Тайна заточенной царевны: секреты, которые хранит Новодевичий
В XVII веке, когда у России не было Петербурга, в Новодевичий привозили иностранцев, чтобы произвести на них впечатление. Один из гостей, архидиакон Павел Алеппский, описывал то, что ему открылось, в таких словах: "Нет [у русских] иного монастыря, который бы мог сравниться с этим в богатстве; и это потому, что все монахини, живущие в этом монастыре… княгини, вдовы или дочери самых знатных лиц в государстве, поступая в монастырь, жертвуют туда все свое состояние". Павел бросал взгляд на стены с бойницами, нарядные угловые башни (их стиль позже назовут московским барокко), одну из самых высоких в России колоколен — и добавлял: "Свои поместья, золотые и серебряные вещи [дарят], бриллианты, все это и остается в монастыре; по этой причине он и называется монастырь дев". Иностранцу еще не было известно, что одна из "девиц", облюбовавших монастырь, царевна Софья, вскоре встанет во главе всей России. С этой насельницей Новодевичий окончательно превратится в легенду.
Держи всю державу
Политика, как и любое дело, связанное с риском, беспокойные натуры может подталкивать к суевериям. Как знать, вкладываясь в процветание монастыря, не держала ли в уме Софья судьбу Бориса Годунова, которому счастье улыбнулось в стенах Новодевичьего? На поле близ монастыря (сейчас вместо него сеть московских улиц) в 1598 году собралась толпа горожан. Они выкликивали Бориса на царство, а он, выйдя на крыльцо со льняным платком вдоль шеи, отвечал, что скорее сведет счеты с жизнью, чем согласится. Но позже Годунов, конечно, поддался уговорам.
В Новодевичий Бориса Годунова привело ожидаемое развитие событий после кончины последнего царя династии Рюриковичей Федора Иоанновича в 1598 году. По законам времени вдову правителя Ирину Годунову мог ждать только монастырь. Она выбрала Новодевичий. Брат Ирины Борис рассчитывал унаследовать царство, но, не видя поддержки у Боярской думы, стал искать опору в авторитете сестры и в итоге не нашел другого выхода, как скрыться в женском монастыре. По просьбе будущего царя из Москвы организовали шествие к стенам Новодевичьего, чтобы мольбами засвидетельствовать желание горожан видеть на троне именно Бориса. Это должно было стать уроком упрямой Думе. Но москвичей набралось недостаточно. При таких обстоятельствах Годунов посчитал за лучшее отвергнуть предложение. Какой выход найти из положения? Организовали второе шествие, более многочисленное, чем первое, а затем еще и третье...
Когда в 1598-м у стен Новодевичьего решалась судьба России, Борис возлагал надежды на сестру Ирину. В конце концов на правах царской вдовы своим указом она пересилила Думу. Был созван Земский собор, и пусть не без нажима на бояр избрание Годунова состоялось. Но нет-нет, а те еще бросали косой взгляд на выскочку, севшего на трон московских государей. Вывод, который Борис должен был сделать, не подлежал сомнению: велика польза от крепких стен Новодевичьего… И кто знает, не предстоит ли скрываться за ними снова.
Скипетр и великий царь Петр
В конце XVII века царевне Софье, сестре Петра Великого, и эти крепкие стены показались недостаточными. Словно готовясь к сражению за власть, она вдвое расширила монастырь: с трех гектаров общей площади до пяти. Тогда же возвели 10 из 12 ныне существующих башен, включая Напрудную. Легенда гласит, что именно в ней после стрелецкого бунта Петр заточил сестру-мятежницу. В действительности же это вряд ли сочеталось бы с его планами. Наоборот, царь желал скрыть Софью от всего света, ради чего поселил ее в стрелецкую казарму с внутренней стороны стены. С сестрой царя запретили разговаривать даже ее духовнику (они перестукивались), а еду приносить доверили глухонемой служанке. Доведенная до отчаяния бывшая правительница впала в ярость — стала грызть Библию от бессилия (следы сохранились на экземпляре), — из этого делают вывод, что она повредилась рассудком.
