«Губят не болезни, а пороки» Врачи ездили в Кремль как на работу. От чего страдали лидеры страны и кто их спасал?
В начале октября скончался знаменитый российский кардиохирург, академик Ренат Акчурин. Ему было 78 лет. Наибольшую славу Акчурину принесла операция на сердце, которую он провел президенту Борису Ельцину. Она спасла Ельцину жизнь и помогла сохранить пост в один из самых драматичных моментов 90-х. Врачи вообще не раз спасали и продлевали жизнь лидерам государства — им были обязаны и Ленин, и Сталин, последний, впрочем, не любил докторов и в конце концов от них отказался. Брежнева, а за ним Андропова и Черненко врачи в прямом смысле вытаскивали с того света. Кто и как лечил лидеров страны — в материале «Ленты.ру».
Летом 1996 года Борис Ельцин успешно переизбрался на второй президентский срок, однако его здоровье оставляло желать лучшего. К своим 65 годам политик перенес уже пять инфарктов, и очередной мог стать последним. Поэтому 5 ноября того же года бригада хирургов во главе с профессором Ренатом Акчуриным сделала Ельцину удачную операцию аортокоронарного шунтирования.
Операция продолжалась шесть часов. Все это время, а также еще несколько часов, пока президент оставался в отключке под наркозом, Россией управлял другой пациент Акчурина, премьер Виктор Черномырдин — позже он признается, что его уговаривали захватить власть в стране, но он отказался обсуждать даже возможность переворота.
Тем временем сердце президента остановили, его работу исполнял аппарат искусственного кровообращения. После наложения шунтов существовал большой риск, что «мотор» не заведется. Однако опасения оказались напрасными. После операции Ельцин прожил еще десять с половиной лет.
«Порог боли для него не существовал, — отмечал доктор Акчурин. — Если было надо, он не обращал внимания на "мелочи" вроде тяжелых болей. Я никогда не слышал, чтобы он в присутствии семьи (да и в отсутствие) жаловался на боль».
В благодарность за хорошую работу бригада Акчурина получила шесть квартир. Впоследствии врач оперировал и брата Ельцина.
«Руки золотые, голова золотая, умнейший, талант — от Бога», — хвалил своего коллегу американец Майкл Дебейки, который разработал операции по аортокоронарному шунтированию и консультировал Акчурина в ходе работы с Ельциным.
«Худой и бледный как смерть»
Во время революции и Гражданской войны многие светила медицины эмигрировали из России. Те же, кто остался, получили шанс сделать карьеру, о которой прежде не могли и мечтать, — все это драматично описано Борисом Пастернаком в романе «Доктор Живаго». Так, большевик Николай Семашко, которого неоднократно арестовывали при царской власти, возглавил всю советскую медицину и долгие годы руководил Наркоматом здравоохранения РСФСР.
Хирург Владимир Розанов не мечтал о революции, но и не уехал. В 1905-м он шлифовал свои врачебные навыки в Маньчжурии, где сражались русские и японские войска. Еще при царе Розанов создал и возглавил хирургическое отделение в Солдатенковской больнице, построенной на средства мецената Козьмы Солдатенкова (ныне Боткинская больница). Отделение под руководством Розанова считалось лучшим в дореволюционной Москве.
Пришедшие к власти большевики быстро приметили опытного хирурга. В 1921 году Розанов в прямом смысле спас жизнь Иосифу Сталину, у которого запущенное воспаление аппендикса грозило перейти в перитонит. Будущий «отец народов» уже тогда не особо жаловал докторов и всерьез считал, что можно исцелиться с помощью вина. Однако, делая выбор, Сталин остановился все же на Розанове: лечившие Ленина немецкие врачи вызывали у него еще больше подозрений.
«Операция была очень тяжелой, — вспоминал эскулап. — Помимо удаления аппендицита пришлось сделать широкую резекцию слепой кишки, за исход ручаться было трудно».
