Мудрый и взрослый не по годам. Эта мысль приходит в голову каждому, кто видит Владимира Сухинина. Ему всего 22 года, но почти половину своей жизни он прожил на войне. Отсюда его опытный взгляд и суровый мужской характер. Война слишком рано пришла в его мир. В мае 2014 года донецкий школьник увидел, как самолет с украинским флагом на борту сбрасывает бомбы на его родной город, а в марте 2022-го вместе с отцом ушел добровольцем на фронт. За его плечами — ад Мариуполя и мясорубка «Азовстали». Всюду, где он был, он спас немало жизней. После месяца в госпитале его комиссовали, и он продолжил учебу — поступил в магистратуру Санкт-Петербургского государственного университета. «Лента.ру» вместе с актером Дмитрием Дюжевым в рамках проекта «Герой по соседству» (совместно с «Роспатриот») отправилась в Петербург, чтобы встретиться с Владимиром Сухининым и узнать его невероятную историю.

«Я подумал — ух, как классно! А потом раздались взрывы»

Что такое война, Володя Сухинин узнал в 13 лет. Тот день он не может забыть до сих пор. На календаре было 26 мая 2014 года. До начала летних каникул оставалось всего несколько дней. В Донецке в тот день было жарко, будто и не весна на дворе, а самое настоящее лето. Володя шел домой, перекинув школьный пиджак через плечо. Донецкий аэропорт находился всего в нескольких километрах от квартала, где был его дом.

В этот день украинская авиация разбомбила Международный аэропорт «Донецк» имени Сергея Прокофьева, занятый ополченцами ДНР. В результате погибли 40 человек, 31 получил ранения.

Так в Донбассе началась война.

«Тогда начались первые обстрелы и прилеты в наш дом»

Война пришла в каждый донецкий дом. О том, как это было, Владимир рассказывает просто, словно о чем-то обычном, бытовом.

— Когда ты понял, что творится что-то не то?

— В 2014 году я заканчивал седьмой класс. Помню, как мы приходим в школу, и на уроке биологии учитель мне говорит: «Ти повинен говорити на своїй рідній мові». То есть «Ты должен говорить на своем родном языке». Я отвечаю, что мой родной язык — русский, а мне в ответ: «Ні, твоя рідна мова українська». А мы дома всю жизнь говорили по-русски, хотя у нас в семье все знают украинский язык и тоже свободно на нем говорят. Раньше никаких притеснений не было никогда. В школе было одинаковое количество часов как русского, так и украинского языка, были уроки русской и украинской литературы. Пришел домой и спрашиваю отца: «Папа, какой мой родной язык?» И он мне ответил:

— Я вижу сны и думаю на русском. Для меня это был первый звоночек, что что-то не так. А вскоре после этого начались первые обстрелы и прилеты в наш дом. Прямое попадание в девятый этаж, потом в третий. В пятидесяти метрах от нашего подъезда магазин разнесло. А в нашей квартире, тьфу-тьфу, только стекла выбило. Но мы продолжали там жить…

— Страшно было?

— Конечно, страшно. Но после первого раза уже не так страшно. Когда ты слышишь свист, сразу выдыхаешь с облегчением, свист — значит не твой снаряд.

С Володей Сухининым мы беседуем в небольшой, очень чистой и аккуратной студии на 22-м этаже новенького дома в Московском районе Санкт-Петербурга. Володя перфекционист, фанат порядка и аккуратности во всем: во время разговора заметил на полу нитку — тут же ее убрал.

Вот уже год он учится в Санкт-Петербургском государственном университете. Студию снимает, поэтому своих вещей в ней не так много. На столе — непременный для студента ноутбук, в углу у балконной двери — акустическая гитара на стойке. На полке — несколько книг, подборка весьма любопытная: Карл Маркс «Капитал», история группы Linkin Park, «Публичная дипломатия ведущих государств», «101 библейская история», «Зарубежный детектив»…

Володя рассказывает о себе, своей семье, о жизни до и после того дня, когда в Донбасс пришла война.

Потомственный дончанин

Владимир — потомственный дончанин. Семейными корнями он самым тесным образом связан с землей Донбасса. Его прадедушки — Сухинин и Курочкин — защищали Донбасс в 1941-м, освобождали в 1943-м, затем восстанавливали. Прадед по материнской линии Дегтярев Владимир Иванович был крупным донецким партработником, с 1963 по 1976 год занимал пост первого секретаря Донецкого обкома компартии Украины, в течении десяти лет был членом ЦК КПСС.