Жестокость Петра находит объяснение в дерзости стрелецких бунтов, конец которым царь положил казнями в 1698 году. По крайней мере, за некоторыми из волнений стояла Софья. В 1682-м подталкиваемые ею стрельцы оттеснили 10-летнего Петра от власти и, воспользовавшись кровавой неразберихой, расправились с его дядей Иваном Нарышкиным и воспитателем матери Артамоном Матвеевым. Когда Петр вступил в свои права в 1689-м, поначалу ограничился тем, что заточил Софью в Новодевичьем монастыре. Но весть о новом стрелецком бунте, заставшая царя за границей, вывела его из себя. Когда Петр возвратился, волнения уже были подавлены, но следствие только начиналось. Рассвирепевший царь прибыл в монастырь лично и устроил историческую очную ставку: стрельцы против царевны Софьи. Разыгралась тяжелая сцена.
На руках у царя была подметная грамота, пущенная в ход неким Василием Тумой, стрельцом. Листок призывал отстранить Петра от власти, чтобы в обход закона передать ее Софье. Царевна божилась, что знать не знала никакого Тумы. Уличить ее ни в чем не сумели. Иногда думают, что она говорила правду: в стрелецком войске хватало авантюристов, готовых действовать на свой страх и риск, ставя сильных мира сего перед фактом. Держа это в уме, Петр сохранил Софье жизнь, но миловать остальных не собирался. Казни стрельцов — всего около тысячи человек — следовали одна за другой в столице. Провели их с умыслом и у Новодевичьего — чтобы Софья видела. Австрийский дипломат Иоганн Корб сохранил подробности:
"Три зачинщика гибельной смуты, которые, подав челобитные Софье, приглашали ее к управлению государством, были повешены у стен названного монастыря у самого окна Софьиной кельи". Притом один "держал бумагу, сложенную наподобие челобитной и привязанную к его мертвым рукам". "Вероятно, — считал австриец, — это было сделано для того, чтобы сознание прошлого терзало Софью постоянными угрызениями". Тем более что Петр распорядился: не убирать трупы. Деваться от ужасного зрелища было некуда. Так они и провисели перед окнами Софьиной кельи, пока не истлели к весне следующего, 1699 года.
До чего же мы несчастные, царевны
Судьба Софьи (она скончалась в 1704 году) настолько драматична, что захватила воображение и наших современников. В начале XXI века сложилась народная традиция: оставлять надписи на стенах Напрудной башни. Содержание таких граффити — бытовые просьбы во всей их полноте: "Святая Софья, образумь сына, помоги ему трудоустроиться", "помоги мне быть сильным, помоги поступить в институт", "помоги вылечиться, чтобы никто не говорил больше, что я глупая". И даже: "Святая Софья, помоги найти мне человека, который бы смог дать мне в долг 15 тысяч рублей в скором времени. Спасибо".
Московские власти наплыв почитателей царевны Софьи застиг врасплох, как любой удар стихии, пусть и стихии народной любви. Как, например, заранее подготовиться к тому, что стен башни станут касаться те, кто желает денег, а обнимать со всей силы — женщины, мечтающие завести детей? Дирекция музея (он расположен на месте кельи Софьи) перешла в контратаку: предупредила, что самой Напрудной башне вот-вот грозит обрушение под воздействием непроизвольных (от нахлынувшего чувства), но при этом внушительных актов народного вандализма. К счастью, в наши дни опасность отведена, благодаря своевременной реконструкции, и граффити, портившие здание, закрашены. Но предупреждение все равно остается в силе: подстрекательница мятежа 1682 года Софья — никакая не святая, не следует оставлять ей просьбы, тем более на стенах, а с точки зрения Православной церкви и молиться ей тоже было бы неправильно.
Тех же, кого берет за душу легенда Софьи, бившейся, но проигравшей, встреча с памятью о ней ждет в Смоленском соборе — сосредоточии Новодевичьего комплекса. Два столетия — до 1880-х — свергнутая правительница покоилась под скупым надгробием, лишенная даже своего царственного имени, — так распорядился мстительный победитель в борьбе за власть Петр Великий. Смягчить гнев царя своей волей способен только другой царь, — и Александр III, однажды побывавший в монастыре, ровно так и сделал. Возможно, его тронула судьба дальней родственницы, проведшей семь лет, с 1682 по 1689 год, в качестве некоронованной правительницы России, а оставшиеся дни в заточении. Софье вернули ее имя — Романова. Но только к другим Романовым — в Кремль — останки переносить все же не стали. Место их так навсегда и осталось здесь, в украшенном ею Новодевичьем.