К радости Ленина, который очень тревожился за здоровье своего близкого соратника и постоянно звонил в больницу, хирургическое вмешательство прошло успешно, и Сталин быстро поправился, хотя и выглядел поначалу «худым и бледным как смерть». Так Розанов заслужил уважение и доверие человека, который очень скоро стал самым главным в стране. Тот потом лестно отозвался о докторе в одном из писем. Розанов считается одним из возможных прототипов профессора Преображенского в «Собачьем сердце».
В 1922 году неотложная помощь потребовалась уже Ленину, из тела которого решили достать пули, выпущенные Фанни Каплан во время покушения на заводе Михельсона в 1918-м. На этот раз Розанов ассистировал прибывшему из Берлина профессору Морису Борхардту, одному из первых в мире нейрохирургов. Сталин бы иностранца к своему телу не подпустил.
Именно Розанов выступил категорически против удаления пули из левого плеча Ленина, засевшей очень глубоко, и предложил вытащить только ту, которая была в шее. В операционной присутствовал и Семашко. По свидетельству Розанова, все прошло вполне благополучно, а Ленин совершенно не волновался и только чуть-чуть морщился.
«Владимир Ильич всегда относился ко мне с полным доверием, — рассуждал врач. — Тем более что у него не могло быть мысли, что я нарушу это доверие».
Когда Ленин начал резко сдавать, Розанова попросили принять участие в постоянных дежурствах у его постели. Главу правительства СССР разбил паралич, он уже не говорил, общаясь жестами, и угасал на глазах. При этом Ленин не допускал к себе почти никого из других врачей и сильно раздражался, когда они приходили проведать пациента номер один.
В августе 1923 года у больного наметилось улучшение, он даже начал ходить без посторонней помощи, опираясь на палку.
«И вдруг смерть, всегда неожиданная, как ни жди ее, — писал Розанов. — Тяжелое, даже для врачей, вскрытие. Колоссальный склероз мозговых сосудов, и только склероз. Приходилось дивиться не тому, что мысль у него работала в таком измененном склерозом мозгу, а тому, что он так долго мог жить с таким мозгом».
«Набрался смелости и категорически запретил Сталину употреблять спиртные напитки»
История болезни Сталина весьма обширна: еще до революции он перенес тиф, заработал ревматизм, в 1923-м ему диагностировали неврастению. Последствия этих болячек подтачивали здоровье властелина и сказывались на его поведении, а возможно, и на принятии решений.
После ухода Ленина дела Сталина складывались вполне успешно: он побеждал своих соперников в борьбе за власть и занимался построением социализма в отдельно взятой стране. Не исключено, все это сподвигло его летом 1926 года уйти в загул вместе с Анастасом Микояном и Серго Орджоникидзе. Троица наслаждалась отдыхом на Кавказе, но завершилось все не очень приятно — Сталин отравился.
«В итоге при медицинском осмотре 16 июня врач Виктор Подгурский набрался смелости и категорически запретил Сталину употреблять спиртные напитки, — рассказывал «Ленте.ру» современный историк Владимир Невежин. — Отныне ему предписывалось только регулярно принимать мацестинские ванны».
Неожиданно, менее чем через год, 5 мая 1927-го Подгурского не стало.
Весьма популярна, но документально не подтверждена версия о том, что выдающийся психиатр Владимир Бехтерев, проводя осмотр Сталина по поводу его сухорукости в 1927 году, одновременно поставил ему диагноз «тяжелая паранойя», — и тоже сразу умер.
Другой именитый врач Дмитрий Плетнев десятью годами позже выявил у вождя бред величия и манию преследования. Совпадение или нет, но вскоре он оказался на Лубянке и проходил фигурантом на Третьем Московском процессе. В 1941-м медика расстреляли при наступлении вермахта на Орел, где он содержался в тюрьме. Впрочем, историк Невежин ставит под сомнение заключения советских врачей, заверяя, что с паранойей невозможно длительное время управлять государством.
