Позор без срока давности. Иосиф Бродский и его процесс.

Я сижу у окна. За окном осина. Я любил немногих. Однако – сильно. И.А. Бродский И всё это несмотря на тот факт, что почти половину своей жизни Бродский провёл далеко от Родины, и отнюдь не по своей воле. Нет, как и многих деятелей культуры, его de facto вынудили уехать из родного города – Ленинграда, где у него остался его дом – знаменитый дом Мурузи с пресловутыми, увековеченными им в одноимённом автобиографическом эссе "полутора комнатами"; остались родители – Мария Моисеевна и Александр Иванович, которых он безмерно любил и по которым столь же безмерно, невыразимо тосковал на чужбине; осталась и любимая женщина – Марина Басманова, которой он посвятил цикл поистине гениальных, полных любви и нежности, тоски и горечи стихов, и рождённый ею его сын Андрей. Много чего оставил в России Бродский, чтобы на другом конце Земли, в Америке, начать новую жизнь, добиться всемирного признания и удостоиться самой почётной премии, присуждаемой деятелям науки и литературы – Нобелевской. Но всё это будет много позже. Можно даже сказать, в другой жизни, ведь, по сути, всю жизнь Бродского можно разделить на две почти равные части, а водоразделом выступает 1972 год – год эмиграции, в которой он и добьётся Нобелевки и мирового триумфа. Но до того ему, помимо прочего, предстояло пережить судебный процесс 1964 года, который иначе как позорным назвать не получается. Да, есть разные мнения насчёт того, как этот сам по себе абсурдный и неправосудный процесс и его итог – ссылка в архангельскую деревню Норенская – повлияли на Бродского, его творчество и вообще дальнейшую судьбу. Сам поэт, по крайней мере, называл этот период лучшим в своей жизни, на что, по-видимому, были свои основания и свои причины. Но, думается, вряд ли кто-то сегодня возьмётся спорить с тем, что сам по себе тот показательный судебный процесс, больше похожий на судилище, едва ли делает честь тогдашнему советскому правосудию и советской власти в целом. Бродский стал, пожалуй, самым известным человеком, осуждённым на основании Указа Президиума Верховного Совета РСФСР "Об усилении борьбы с лицами (бездельниками, тунеядцами, паразитами), уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни". В СССР, как известно, велась довольно жёсткая борьба с тунеядцами и прочими разного рода нетрудовыми и антиобщественными элементами. Например, в тогдашнем Уголовном кодексе существовала статья "Занятие бродяжничеством или попрошайничеством либо ведение иного паразитического образа жизни". Но здесь важно понимать, что, во-первых, Бродский, хоть и не имел постоянной работы, но тунеядцем всё-таки не был – известно, что он участвовал в геологических экспедициях подсобным рабочим. Работал он и в других местах, правда, недолго. А во-вторых и в главных – судили Бродского не за его мнимое тунеядство, а, собственно, за то, что он был Бродским – яркой, неординарной личностью, которая никак не вписывалась в узкие одежды советских канонов и стандартов – масштаб не тот. И те, кто устраивал этот судебный процесс, конечно же, понимали, что обвинения в тунеядстве попросту абсурдны. Судили же Бродского за его стихи, за то, что он имел наглость быть собой, Поэтом с большой буквы, равных которому было немного. К слову, известный писатель и друг Бродского Яков Гордин вспоминал, как судья Савельева, председательствовавшая на процессе, изумлялась огромного числу пришедших на него людей. На это Гордин ей ответил, что "не каждый день судят поэта". В этом контексте можно вспомнить и диалоги с Савельевой самого Бродского непосредственно во время процесса, когда явно мало смыслившая в литературе судья допытывалась у подсудимого, на каком основании он называет себя поэтом, кто причислил его к поэтам, а Бродский ответил ей на это гениальной фразой: "А кто причислил меня к роду человеческому?". Для Савельевой, как и все прочих подобных ей винтиков советской системы, Бродский, конечно, не был никаким поэтом, и тем более Поэтом. Нет, для них он был лишь чуждым им элементом, который своим "антиобщественным поведением" являл собой прямой и открытый вызов тем кондовым принципам и канонам, которые они ревниво отстаивали и защищали. В Бродском им претило, опять-таки, даже не его творчество, в котором, по сути, не было ничего крамольного и антисоветского, а он сам по себе как личность, его внутренняя свобода, его независимая манера поведения и т.п. Советская система была максимально стандартизированной и унифицированной, она инстинктивно стремилась подавить всё, что хоть как-то выходило из ряда вон. А Бродский не просто выделялся, не просто выходил из ряда вон – таких в те годы было немало. Хрущёвская оттепель привела к появлению целой плеяды творческих талантов, которые отличались не только дарованиями, но и самим своим обликом, поведением и т.