Володя родился в Донецке в семье врачей. Отец — хирург, мама — кардиолог. У всех в семье есть еще и музыкальное образование. Володя окончил музыкальное училище по классу ударных, что, очевидно, больше всего подходило его темпераменту. Из всех музыкальных стилей он предпочитает джаз.

До девятого класса хотел стать медиком, продолжив семейную традицию, но засомневался. Отец на это заметил: «Врач должен быть или хорошим, или его вообще не должно быть». В результате после одиннадцатого класса поступил на исторический факультет Донецкого национального университета на специальность «Международные отношения и внешняя политика». И параллельно — на заочный факультет государственной службы и управления Донецкой академии госслужбы по специальности «Региональное управление и местное самоуправление».

Однако жизнь так сложилась, что практической медициной в самом ее экстремальном виде Владимиру все же заняться пришлось, но уже на фронте, а экзамены за четвертый курс истфака он сдавал летом 2022 года под «Азовсталью».

Позывной Дипломат

Рано утром 24 февраля 2022 года Владимиру позвонил отец и попросил выйти на улицу «перекурить». От него он узнал о начале спецоперации и о том, что отец уходит добровольцем на фронт.

— Я ему сказал, что не отпущу его одного, — вспоминает то утро и тот разговор Владимир. — А он знает, что если я принял решение — я его уже не изменю. Он сам меня так воспитал. У нас состоялся тяжелый, но важный разговор. Я сказал, что мне страшно, и спросил, почему идти на фронт должны именно мы. А он ответил: «Если не мы, то кто?»

Собрали вещи и через три часа уже были в расположении воинской части. Там Максим, отец Володи, рассказал, что он опытный хирург и участвовал в боевых действиях в 2014-2015 годах. О чем сын тогда даже не знал. В результате Сухинина-старшего (позывной Сухой) назначили командиром эвакуационной медицинской бригады, а Сухинин-младший (позывной Дипломат) стал в ней санитарным инструктором. Выдали автоматы и отправили на мариупольское направление.

— Какая-то подготовка у вас была, прежде чем на фронт отправились?

— Совсем мизерная была подготовочка. Папа сам проводил обучение добровольцев. Показывал, как правильно накладывать жгут, делать давящую повязку, как раненого эвакуировать. Огневую подготовку отрабатывали по тройкам. Немножко успели. Но когда мы попали под первый артобстрел — это уже был настоящий опыт. Не знаю, как спаслись. Бог спас! Мина легла вот так, — Владимир спокойно показывает, как близко от него легла мина, и от этого становится страшно.

— А потом был первый штурм. В ночь с седьмого на восьмое марта мы штурмовали населенный пункт Мирный. Он был стратегически важен, потому что находился на высоте перед «Заводом Ильича». Папа тогда сказал, что лучшим подаркам нашим женщинам будет, если мы с этого штурма вернемся живыми.

«Все было на бешеных скоростях»

Во время боя Владимир должен был прикрывать своих штурмовиков, оказывать им огневую поддержку, а когда кто-то получал ранение — выдвинуться, перевязать, наложить жгут, забрать из-под огня, оттянуть на желтую зону, а там уже оказать первую помощь и эвакуировать дальше. Он вспоминает своего первого «трехсотого» с осколочным ранением стопы. Стопа сильно кровоточила. Осмотрел, наложил жгут, повязку, успокоил и отправил в хирургию. Звучит просто, но ведь все это происходило в бою, под обстрелом.

На том, что раненого нужно обязательно успокоить, Владимир настаивает особо:

— На моей памяти многие скончавшиеся после ранений умерли из-за паники. Они не давали себя оттянуть, не давали оказать первую помощь, кричали, брыкались…

— Как ты сам смог ко всему этому привыкнуть? Не впасть в панику, не растеряться... Вокруг кровь, раны, оторванные конечности, погибшие на твоих глазах товарищи!

— Да как-то не было времени на нее. Все на таких бешеных скоростях было. Только осознаешь, что перед тобой лежит человек и ему нужно помочь, а уже нужно идти дальше, там другой раненый. Первого перевязал, укол вколол, подбежал ко второму, а там уже третий стонет. И все это на бурных скоростях…

— Ни разу не сорвался?

— Один раз было. Очень тяжелый был бой. Уже в городе, когда мы подходили к «Азовстали», наши пацаны попали в засаду. Зашли в ангар, а украинские военные — зараза, они хорошо воюют! — захлопнули за ними двери и накидали внутрь гранат. И все!