В 1936 году врач Кремлевской больницы Лев Левин рекомендовал Сталину «ограничить курение» (в 1937-м доктора арестовали, судили и расстреляли). В 1944 году кремлевские врачи запретили Сталину во время очередной болезни употреблять пиво и вино.
«Лекарства отец выбирал себе сам, а единственным авторитетом в медицине был для него академик Владимир Виноградов, который раз-два в год смотрел его», — делилась в своих мемуарах дочь лидера СССР Светлана Аллилуева.
В начале 1953 года советских граждан потрясло известие о раскрытом заговоре террористической группы врачей, которые, как заявляла пресса, были агентами иностранных разведок и хотели ликвидировать руководителей СССР. О том, что под масками профессоров скрывались «подлые шпионы», поведала газета «Правда», главный печатный рупор КПСС. По стране прокатилась волна арестов медработников разного уровня — от терапевта районной поликлиники где-нибудь в Хабаровске до ведущих ученых и начальников сферы здравоохранения.
Вопреки стереотипу о том, что забирали только врачей еврейской национальности, под каток попадали представители самых разных народов. Репрессии не обошли даже личного врача Сталина — Виноградова.
Поговаривали, что во время очередной консультации академик рекомендовал своему подопечному ограничить нагрузку, учитывая его возраст и наличие гипертонии. Неизвестно, инициировал ли арест Виноградова сам Сталин, но едва ли органы отважились бы арестовать величину такого ранга без ведома первого лица.
Пожилого медика обвинили в умерщвлении члена Политбюро Андрея Жданова, шпионаже в пользу США и других тяжелых преступлениях. На допросах Виноградова пытали, выбивая признания. Его и сотни других невинно пострадавших врачей спасла кончина Сталина в марте 1953-го. Дело быстренько свернули, обвиняемых выпустили, а та же «Правда» написала, что все они находились в тюрьме незаконно. Выдвинутые против медиков обвинения были объявлены ложными, в МВД даже признали факт «применения недопустимых и строжайше запрещенных советскими законами приемов следствия».
Чудесным образом неприятностей избежал еще один лечащий врач вождя Александр Мясников, наблюдавший агонию своего пациента перед самым его уходом. Уже в совершенно другую эпоху кардиолог рассказал в мемуарах, что атеросклероз мозговых артерий в последние годы жизни Сталина мог быть причиной его жестокости и подозрительности, боязни врагов, крайнего упрямства и утраты адекватности в оценке людей и событий.
«Управлял государством, в сущности, больной человек, — признавал Мясников. — Он таил свою болезнь, избегал медицины, боялся ее разоблачений».
«Дряхлый разваливающийся старик»
В том же году в ординатуру на кафедру Мясникова в 1-м Медицинском институте поступил выпускник Киевского мединститута, уроженец Нижнего Новгорода Евгений Чазов, которому было суждено стать, пожалуй, самым известным доктором правящих бонз. Он подавал такие надежды, что после Мясникова именно его назначили новым директором Института терапии Академии медицинских наук СССР (преемственность сохранилась и дальше: Акчурин — ученик Чазова).
Тем временем в стране вновь разворачивалась борьба за власть: соперничали Леонид Брежнев и бывший председатель КГБ Александр Шелепин. Сообща они скинули Никиту Хрущева и теперь сошлись в очном поединке. Каждый стремился поставить своего человека на ключевой пост начальника 4-го Главного управления при Минздраве СССР, которое обслуживало главных людей государства и, что еще важнее, хранило их истории болезни.
Брежнев выбрал на это место Чазова — квалифицированного кардиолога, с головой погруженного в науку и не имевшего никакого веса в политике. Если верить доктору, назначение состоялось против его воли (сам он видел себя ученым), но ничего поделать было нельзя.
