«Дроны превратили войну в мясорубку» Доброволец потерял ногу, но вернулся на СВО. Почему он снова взял в руки оружие?
Владислав Ефремов отправился добровольцем в зону специальной военной операции вскоре после ее начала. С тех пор бывший журналист, взявший позывной Гусар, успел попробовать себя в разных ролях и дослужился до командира взвода БПЛА в бригаде «Эспаньола». Его не остановило даже тяжелое ранение: в апреле прошлого года под Угледаром он потерял ногу. Восстановившись после госпиталя и получив протез, он снова вернулся на фронт. Заметки о двух годах военной службы доброволец обобщил в недавно опубликованной книге «ОстротА». «Лента.ру» поговорила с Владиславом о его мотивации отправиться добровольцем на фронт, о том, почему он решил вернуться туда после ранения, и о психологии воюющего человека.
«Лента.ру»: Как вы решили стать военным и отправиться на фронт?
Владислав Ефремов (Гусар): Военным в полном смысле этого слова я никогда не был (смеется). Профессиональные военные находятся под эгидой министерства, а я всегда воевал в добровольческих подразделениях. С правовой точки зрения я был нонкомбатантом — человеком, на которого не распространяются правила войны.
Но если говорить серьезно, то уже в марте 2022 года я понял, что дальше медлить нельзя. Хотя мысли о том, чтобы поехать ополченцем в Донбасс, посещали меня еще в 2014 году. Но тогда я все-таки был слишком юн и зелен — мне, наверное, не хватило смелости и решимости, чтобы отправиться на войну.
В общем, спустя три недели после того, как танки с литерой Z перешли российско-украинскую границу, я уже в составе интернациональной бригады «Пятнашка» находился в блиндаже под Авдеевкой
Но попасть туда было отдельным приключением...
Границу я пересек только со второго раза, потому что тогда ведь еще действовали коронавирусные ограничения... Мне пришлось предъявлять сделанный товарищами из Донецка трудовой договор, что я якобы еду в ДНР работать помощником юриста
Не было ощущения, что это некий знак? Шанс еще раз все обдумать и, может, передумать...
Понятное дело, что было страшно, неприятно и в целом херово.
На некоторое время я завис в Ростове-на-Дону и просыпался каждый день с мыслью: «Что ты здесь делаешь вообще? Ты же на войну едешь...» Всю сознательную жизнь я был человеком сугубо гражданским: хотя я родом из Оренбурга, меня в некотором смысле можно назвать петербургской недоинтеллигенцией.
И вдруг я рванул в самую страшную мясорубку со времен окончания Второй мировой войны в Европе...
Помните свои первые эмоции от попадания на фронт?
После того как мы пересекли границу, возникло своего рода ликование. Появилось ощущение, что ты прикоснулся к чему-то великому — к историческому процессу. По пути в Донецк мы обгоняли «Солнцепеки» с литерами Z, которые я до этого видел только в интернете, танки, постоянно попадались люди с автоматами.
Поначалу было ощущение торжества. Но это чувство достаточно быстро сменилось унынием от непосредственного нахождения на передовой
Наш участок фронта быстро стабилизировался, и мы столкнулись с довольно жесткой позиционной войной. С каждым месяцем я все больше разочаровывался. Успел получить первое ранение. Понял, что мое присутствие не имеет особого смысла для удержания рубежей под Авдеевкой, и перешел на службу в Главное управление Министерства внутренних дел (МВД) по Запорожской области. Потом еще успел немного повоенкорить, но в итоге снова подписал контракт.
Почему же вы все равно подписали контракт, несмотря на разочарование в военной службе?
Когда объявили мобилизацию, вновь возникло ощущение, что именно сейчас нужно действовать. Парни на фронте, а я занимаюсь какой-то абсолютно бесполезной херней. Тогда я снова рванул на фронт, на этот раз в роли оператора БПЛА.
Наводя «Грады» и «Гиацинты», обнаруживая противника, я осознал, что за несколько боевых вылетов приношу больше пользы для победы, чем за всю первую командировку. Это побудило меня развиваться дальше именно в качестве оператора БПЛА
Вы назвали себя человеком сугубо гражданским. Как происходила эта трансформация в военного профессионала?