За полгода боев сын и отец могли погибнуть не раз. Под Мариуполем попали в окружение. Заняли круговую оборону, отбились, вырвались. Владимир вспоминает, как работали по их позиции абсолютно беззвучные польские минометы. В другой раз во время обстрела отец успел схватить сына за шиворот и буквально как котенка забросить его в воронку.

— В воронке отец мне говорит: «Шапку надень». Я ему: «Папа, какая шапка!» А он смотрит на меня и улыбается: «У тебя есть что-то лучше?» У нас тогда не было ни броников, ни касок, а вокруг мины ложатся. Я шапку надел. Мы подождали, пока обстрел закончится, и пошли дальше работать.

Когда штурмовики узнали, что у их медиков нет ни касок, ни бронежилетов, достали им натовские комплекты, снятые с украинцев.

О своих медиках бойцы заботились всегда. Знали: если что — вытянут, окажут помощь, спасут… Туда, где могли быть мины и растяжки, бойцы медиков первыми не пускали. Сначала все тщательно проверяли, а потом говорили: «Товарищи медики, можете заходить, здесь чисто».

На фронте Владимир узнал, что зачислен на бюджет в СПбГУ, куда отправил документы. «Теперь ты точно должен остаться в живых», — сказала ему мама, сообщившая о поступлении в вуз. Для нее уход на фронт мужа и сына стал тяжелейшим испытанием. Пока они были на передовой, она старалась своего страха не показывать, а вот после их возвращения ее пришлось буквально возвращать к жизни.

Отец и сын полгода провели на передовой. Избежали ранений, но боевая работа не прошла для них даром. Оба почти одновременно оказались в госпитале. Отец — с компрессионным переломом поясничного отдела позвоночника: отбросило взрывной волной. У сына дважды открывалось желудочное кровотечение: один раз во время штурма, второй — уже после взятия Мариуполя и «Азовстали». Побледнел, посерел и был отправлен в реанимацию. А после госпиталя комиссован.

В конце лета 2022 года Владимир покинул Донбасс и уехал учиться в Санкт-Петербург. Начался новый, мирный этап его жизни.

Неугодный и опасный

Есть люди с особенно счастливым складом характера. Это люди действия. Им не свойственны рефлексия, самокопание, эгоцентризм. Они не переносят безделья и лени и в хорошем смысле живут сегодняшним днем. Прошлое — прошло, и его уже не изменить, а будущее зависит от дня сегодняшнего, от того, как ты его проживешь. Это бодрые оптимисты, готовые поддержать любую интересную затею. А если такой нет, сами становятся инициаторами, организаторами, а часто и исполнителями. Они подают пример, умеют вдохновить, убедить, организовать. Им все интересно, они умеют и любят работать, и у них многое получается.

В свои 22 года Владимир успел сделать немало. У него уже два высших образования. В магистратуре СПбГУ он выбрал одну из самых интересных и перспективных специализаций — «Искусственный интеллект и международная безопасность».

Но одной учебы Владимиру всегда было мало. В Донецке уже на первом курсе его выбрали председателем студенческого профсоюза его факультета, и он с увлечением окунулся в общественную работу: организовывал интеллектуальные, культурные, спортивные и околополитические мероприятия. Пиком общественной работы стало создание Республиканской студенческой лиги, объединившей шестнадцать вузов ДНР. До того как уйти на фронт, Володя Сухинин был председателем этой организации.

— Все ребята, кто у нас занимался общественной работой, пошли добровольцами на фронт, — рассказывает Владимир. — И я знаю, что многие погибли, как мой одноклассник, а затем и одногруппник по Донецкому универу, близкий друг Дудников Даниил Евгеньевич. Когда я был председателем профбюро, он руководил студенческим научным обществом.

— А из тех, кого ты хорошо знал, с кем дружил или учился, кто-то воюет на той стороне?

— Нет. Все знакомые из молодежки, кто уехал на Украину, сразу отправились дальше за границу — в Польшу, Канаду, Финляндию, в Германию. Многие ходят теперь там на украинские митинги.

Студенческая лига ДНР работала в шести направлениях: добровольчество, творчество, медиа, студенческие научные общества, ЗОЖ и семейные ценности. Лозунг Лиги — «Студентам от студентов» — определял суть работы.

Одним из дел Лиги стала запись четырехминутного видеообращения студентов ДНР к студентам России с предупреждением об опасности. Обращение имело огромный резонанс. За этот ролик Владимир Сухинин был включен в базу данных украинского сайта «Миротворец», куда вносят людей опасных и неугодных Украине.