п. Тогда, в 60-х, когорта подобных личностей подобралась изрядная, но даже на этом фоне Бродский стоял особняком. Он был не просто primus inter pares, а как бы стоял на ступень выше всех остальных. И не случайно судили именно его, а не кого-либо другого, хотя схожие обвинения можно было при желании предъявить кому угодно из этой плеяды. Здесь, кстати, в качестве ремарки стоит заметить, что казус Бродского отягчался ещё тем обстоятельством, что дело происходило в Ленинграде, где идеологические нравы были гораздо более суровыми и ортодоксальными, чем в Москве. Этот фактор тоже, думается, сыграл не последнюю роль. Судебное преследование Бродского, как известно, началось с фельетона "Окололитературный трутень", опубликованного 29 ноября 1963 года в газете "Вечерний Ленинград". Этот опус, который правильнее назвать подмётным пасквилем, публиковался неоднократно, его содержание в общих чертах хорошо известно, и ещё раз его пересказывать нет ни смысла, ни желания. Можно лишь отметить, что в нём нещадно критикуются стихи Бродского которые "представляют смесь из декадентщины, модернизма и самой обыкновенной тарабарщины". Сам же поэт, которого они именуют "убогим подражателем", по мнению авторов пасквиля, имел "ущербное мировоззрение" и подражал поэтам, "проповедовавшим пессимизм и неверие в человека". Ну и, естественно, в вину Бродскому ставят "паразитический образ жизни". Правда, те стихи, которые там приведены и подвергаются столь нещадной критике, в основном представляют собой компиляцию из разных стихотворений Бродского, некоторые вообще принадлежат не ему, а некоторые строчки авторы фельетона попросту придумали сами. Понятно, что этот текст возник не сам по себе, а был инспирирован ленинградским партийным начальством. Равно как и вердикт Ленинградского отделения Союза писателей РСФСР, члены которого не пожелали заступиться за своего молодого коллегу, а, напротив, постановили организовать общественный суд над Бродским, тем самым запятнав свои имена участием во всём этом позоре. 13 января 1964 года Бродский был арестован, и всего по его делу в Дзержинском районном суде Ленинграда прошло два заседания. После первого из них Бродского отправят на принудительную судебно-психиатрическую экспертизу, по результатам которой появится заключение: "В наличии психопатические черты характера, но трудоспособен. Поэтому могут быть применены меры административного порядка". На основании этого сомнительного как по содержанию, так и по методам получения заключения 13 марта 1964 года судья Екатерина Савельева вынесла свой приговор: "сослать Бродского в отдаленные местности сроком на пять лет с применением обязательного труда". Известно, что даже в высших эшелонах советской власти далеко не все были в восторге от этого процесса. Так, заведующий отделом административных органов ЦК КПСС Николай Романов обращался к Генеральному прокурору СССР Роману Руденко с указаниями на творящееся в Ленинграде беззаконие в отношении Бродского и настаивал на необходимости пересмотра его дела. Там, правда, судя по всему, имели место политические интриги – примерно в это же время Никита Хрущёв был снят со всех постов и отправлен на пенсию, и, возможно, стремление пересмотреть дело Бродского было лишь формой давления на ленинградское партийное руководство. Как бы там ни было, Бродского, помимо этого, также поддерживали собратья по перу – молодые ленинградские писатели, направившие своё заявление в Ленинградское отделение Союза писателей, где выражали своё несогласие с приговором. Заступались за Бродского и величины мирового масштаба – письмо в его защиту в Президиум Верховного Совета СССР написал великий французский писатель Жан Поль Сартр. В итоге уже в сентябре 1965 года Бродский был освобождён из своей северной ссылки. Очевидно, что Бродский был поэтом грандиозного таланта, и Нобелевскую премию получил абсолютно заслуженно. Правда, на Западе его воспринимали не только как великого поэта, но и как жертву советской репрессивной машины, и это тоже сыграло свою роль в присуждении премии. Сам же Бродский о том процессе вспоминать не любил и, более того, ему очень не нравилось, когда из него пытались делать жертву режима и на первый план выставляли именно это, а не его творчество. Между тем, случай Бродского – в каком-то смысле уникальный. Вспоминаются строки Пушкина из его стихотворения "Портрет": "Как беззаконная комета в кругу расчисленном светил". Иосиф Бродский и был той самой "беззаконной кометой". Ну в самом деле, человек бросает школу после восьмого класса, работает где придётся, никаких университетов не оканчивает, и при этом становится превосходно образованной личностью с высочайшим уровнем культуры, преподаёт в США русскую литературу и удостаивается Нобелевской премии по литературе. Случай, может быть, и не совсем исключительный, но что отнюдь не рядовой – это уж точно. В одном из своих интервью Бродский признавался, что всегда призывал себя жить "нотой выше". Так он и жил. Во всём, во всех своих проявлениях, словно следуя постулату своего любимого философа Хосе Ортеги-и-Гассета, который писал: "Жизнь – неизбежная необходимость осуществить именно тот проект бытия, который и есть каждый из нас". Иосиф Бродский всю жизнь старался осуществить предназначенный ему проект бытия, максимально точно следовать своему величию замысла. И в итоге это ему удалось. Бродский – это, как модно говорить, self-made man, человек, сделавший себя сам, своими успехами обязанный своему дарованию и трудолюбию. Хотя, безусловно, вклад родителей Бродского также был весьма велик. Да и вообще, многие люди из числа тех, с кем его сводила судьба, оказали на него то или иное влияние. Впрочем, так можно сказать почти про любого великого человека. Не бывает гениев, появившихся совсем уж ex nihil, из ничего. Бродский – пример человека, испытавшего на себе разные влияния, но при этом сознательно и самостоятельно выбравшего в жизни свой путь, свой дао, и воплотивший свой жизненный проект на все сто процентов. Поэтому он и есть тот, кем мы его знаем, и кем он обрёл бессмертие в нашей памяти. Одним словом – Поэт.