Повторюсь, я не был профессиональным военным и не стал им. На самом деле я даже недолюбливаю военных. Меня скорее можно охарактеризовать как профессионального боевика (смеется). Я умею обращаться с большинством видов стрелкового оружия, работать со взрывчаткой...
Хотя основной мой профиль — это БПЛА, я вполне могу проявить себя в очень разных областях, даже несмотря на ампутацию
Будь то планирование операций и инженерное оборудование позиций или даже роль штурмовика-пехотинца — во всем этом я был бы весьма недурен.
Как это произошло? Все просто: ты общаешься с людьми. Когда начинаешь собирать информацию, то, если твой мозг достаточно хорош для быстрой обработки, анализа и создания чего-то нового, становишься специалистом.
Профессионализм — он в голове, в интеллекте. Профессионального бойца часто представляют этакой машиной смерти с пулеметом наперевес, но в современной войне все решает интеллект
Как вы получили ранение?
Да ничего особенного. Наступил на противопехотную мину, и меня эвакуировали (смеется). Это было под Угледаром.
С городских высоток по нам работали снайперы, с воздуха контролировал беспилотник и наводил миномет, поэтому мы приняли решение отступать и вышли на минное поле...
Но до сих пор я не считаю решение опрометчивым — не думаю, что иначе мы смогли бы выжить. Решение было мое, и я несу за него ответственность.
Жалеть мне не о чем. Пусть до конца дней мне теперь придется ходить на протезе, пусть у меня есть справка о второй группе инвалидности.
Я делал то, что должен был делать, и делал это хорошо. Я счастливый человек — просто потому, что большинство живет без какого-либо смысла, а у меня этот смысл был и остался. Я жил, воевал и умирал ради России. И продолжаю жить
А как происходило восстановление после ранения?
С физиологической точки зрения все прошло довольно быстро. В морально-психологическом плане — тоже. Я не пережил глубокой травмы, от которой требовалось бы долго восстанавливаться.
Хотя какое-то время я не мог смотреть на голубое небо — потому что в тот день, когда мне оторвало ногу, была солнечная погода...
После ранения я лежал на спине и смотрел в небо. Поэтому было неприятно, захлестывало воспоминаниями.
Но я не позволял себе падать духом и погружаться в это дерьмо. Большую поддержку оказала моя жена. Важно было ощущать помощь со стороны, но, кроме того, я сам держался на внутреннем стержне, на нежелании просто сдаться, опустить руки... Ноги... (смеется) Жизнь не остановилась. Вот и все, пожалуй.
На самом деле после серьезного ранения нет ничего, что нормальный, адекватный человек не мог бы преодолеть. Даже на одной ноге. Не так страшен черт, как его малюют!
И это не только мой опыт. Перед этим интервью я встречался с сослуживцем, который получил точно такое же ранение и теперь формально считается инвалидом. Но у него все хорошо — бодрячком. И он не какой-то сверхчеловек с железными нервами, а обычный парень с интеллектом выше среднего. Ничего особенного, кроме ясной головы и внутреннего стержня.
Почему? Потому что инвалидность или потеря себя — это в первую очередь про голову
Как часто говорят: «Делай что должен, и будь что будет». Я делал свое дело с 2022 года и продолжаю по сей день. Это не история о преодолении, успехе или героических усилиях. Все было как было. Я просто не позволял себе умереть, не давал затянуть себя в говно и трясину отчаяния. И поэтому выжил.
Почему, несмотря на утрату конечности, вы вернулись на фронт?
Утрату конечности я воспринял как вызов. Мне хотелось доказать, что даже на одной ноге я способен на то, что многим другим не под силу. В какой-то мере я хотел ********** (выделиться, показать себя). И когда я это сделал, то понял, что на самом деле ничего не потерял.
Тело — это просто тело, а я остался тем же человеком, каким был
Вы застали боевые действия и в самом начале специальной военной операции, и сейчас. Как изменился характер конфликта за эти годы?
Разница между тем, когда ты выходишь из блиндажа погреться на солнышке в мае 2022 года, и тем, когда лежишь, словно мышь, под ударами дронов вповалку с трупами своих товарищей, — просто безумная.
