Сын Героя Советского Союза военкора Сергея Борзенко рассказал о подвиге отца

Военный корреспондент Сергей Борзенко — единственный журналист, удостоенный звания Героя Советского Союза во время Великой Отечественной войны. Он был репортёром газеты 18-й армии и в составе десанта участвовал в боях за Керченский полуостров. Сергей Борзенко сумел передать важную корреспонденцию, а затем взял на себя командование группой бойцов, заменив павшего командира. RT побеседовал с его сыном, также военкором Алексеем Борзенко, который рассказал о принципах, которыми руководствовался в своей работе его отец, чему научился он сам за шесть военных конфликтов, в которых участвовал, а также поделился тем, что Евгений Поддубный, который недавно получил звание Героя России, помогал ему с подготовкой сюжета к 100-летию его отца.

«Теперь вас двое — мой отец и ты»

— Сергей Борзенко был единственным журналистом, кому было присвоено звание Героя Советского Союза на Великой Отечественной войне. А недавно мы узнали о присвоении Героя России нашему коллеге Евгению Поддубному.

— В жизни много очень интересных параллелей. Когда в 2009 году было столетие со дня рождения отца, то мне на ТВЦ, где я работал, поручили сделать о нём сюжет как самому осведомлённому человеку: я переиздавал его книги, работал с его архивами, оцифровывал его рукописи. Я написал этот материал, но по этическим соображениям не мог его сам озвучить. И я обратился к Евгению Поддубному, дежурному корреспонденту, на тот момент моему коллеге по редакции, с просьбой озвучить этот сюжет. Он ответил: «С удовольствием!»

Как только Евгений Поддубный пришёл к нам в редакцию, у нас сразу сложилось взаимопонимание. Когда ты видишь талантливого журналиста, который пашет изо всех сил, к нему всегда будет хорошее отношение. И вот мы сделали этот материал, Женя поинтересовался, всё ли хорошо. И когда услышал, что всё отлично, сказал: «Я очень рад, что озвучил такой материал, посвящённый твоему отцу».

И когда я услышал новости, что Евгению Поддубному дали звезду Героя, то сразу позвонил ему, поздравил и сказал: «Теперь вас двое — мой отец и ты. Герой Советского Союза и Герой России, два единственных журналиста». Так и должно было быть — по всем его делам.

«Корреспонденция в 50 строк спасла наш десант»

— За что был представлен к званию Героя Советского Союза Сергей Борзенко?

— Отец был журналистом, работал в газете «Краматорская правда». Он ушёл на фронт 22 июня 1941-го корреспондентом фронтовой газеты 18-й армии «Знамя Родины». Осенью 1943 года Москва сказала, что пора освобождать Крым.

И произошла такая история. Был основной десант, для высадки, и отвлекающий, так называемый десант смертников. Отец сам вызвался идти на это задание в составе отвлекающего десанта. Они знали, что не вернутся, поэтому заранее написали письма домой. Знали, что уходят в один конец.

Всё происходило под Керчью. Чуть левее Крымского моста находилось древнее греческое поселение. Они подошли к берегу ночью. Завязался тяжёлый бой.

Когда отец пошёл в тот десант, то у него были в гимнастёрке листы бумаги. Но при высадке они промокли. По мокрой бумаге карандаш не пишет. Поэтому когда они высадились, то убили двух немцев, влезли в землянку, где отец нашёл сухую бумагу в квитанционной немецкой книжке. Он вырвал из неё страницы и за 15 минут написал на обороте корреспонденцию в 50 строк, что наши войска ворвались в Крым. И подписал её: «Берег Крыма». У берега ждал мотобот и вестовой. Нужно было спешить, потому что потом вестовой уже мог не успеть уйти, могли взорвать мотобот, мог попасть снаряд. Отец успел отправить корреспонденцию в Тамань.

В это время основной десант не смог высадиться из-за шторма и вернулся. А Москва спрашивает: «Ну что, высадились в Крыму?» А что отвечать? Никакой связи с отвлекающим десантом не было. Единственное, что знали: была информация из той корреспонденции, отправленной с вестовым, что мы всё-таки высадились и зацепились. И тогда прибежали из газеты и сказали, что в Крыму всё-таки высадился десант смерти, был отдан приказ основной группе высаживаться к ним и расширять плацдарм.

Эта корреспонденция спасла наш десант. Потому что все думали, что они уже погибли. А отца представили к званию Героя Советского Союза. Он был первый и единственный журналист, который в годы войны получил это высокое звание.

— Как на фронте печатали газеты?

