Яков Миркин: Там, где настоящие мы - великая страна

Иван Бунин в возрасте 77 лет (1948 г.) написал из Парижа гневное письмо в советский журнал "Октябрь" с опровержением "нелепых вымыслов" Юрия Жукова, будущего гранда официальной журналистики, Героя Соцтруда. "Я не "маленький и сухонький", а выше среднего роста, худощавый, но широкий в кости и в плечах, держусь твердо и прямо". "Назвать мое лицо "рафинированным лицом эстета" может только круглый дурак; губами я никогда не жую, пенсне не ношу - только прикладываю к глазам, когда смотрю вдаль; голос имею не "скрипучий", а еще настолько звучный, что, когда читаю в зале перед тысячной публикой, слышно в самых дальних углах". "Злобу и жующие губы Жуков приписал мне, очевидно, только потому, что как же обойтись без этих классических пошлостей, раз изображаешь "маленького, сухонького" старикашку?" (25 марта 1948 г.).

Не дай Бог получить такое письмо - от умного, от превосходного, от в тысячу раз тебя превосходящего человека! Письмо это не было, конечно, опубликовано в "Октябре" и дошло до нас только как извлечение из личного архива Г.А. Санникова, тогдашнего зам. главного редактора. Какую же бестактность, какую нелюбовь нужно иметь, чтобы написать (Жуков): "Маленький, сухонький Бунин: рафинированное лицо эстета, под усталыми глазами дряблые мешки, седой, аккуратно расчесанный пробор, пенсне. Он старчески жует губами, утомленно потирает лоб. Он глядит пустыми глазами в зал" ("Октябрь", 1947, N 10).

Мы другие, чем нас изображают. Мы не властны над чужим пером и чужой кистью. Так глупо попасть под них! Вот письмо Льва Толстого от 24 ноября 1907 г.: "Соня вся поглощена копией моего и ее портрета, написанного Репиным. Портрет преуморительный: представлен нализавшийся и глупо улыбающийся старикашка, это я, перед ним бутылочка или стаканчик (это что-то похожее было на письменном столе), и рядом сидит жена или, скорее, дочь (это Соня) и грустно и неодобрительно смотрит на куликнувшего старичишку".

Не верьте чужим словам. Не верьте перевернутым изображениям. Человек сердечный, человек жертвенный, человек талантливый - красив всегда, чтобы с ним ни происходило и в каком бы возрасте он ни показался. Если это Он - то мужественен, если Она - женственна до предела, всегда и во всем.

Иван Бунин в Париже. 1948 год. На "маленького и сухонького старикашку" действительно похож не очень. Фото: ГМИРЛИ

Всем известный Александр Герцен описал в "Былом и думах" любовные страдания некоего Василия Боткина. Рассказ его можно было бы озаглавить "Похождения Васи". "Он был совершенно в первом разгаре острого периода любви; он у него был тем острее, что Базилю тогда было около сорока лет и волос начал падать с возвышенного чела ("Эпизод 1844 года" в "Былое и думы"). Арманс действительно была милое, живое дитя Парижа. Базиль был влюблен по уши. Влюбленный 40-летний философ, щуря глазки, стал сводить все спекулятивные вопросы на демоническую силу любви. Со стороны Гегеля (Гегелевой философии права) препятствий не было. Но был отец Петр Кононович - старый кулак, богач, который узнав, что его сын, и притом старший, хочет жениться на католичке, на нищей, на француженке, да еще с Кузнецкого Моста (модистке), решительно отказал в своем благословении, а, значит, и в наследстве.

Препятствие старика, как всегда, дело двинуло вперед. Нашли пьяненького отца Иоанна в селе Покровском, чтобы венчаться, однако вместо невесты в тарантасе прикатил Виссарион Григорьевич Белинский собственной персоной вместе с Базилем, который чуть до насморка не плакал, ибо начал рефлектировать и совершенно сконфузился, обдумывая неумолимый фатализм брака и его неразрушимость. А также весь ужас, с которым он идет на сретение своего счастья, и все отвращение, с которым он вступает в бракосочетание по любви.