Поступив в магистратуру СПбГУ, Володя вскоре понял, что для его деятельной натуры учебы снова недостаточно. А так как в Донецке он работал в сфере молодежной политики, решил заняться чем-то подобным и в Петербурге. Отправил резюме в 18 молодежных центров города, съездил на собеседования и в итоге поступил на работу в молодежно-подростковый центр «Московский».

— Питер — огромный город, у нас весь Донецк — как тут один Московский район. Столько возможностей! И у меня появилась потребность в самоутверждении, — рассказывает Владимир о своей работе. — Реализовал несколько проектов, которые стали лауреатами Всероссийских конкурсов. Опять же как молодого участника СВО постоянно приглашают на «встречи с героем», как они это называют, на уроки мужества… Такая вот пошла у меня бурная деятельность. А в 2024 году меня назначили начальником сектора по гражданскому воспитанию и патриотической деятельности молодежного центра.

Но и этого Владимиру показалось мало. В университете он работает специалистом по работе с молодежью Смольного кампуса. Организует и проводит мероприятия, помогает студентам реализовать интересные инициативы. Одним из уже реализованных в СПбГУ проектов стало открытие экспозиции, посвященной универсантам, принимавшим участие в СВО. Есть там и стенд, посвященный памяти Дани Дудникова. На параде «Бессмертного полка» Владимир, кроме портрета прадедушки, нес и фотографию друга Дани. Для Володи Сухинина война — это гораздо больше, чем только история.

«Дальше — жить»

В тот же день Володя участвует в видеоконференции по информационной безопасности. Доходчиво, с примерами из личного опыта, рассказывает участникам вебинара, как сегодня важна забота о личной информационной безопасности, как можно использовать в различных мошеннических схемах личные данные, полученные из интернета, и как от этого защититься. Говорит он и о массированной хакерской атаке на свои интернет-ресурсы после публикации видеоролика Студенческой лиги ДНР.

В его голосе чувствуется не только уверенность, но и страстное желание делиться знаниями и эмоциями. Его энергия бьет через край. Закончив конференцию, он спешит по другим делам. Мы отправляемся в центр «Московский» на праздник, посвященный Дню молодежи.

Вместе со всеми искренне веселился и Владимир. Он участвовал в нескольких номерах — пел, танцевал, читал рэп. А вокруг бушевали вспышки света, бил по сетчатке глаз стробоскоп, грохотали звуковые эффекты.

И никаких флешбэков, панических атак, никакого ПТСР у парня, который совсем недавно провел полгода на передовой под постоянными обстрелами, освобождал Мариуполь (за что на кителе, спрятанном в шкафу, прикреплена медаль), брал «Азовсталь».

В массовом сознании как-то закрепилось, что посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР) — непременное и обязательное последствие участия в боевых действиях. Но это не так. ПТСР — это не норма. ПТСР — это патология. Всякий нормальный человек имеет право на тревогу, переживания и воспоминания, связанные с пережитым травматическим опытом. Но это ни в коем случае не должно мешать дальнейшей жизни и нормальной социальной адаптации человека с крепкой и здоровой психикой.

Именно такой Владимир. Он ничего не забыл, он все помнит, помнит погибших товарищей, помнит, как мог погибнуть сам, но это не мешает ему жить дальше, делать много полезного и наслаждаться жизнью. И ни от какого посттравматического стрессового расстройства он не страдает.

Задаю Владимиру уже ставший обычным в нашем проекте вопрос:

— Как повлияла на тебя война?

— Самое главное — я осознал важность семьи. Проще говоря, очень сильно стал любить своих близких. И я стал верующим. Крещеным я был с детства, а тут стал чаще обращаться к богу, молитвы выучил. Я не очень понимаю церковь, для меня это больше историческая достопримечательность, но вера для меня важна. Отец мне подарил иконку, и всю войну она у меня лежала в левом кармане кителя. Теперь, когда я куда-то уезжаю, эта иконка у меня всегда с собой. Она мне уже родная.

— Расскажи о своих планах. Что у тебя дальше?

— Дальше — просто жить. Жить эту жизнь. Пока хочу продолжать развиваться в сфере государственного устройства, молодежной политики и информационной безопасности, которая требует отдельного внимания. А если глобально, то хочу заниматься внутриполитическим устройством в России. Очень тянет в Донецк, где нужно сделать много, чтобы наладить жизнь, нарушенную войной. Я принадлежу к тем людям, для которых выражение «где родился, там и пригодился» — не просто оборот речи. Я же не зря в Донецке родился.