— У них была походная типография. Всё возили с собой. Когда я беру какие-то фронтовые записки отца, то все они написаны на кусках желтоватой редакционной бумаги. Когда он шёл на какую-то операцию, то брал с собой пять-десять листков, сворачивал в четыре раза, чтобы положить в карман гимнастёрки. И писал карандашом. Ручек ещё не было, а чернилами писать — всё расплывётся, особенно если дождь.

— В Музее истории Керченско-Эльтигенского десанта есть экспозиция, посвящённая вашему отцу. Вы бывали там?

— Меня пригласили в Керчь на ежегодную военно-историческую конференцию, посвящённую единству Крыма и России.

И я вспомнил, что у меня где-то была та самая квитанционная книжка для сдачи белья в стирку, из которой он вырвал листы для той самой исторической корреспонденции. Я стал искать. А у него за всю его жизнь сохранилось огромное количество блокнотов, архивных записей, дневников. Я долго искал, но всё-таки нашёл её. Тех вырванных страниц, которые он отправил, конечно, не сохранилось после того, как они были напечатаны. Но отец продолжил писать в этой книжке дальше. И она была вся исписана данными о десанте, о том, как они шли дальше. На конференции были очень рады этому дару. Для музея это оказался очень ценный экспонат.

«Он дошёл до Берлина»

— Какие ещё эпизоды были в военной истории Сергея Борзенко?

— У отца много наград, звезда Героя — не единственная. Отец первый написал рассказ о Малой Земле. Потом долго отказывался и не стал в итоге писать книгу «Малая Земля» для Брежнева.

Он был родом из Харькова. До войны работал в Краматорске. В мирное время писал об открытии Днепрогэса. А потом отступал вместе со своей армией и писал корреспонденцию о том, как мы были вынуждены взорвать Днепрогэс.

Он шёл с диверсионными группами на Кавказе, когда немцы стали рваться к бакинской нефти, на Чёрное море.

С 1944 года его из армейской газеты перевели военкором в газету «Правда». Он дошёл до Берлина, освобождал Прагу. Домой вернулся 30 мая 1945 года.

— После окончания войны Сергей Борзенко завершил деятельность военкора?

— Он потом 28 лет был корреспондентом газеты «Правда». И Великая Отечественная была не единственной войной, где он работал. Когда я раскладывал его награды, среди них есть корейская серебряная звезда за номером 018 — одна из первых наград Северной Кореи, которую ему вручал Ким Ир Сен.

В 1968 году, когда были события в Чехословакии, его отправили туда. А чехи его знали как освободителя Праги и писали на стенах: «Сергей Борзенко, ты освобождал Прагу, зачем ты пришёл к нам сейчас?»

Потом началась космическая эра. Отец работал с Гагариным и Королёвым в Звёздном Городке. Когда встал вопрос, что надо посылать в космос представителей мирных профессий, учёных и журналистов, Королёв обещал отцу, что Сергей Борзенко будет первым журналистом, который полетит в космос. Отец даже начал тренировки в Звёздном Городке.

«Лимит удачи военкора»

— Вы тоже стали военным корреспондентом. Это было желание отца?

— Отец умер, когда мне было 13 лет. Я шёл по жизни самостоятельно. Меня потянуло в журналистику: я писал рассказы, делал первые публикации и поступил на журфак МГУ. Окончил его с четырьмя языками: английский, французский, румынский и сербский.

Военным репортёром я стал неожиданно. Первый раз я поехал в Чечню — на тот провальный наш новогодний штурм в январе 1995-го. Потом были Югославия и ещё две Чечни.

Я ходил в будённовскую больницу к террористу Шамилю Басаеву с первой группой журналистов, которых он пустил. За это мне вручили награду — медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени. Потом были Ирак, ливано-израильская война 2006 года, Ливия. И последней моей военкоровской точкой стала Южная Осетия.

Потом умерла мать, был инфаркт, и я вдруг понял, что пора остановиться. Лимит удачи военкора израсходован.

На Украину я уже не ездил. Хотя по рассказам коллег знаю, что тяжелее и страшнее, чем война на Украине, за этот отрезок времени, что прошёл в моей военной журналистике, ничего не было.

— Как вы могли бы прокомментировать разницу в подходе, которая была во время работы отца и сейчас? Я имею в виду вопрос об оружии в руках журналиста.

— Да, сейчас, согласно конвенции, мы не можем брать в руки оружие. Ни в коем случае нельзя фотографироваться с оружием. Хотя в Чечне я всегда носил в кармане гранату. Оружие никто не даст, а гранату всегда можно попросить, и тебе дадут — на случай, если попадёшь в плен. Однажды эта граната в кармане спасла меня на грозненском рынке. Меня хотели захватить, чтобы получить за меня выкуп. Тогда платили $2—3 млн за журналистов. А я достал гранату, и они сказали: «Ладно, иди своей дорогой».

