Хозяева тайги - медведи и мы: Как живут вдали от Большой земли современные ханты
Чтобы нахвататься экзотики для смакования воспоминаний долгими зимними вечерами, совсем не обязательно лететь за четыре моря и четыре солнца. Корреспондент "РГ" убедился, что до эпицентра природной красоты на границе Тюменской области и Югры, где живут хантыйские охотники, - считанные часы... но только по воздуху.
От Тюмени до Медянок Татарских в Тобольском районе 233 километра - само собой, машина берет их вразбег. Там, на окраине деревеньки на 300 человек, работает чистенький вертолетный аэровокзал: стойки регистрации, буфет, зона ожидания, досмотр - все как положено. Вокруг веселый, с хитрым прищуром народ: упакованные в рабочие комбинезоны вахтовики, в лучших выходных нарядах аборигены таежной глубинки, прилетавшие на Большую землю по делам. После нескольких стаканов обжигающего чая откашлявшийся громкоговоритель приглашает: "Нефедова и Ярсино, проходите на посадку". Еще полтора часа в брюхе желтой железной птицы (где слегка взбалтывает, но, к счастью, не смешивает) над высоченными изумрудными соснами, бегущими к самому горизонту, и мы на месте - в уватской тайге, опутанной рекой-змеей Демьянкой, окруженной бурыми болотами. Здесь, в 500-600 километрах от райцентра Уват, живут представители коренных малочисленных народов Севера (КМНС). На весь муниципалитет их 157, но 73 держатся в стойбищах. Чем сыты демьянские ханты и что думают о современниках в шумных городах? Вопросы хоть и без мудрствования, зато по делу.
Хозяин дядя Вова
Уже на подлете к Нефедова становится ясно: стойбище образцовое, как с картиночки. Из иллюминатора виден добротный семейный дом (у уватских, демьянских хантов именно такие постройки - не чумы), крепкие сараи, строго очерченный прямоугольник огорода, теплица из поликарбоната и даже поле с картошкой по пояс. Цветовая палитра небогатая, но веселящая спросонья глаза - оттенки зеленого (лес и жилая поляна), желтый (забор) и серебряный (волнующаяся река). Пока приземлялись, покачивая вертолетными боками, будто сдобная девица с коромыслом, глава семьи Григорьевых тут как тут, встречает у лесенки: "Здравствуйте". Делегации сюда приезжают нечасто - на этот раз в гости к охотнику доставили нефтяников, директора промыслового хозяйства, руководителя фонда КМНС Сибири и Дальнего Востока "Кедр", главу района с помощниками и журналистов. У всех путешественников свои задачи. Первые торопятся вручить подарки и рассказать о планах по развитию. Корреспонденты, ясно, любопытничают - когда еще в тайгу попадешь?! Остальные записывают просьбы. У встречающего накопились думы, вопросы и требы.
Вообще-то Владимир Петрович не истинный хант. Спросишь, кто он есть такой, в рассуждения не бросается, но Ольга Куракина из промыслового охотничьего хозяйства "Кедрового", по сути работодатель Григорьева, поясняет: чуваш, приравненный к коренным. Стойбище на мысу Демьянки основал его дед, потом тут жили-трудились отец с матерью, теперь за угодьями смотрит этот маленького роста человек. У Владимира и его жены Натальи (оба охотники-промысловики) семеро детей. Старшие давно в городах. Например, Елена - хирург в тюменской больнице, ее братья и сестры - в нефтянке. С родителями пока остается самая младшая дочь, но и она серьезно смотрит в сторону колледжа, значит, точно упорхнет.
- Ну, я вам не наливаю, не люблю это дело. Итак, зверя стало меньше. Видите, на столе у меня лося нет. А то мы бы вас не постеснялись - наварили гору лосятины. Поэтому сейчас голова болит, как бы трав побольше накосить для домашнего скота. А вы ешьте-ешьте, творог-то с малиной домашний. По соболю тоже тихо, вспышек прироста не наблюдается. Медведи за рекой и болотами сидят, ко мне не ходят. Наши-то, знаете, такие толстенькие, кругломордые винни-пухи, а не наши - тощие да длинные, из красноярских лесов шастают. Воды в этот год много было - ягоду всю потопило: смородину, чернику, голубику. Единственное, будет шишка. И если снег рано не ляжет, то и клюквой разживемся. Пчел я забросил, кстати, - как из пулемета, выдает хозяин и грозит пальцем по поводу фотоаппарата.