К. Горбунов. Портрет ВасилияПетровича Боткина. 1838-1840 гг. Фото: ГМИРЛИ hermitagemuseum.org

Послав Арманс "диссертацию о браке", о неспособности простого счастья для пытливого духа, он получил немедленно ответ, в котором со всей энергией и свысока было сказано: "Вы чрезвычайно добры, но еще больше слабы! Прощайте же и будьте счастливы!".

Что не могло не раззадорить снова мужской дух. Дело кончилось все-таки венчанием и совместным отъездом в Париж. Белинский посадил молодых на пароход, идущий в Гавр. А в море они поспорили по поводу "Жака" Жорж Санд, ибо - как сказал Базиль - мнение о нем Арманс совершенно ложно, и она оскорбляет своим суждением глубочайшие стороны его духа и что его миросозерцание не имеет ничего общего с ее. Умирающая от морской болезни Арманс собрала последние силы и объявила, что мнения своего о Жаке она не переменит.

- Что же нас связывает после этого? - заметил сильно расходившийся Боткин.

- Ничего, - отвечала Арманс.

На этом после перепалки они расстались навсегда.

Да кто же герой этого анекдота? Кто останется в нашей насмешливой памяти, как Базиль? И его батюшка - кулак и богач?

Батюшка - это Петр Кононович Боткин, знаменитый чаеторговец, "отец чая" в России, отец 25 детей, из которых выжили 14, девять сыновей и пять дочерей, тех самых Боткиных, медиков, коллекционеров, художников и, наконец, жертв. Боткинские больницы в Москве и Петербурге - это по имени его сына, врача Сергея Боткина. Врач Евгений Сергеевич Боткин, погибший вместе с царской семьей в Екатеринбурге, - его сын и внук "кулака и богача".

Базиль - Василий Петрович Боткин, известнейший публицист. Вспоминали о нем и правда с легкостью - жуир, эстет, философ. Годами путешествовал по Европе. И он же написал знаменитые "Письма об Испании" (1847-1851). Первая, между прочим, в России подробная книга об Испании.

"Напрасно называют Испанию политической загадкой, что будто все здесь случается Бог знает как и почему, без причины и смыслу, и что один слепой случай владычествует здесь. Правда, все здесь живо и быстро; но все события совершаются логически, то есть все события непременно вытекают одно из другого. Вот уже 30 лет Испания находится в судорожных конвульсиях. Она хочет оторваться от своего прошедшего и хочет в то же время сохранить все свои старые, заветные предания; делает и переделывает на иностранный лад свои конституции - и хранит всю свою старую, ужасающую администрацию... Испания полна уныния; народ ее словно находится в том тяжком забытьи, какое испытывает человек, долго находясь на морозе".

Это об Испании или о России 1850-х? Или даже о России позже? Именно с таким наследством мы подошли к 1990-м.

"В Испании был один только произвол со всеми своими заблуждениями и личными страстями; никогда администрация не имела других законов, кроме собственного каприза и своих личных интересов. Три века правительственного безумства не прошли даром: тяжко они легли на благородной стране".

Это было напечатано в России книгой в 1857 году, когда только начал совершаться великий поворот Александра II.

Мы не такие, какими мы можем казаться. Мы часто не можем защитить себя. Мы легко можем превратиться в анекдот благодаря чужой памяти, чьему-то птичьему перу. Но каждый из нас - другой. Глубже, тяжелее, любимей. Лучше и моложе. С неповторимым опытом, неоценимыми размышлениями. Там, где настоящие мы - великая страна. И входить в нее чужому человеку - кто бы он ни был - должно с великой осторожностью и любовью. Не желай другому быть таким, каким не хочешь быть сам.