Во время Великой Отечественной войны была другая ситуация. Когда отец начинал войну, у него был офицерский наган. Потом, когда интенсивность боёв увеличилась, у него уже был ППШ, когда он шёл в десант. Они считались интендантами. Военкоры были причислены к армиям и фронтам, носили форму, им выдавали оружие, но военными в полном смысле они не были.

Но там всё было просто: был враг и были мы. А как воевать без оружия? И там не было вопросов, комбатант или не комбатант.

А потом появились конвенции, что журналистам нельзя брать оружие в руки, особенно если ты на территории другого государства и освещаешь войну другой страны. В этом случае близко к оружию нельзя подходить. Не дай бог, если кто-то сфотографирует, как ты прикоснулся к чьему-то автомату. А ещё хуже, когда позируют, обвесившись оружием. Это очень важный момент военной журналистики. Единственное, что позволено, — это каска, бронежилет и датчик на дроны.

«Я это видел»

— Как вы считаете, возможна ли объективность в военной журналистике?

— Я вам так скажу: российская журналистика — самая объективная в мире. Особенно если сравнивать с американцами. Приведу пример. Во время работы в Ираке так вышло, что первую часть командировки, пока не вошли американцы, я провёл в Багдаде. А вторую часть этой кампании я работал уже при американском штабе, который располагался в Катаре. Я видел, как работали западные корреспонденты, что они говорили, как они это делали. Представьте: он ведёт материал, не говоря, что он находится за 480 км от зоны боевых действий. Поставили нам на этой базе Аль-Сайлия Hummer с пулемётом — и на этом фоне выходили в прямой эфир.

Вообще, я считаю, что прямые эфиры на войне — это палка о двух концах. Во-первых, часто выходят, когда нечего сказать, а из редакции говорят, что хотят услышать от журналиста. Выходят в прямой эфир и, как попугаи, отрабатывают редакционный заказ.

Даже в Великую Отечественную войну журналисты делились на две категории: одни работали на фронте, а другие делали свои записи в госпиталях и на фронте почти не бывали. И когда они встречались после войны, то не всем протягивали руку. Так было и у нас в Чечне, когда часть журналистов переходили к боевикам и возвращались. Мы с ними водку из одного стакана не пили.

Надо стремиться к объективности, не нарушая военных законов. Например, захват заложников в будённовской больнице. Один из телеканалов выходит в прямой эфир с репортажем: «В эти минуты группа «Альфа» пошла на штурм, выдвинулся БТР...» Это нельзя было давать. У Басаева в подвале больницы, где он нас принимал, стоял телевизор. Он всё это смотрел в прямом эфире. И это имело печальные последствия.

Нельзя давать такую информацию, которая может увеличить потери наших солдат. Военная журналистика требует умных журналистов. Это такое направление журналистики, которое важно понимать стратегически.

У журналистов должен быть высокий моральный ценз. Если ты услышал что-то в чужих разговорах, нельзя гнаться за сенсацией и раздувать из мухи слона.

— Чем вы занимаетесь после того, как закончили работу военкором?

— Я вёл семинары на журфаке, читал лекции об экстремальной журналистике, как вести себя на войне. Сейчас много молодёжи приходит в военную журналистику. Им это нужно. Мы попали в боевые действия, и нас никто ничему не учил, мы на своих ошибках шли вперёд.

Пишу книги. Первая — военные рассказы — была о Чечне. В ней были описаны различные ситуации, в которые я попадал за десять лет, которые отработал на этом конфликте, три года из которых я прожил в Чечне.

Сейчас я заместитель главного редактора еженедельника «Литературная Россия». Продолжаю писать. Закончил книгу «Чёрное небо Багдада» — о том, как Саддам Хусейн вывез к Башару Асаду в Сирию ценности Багдадского музея, чтобы они не достались американцам. Они передавались на условиях, что останутся там, пока в Ираке не будет стабильного национального правительства. Там много было интересного в архивах, чего не было в общих залах. Цивилизации 6,5 тыс. лет.

Ко мне часто приезжают друзья-военкоры. Наш круг узкий. Мы все друг друга знаем. Сидим на даче, делаем шашлыки, рассказываем истории. Дружу с очень хорошими ребятами из «Вагнера», которые брали Бахмут, воевали в Африке.

В общем, держу руку на пульсе, слежу за тем, что происходит, иногда даю комментарии.