Фото: Ирина Никитина/РГ
Его дом такой же крепко скроенный да ладно сшитый, как он сам. Хорошие окна и двери. Современная мебель. Книги, образа в углу. Внутри - всяческая техника, от плиты до стиральной машинки. Григорьев пробурил скважину, поставил насос и теперь нагоняет воду прямо в кран. На крышах построек лежат солнечные панели - их энергии хватает на ежедневный быт. В огороде - помидоры с мужской кулак, вкусные травки, клубника. Недолгая беседа с Петровичем подтверждает: у такого деятельного, делового и стремительного охотника даже в глухомани по-другому быть не может.
Проблем в августе написалось не на хантыйскую грамоту, однако решать их надо спешно. Гости фиксируют в блокнотах: пропал интернет, вертолетных рейсов не хватает. Хотелось бы Григорьеву разжиться мощным лодочным мотором, чтобы за полдня добираться от стойбища до Увата, - работодатель и фондовцы обещали подумать. Крепкое рукопожатие - и вертушка снова в небе: через 20 минут ей садиться в другом месте.
Ярсины из Ярсино
В Ярсино, тоже на берегу Демьянки, живут четыре семьи. Ярсины и Усановы друг другу близкие и дальние родственники. Все - абсолютные заготовители, а хозяйство ведут по остаточному принципу, главное, чтоб собаки были сыты да ружья-снасти исправны.
Старейшине Анастасии Семеновне Ярсиной 91 год. Младшей в стойбище еще недавно считалась ее однофамилица Рая, но девушка вышла замуж за парня из Немского стойбища и теперь в отчем доме появляется нечасто. Опора и защита таежной деревеньки, где лабазов больше, чем жилых срубов, - Павел Иванович Ярсин, главный добытчик, отец Раисы. Хотя почему главный? Ольга Куракина с радостью открывает "тайну": в "Кедровом" числятся 40 охотников из 12 уватских стойбищ, половина из них - мужчины, но вторая-то половина - женщины, притом они ловчее, аккуратнее, серьезнее: легко перевыполняют план по соболю за сезон с ноября по февраль. Кстати, промысловому хозяйству площадью 3,5 миллиона гектаров (оно второе по масштабу в России, притом создано для защиты интересов КМНС) нынче вменено заготовить 100 медведей, 200 лосей и 2,4 тысячи соболей. Шкуры последних предприятие выставляет на международный аукцион, делает из них сувениры.
Гостей хантыйки встречают при полном параде: расшитые бисером яркие халаты (весят пару килограммов), цветастые платки, мягкая обувь - в такой бы красться за оленем. Руки грубые, мозолистые, загорелые - все от работы, охоты в лесу да рыбалки на реке. Но еще вчера хозяйки сподобились испечь белый хлеб в глинобитной печи нянь кер и теперь ловко орудуют на общей летней кухне под навесом, окуренной от комарья, нарезая ломти, раскладывая по эмалированным тазикам куски жареного щекура, разливая чай. Старшие молчаливы, кто-то вообще не говорит по-русски и отводит глаза, стесняясь. За столом одна лишь Раечка щебечет с сынишкой и изредка выдает тираду на сторону - девчонкой училась в школе-интернате в Демьянском, потому к публике привычная.
- Ой, Илюшенька-то глаза трет, спать понесу, - беспокоится молодая мама.
Вместе с восьмимесячным младшим сыном и мужем Михаилом она давеча прошла по воде 56 километров на моторной лодке до родного стойбища. Старшего, двухлетку, не взяли - слишком вертлявый, а тут глубина страшная.
Павел Иванович осторожно цедит слова. Видно, что на беседы с чужаками не настроен:
- Охотничаем. Ягоду берем, сдаем. Коров не держим - не выгодно.
Его зять Миша более щедрый на рассуждения. И он, давным-давно бросивший учебу ради промысла, единственный сумел объяснить эту странную, многим современным людям непонятную формулу бытия демьянских хантов.
- У каждого из нас своя мечта. Это совсем не про деньги… Куда они нам? Большая земля - суета и очереди. Там каждый начальник, каждый с короной. А мы тут у себя хозяева. Медведи и мы. Нам хорошо даже тогда, когда трудно, - разоткровенничался парень.
Проблемных вопросов гостям семьи из Ярсино не задавали. Думается, мысленно торопили время, чтобы остаться своим тесным понятным кругом. Без корон и начальников.
