорил, что он смертельно устал и не имеет больше сил ни спорить, ни бороться, ни писать. Он это доказал делом: последние годы жил на даче в Сестрорецке, ничего не писал, только хлопотал о присуждении ему пенсии, что заняло три года. Только в июле 1958 года Михаил Михайлович был извещен о назначении ему персональной пенсии республиканского значения в размере 1 200 рублей ежемесячно. Но поскольку 22 июля 1958 года он умер от острой сердечной недостаточности, солидная сумма осталась в казне государства. Один из рассказов Зощенко, о похоронах, назывался "Последняя неприятность" . Это самое приключилось с опальным писателем. Впрочем, скорее, не с ним, а с его близкими, занимавшимися организацией погребения. О близких тоже надо сказать два слова. С 1920 года и до самой смерти Михаил Зощенко был женат на Вере Кербиц-Кербицкой (1894 – 1981), красавице польско-немецкого происхождения, дочери офицера. У них был единственный сын Валерий, а вот счастья не было. Жена воплощала в себе то "мещанство" в быту, над которым так издевался писатель, тратила его гонорары и равнодушно относилась к духовным метаниям своего талантливого мужа. В какой-то момент брака Зощенко перегородил квартиру пополам и стал жить как будто отдельно от супруги. Михаил Михайлович был, честно сказать, любителем прекрасного пола, о чем откровенно рассказывал в "Перед восходом солнца", но романы заводил в основном с замужними дамами – проблем меньше. Так, и не вместе, и не порознь, супруги прожили почти 40 лет, и не кому иному, как Вере Владимировне пришлось хоронить писателя. И столкнуться с тем, что погребение на "Литераторских мостках" Волковского кладбища запретили. Зощенко упокоился на городском кладбище Сестрорецка. Жутковатая деталь с погребения: кто-то заметил, что на лице Михаила Михайловича в гробу была улыбка. С течением лет жена, сын и внук Зощенко легли в его же могилу, и образовался семейный склеп. Вера Кербиц. Фото: Википедия. После смерти мужа Вера Владимировна мечтала создать в их сестрорецком доме литературный музей М. М. Зощенко и обещала после своей смерти передать дом-музей в ведение государства. Ходить по инстанциям ей помогал ленинградский журналист Борис Абрамович Цацко. Но после смерти Веры Владимировны дом пришёл в запустение, а в 1991 году вообще сгорел. Так что Литературно-мемориальный музей М. М. Зощенко в Санкт-Петербурге создавали совсем другие люди. Он возник 10 августа 1992 года (к дню рождения писателя) как филиал музея Ф. М. Достоевского. Самостоятельный статус получил годом позже. В 2007 году музей был официально переименован в ФГБУК "Государственный литературный музей „XX век“", входит в Ассоциацию литературных музеев России и ведет активную просветительскую деятельность, не только с фигурой Зощенко связанную. Наверное, писатель был бы этим доволен… Кадр из фильма по произведениям Зощенко "Не может быть". Лучшей памятью о Михаиле Зощенко будет – перечитать его книги или пересмотреть фильмы, поставленные по его произведениям. Все знают культовую комедию Леонида Гайдая "Не может быть!" по рассказу и пьесам "Преступление и наказание", "Забавное приключение", "Свадебное происшествие". Но Зощенко экранизировали чаще, чем мы думаем. Причем экранизации начались еще в "период застоя". Это, например, короткометражка "Пчёлы и люди" 1963 года, фильмы "Серенада" 1968 года, "На ясный огонь" 1975 года, "Безумный день инженера Баркасова" 1983 года, "Долой коммерцию на любовном фронте, или Услуги по взаимности" 1988 года, "Ёлка" 2014 года, "Про Лёлю и Миньку" 2020 года, "Последняя "Милая Болгария" 2021 года. И даже исповедальные тексты Зощенко нашли зрелищное отражение. В 1977 году вышел телеспектакль "По страницам "Голубой книги" по одноименному сборнику рассказов, составляющих трилогию вместе с "Возвращённой молодостью" и "Перед восходом солнца". Эта трилогия дает прекрасное понимание, отчего у автора уморяющих своей грубостью и приземленностью рассказов были всю жизнь грустные глаза.