Тогда, в начале 1967 года, Брежнев произвел на Чазова серьезное впечатление — статный, подтянутый мужчина с военной выправкой, приятная улыбка, располагающая к откровенности манера вести беседу, юмор, плавная речь. Как политика и знатока политической борьбы своего нового пациента врач ставил выше всех остальных. По мнению Чазова, Брежнев знал человеческую натуру и человеческие слабости.
Чазов оставался на высокой должности в течение 20 лет, руководил лечением трех генеральных секретарей — еще Юрия Андропова и Константина Черненко, — а также многих лидеров других коммунистических стран. Он не просто следил за их лечением, а продлевал этим тяжело больным людям жизнь.
Чего только стоит событие, случившееся с Брежневым в заключительной части визита президента США Джеральда Форда во Владивосток в ноябре 1974 года. Достоянием общественности эту историю сделал переводчик Виктор Суходрев.
Он случайно увидел, как Чазов откачивал генсека, лежавшего на постели с закрытыми глазами.
По мнению доктора, «теряя способность аналитического мышления, быстроту реакции, Брежнев все чаще и чаще не выдерживал рабочих нагрузок, сложных ситуаций». Происходили срывы, которые скрывать было уже невозможно. Их пытались объяснять по-разному: нарушением мозгового кровообращения, сердечными приступами, нередко им придавали политический оттенок.
Брежнев откровенно чудачил: однажды после просмотра фильма «17 мгновений весны» генсек всерьез просил Андропова разыскать полковника Исаева, «работа которого в тылу немцев достойна высшей награды». Шеф КГБ пытался объяснить генсеку, что выполнить задание не удастся, поскольку это выдуманный персонаж. Брежнев не поверил, просил еще раз все выяснить и доложить.
«Разве мог я предполагать, что на моих глазах произойдет перерождение человека и невозможно будет узнать в дряхлом, разваливающемся старике былого статного красавца, — рассуждал Чазов. — Разве это нельзя было предотвратить? Можно. Но часто губят не болезни, а пороки».
Еще одной карьеры — карьеры Андропова — вполне могло не состояться, если бы не доктор Чазов. В далеком 1966-м будущему всесильному «ЮВ» диагностировали гипертоническую болезнь и инфаркт миокарда. Врачи предложили перевести того на инвалидность: это означало конец политической карьеры. Чазов решительно отмел диагноз своих коллег и установил, что осложнения явились следствием тяжелой болезни почек. Подобрав правильные лекарства, вскоре он поставил своего пациента на ноги — тот стал председателем КГБ (далеко не худшим в истории), вошел в Политбюро, в течение многих лет определял внутреннюю политику государства.
«Последние 18 лет Андропов прожил благодаря мне, — говорил Чазов. — Когда патологоанатомы его смотрели, то сказали, что при таком состоянии организма только я мог держать его в рабочем состоянии».
А вот главный ретроград в правящей верхушке Михаил Суслов врачей, как и Сталин, не любил, и совершенно им не доверял. Партийный идеолог остался единственным, к кому Чазов так и не нашел подход.
«Не умри Андропов, Советский Союз не исчез бы с политической карты мира, — полагал Чазов. — У него был свой план развития страны — промышленности, сельского хозяйства и, конечно, медицины. Он бы не допустил прихода к власти Горбачева».
Но даже академик мог лишь отсрочить, но не отменить неизбежное. В начале 1980-х его могущественные пациенты уходили один за другим, страну поразила «гонка на лафетах». Только сравнительно молодому Михаилу Горбачеву не потребовался кардиолог рядом с царственным телом, к тому же новый генсек хотел окружить себя своими людьми.
В 1987-м Чазова назначили главой Минздрава СССР — это было более престижно, но менее влиятельно. Основными направлениями его работы в новом качестве стали борьба с детской смертностью, инфекционными заболеваниями, включая туберкулез и СПИД, а также с сердечно-сосудистыми и онкологией. В 1990 году Чазов вернулся на пост директора Всесоюзного кардиологического научного центра АМН СССР. Сам врач не скрывал, что сначала они были с Горбачевым близкими друзьями, но затем стали врагами.