Это не Первая и не Вторая мировая война — это нечто абсолютно ужасное
Говорят, что FPV-дрон, то есть беспилотник, оснащенный камерами, управление которым осуществляется от первого лица, — это всего лишь современный ПТУР. Но это не так. Это ПТУР, который стоит 40 тысяч рублей, и именно поэтому он стал таким массовым.
БПЛА превратили войну из опасного приключения в настоящую мясорубку, перед которой мы бессильны
Возможно, когда-нибудь появятся настолько эффективные системы РЭБ, что ни один дрон не сможет подняться в воздух. Тогда мы вернемся к реалиям 2014 года, когда стреляли артиллерией и вступали в обычные стрелковые схватки с противником. Но я не думаю, что это произойдет в ближайшее время.
Хотя стоит отметить, что пик эффективности БПЛА уже позади. Да, они до сих пор вызывают большую часть потерь на передовой, но скоро и мы, и наш противник поймем, что тратим на них больше денег, чем они приносят ущерба. Но пока ситуация страшная
Насколько в психологическом плане оператору БПЛА проще, чем обычному пехотинцу?
Важно понять один момент: еще после Вьетнамской войны американцы проводили исследования и выяснили, что лишь около 20 процентов военнослужащих стреляли в сторону противника и еще меньше было тех, кто стрелял, видя его. Это ничтожная часть от численности участников боевых действий. Я вспоминаю, как дед моего друга, прошедший Великую Отечественную, рассказывал, что война для него была просто долгим пешим маршем, в ходе которого их периодически накрывали огнем. Это был конфликт с миллионными потерями, но в нем было очень мало экшена.
Любая война — это в основном переброски, логистика и житейские, бытовые моменты
Небольшому проценту солдат, которые участвуют в контактных боях, конечно, психологически тяжелее, чем операторам БПЛА, для которых это просто «летающие самолетики».
Запускать дрон гораздо проще, чем косить наступающих на тебя солдат из пулемета
Но я не думаю, что существует огромная психологическая разница. Все мы люди, все мы получаем специфический опыт. Есть различия между человеком, погруженным в среду боевых действий, и гражданским. Но вот среди солдат, выполнявших разные роли в ходе войны, различий гораздо меньше.
Мы в равных условиях — уже не люди, а игроки. Ты — цель, я — цель. Я оказался лучшим игроком, поэтому ты погиб. Это логично
Конечно, на поле боя больше эмоций, больше ликования, когда ты поражаешь противника, а не просто компьютерную модель. Ты понимаешь, что этот человек больше не оставит потомков, и в каком-то смысле ты изменяешь будущее человечества. Это вызывает ликование, победа приносит радость. Когда ты видишь цель, превращаешься в охотника.
Еще весной 2022 года вы начали публиковать свои первые литературные произведения. Насколько вам это помогло переживать то, что переживает человек на войне?
Я никогда не использовал писательство как способ терапии — это не тот случай. Просто я всегда хотел писать, с самого детства. У меня был внутренний порыв создавать что-то стоящее, а не использовать тексты для проработки своих психологических травм.
Литература для меня — не отдушина, а то, в чем я действительно хорош. Я занимался этим, чтобы проявить себя, а не для того, чтобы сохранить свою психику
Большие вооруженные конфликты часто порождали целый пласт военной литературы. Будет ли так же после специальной военной операции?
СВО уже породила целый пласт литературы, но, к сожалению, она не всегда качественная. Взгляните: мир боевых действий сам по себе привлекает внимание, он особенный. Когда человек в него погружается, он сталкивается со множеством нестандартных ситуаций. Однако большинство участников боевых действий пишут сборники анекдотов — в изначальном смысле этого слова, как коротких рассказов об интересных событиях. В таких произведениях часто нет глубины или внутренних переживаний.
Я старался создавать в первую очередь хорошую литературу, а не просто литературу о войне. Мне хотелось погружать читателя в сознание бойца, находящегося на передовой.
Если же ты просто пересказываешь события, которые с тобой произошли, без попытки осмыслить их или вовлечь читателя в этот опыт, то это превращается в анекдот, и не более того. Возможно, кто-то воспримет это как критику, но таков мой взгляд