Как Суворов Варшаву взял и заслужил благодарность горожан

230 лет назад русские войска под командованием генерала Александра Суворова взяли Варшаву. Битва за город стала одним из самых ожесточенных сражений того времени. Таким образом завершилось польское восстание под руководством Костюшко. 6 ноября поляки запросили мира, а Суворов получил от них бриллиантовую табакерку с надписью «Избавителю Варшавы».

И было за что. После этого эпизода в карьере Суворова, полководца в Европе стали изображать как варвара, потопившего поляков в крови. Резня при штурме варшавского предместья Праги действительно была – солдаты горели ненавистью и жаждали мести. Командованию пришлось сдерживать их ярость, Суворов даже разрушил мосты до самой Варшавы, выставил заслоны. И только это спасло город.

А все дело в самих поляках, которые умудрились довести до белого каления обычно спокойных русских солдат. К тому же совершенно аполитичных, никаких симпатий или антипатий к прочим национальностям или партиям не испытывали. Но тут пришли в бешенство.

6 (17) апреля 1794 года поляки подняли мятеж и вырезали 2265 русских солдат и офицеров. Случилось это накануне Пасхи, в Великий четверг. Все русские были на заутрене на богослужении в полках, часть в церкви. Там их безоружных и убили. Эта резня получила название «Варшавская заутреня», вот за своих товарищей потом солдаты Суворова и мстили. По их представлениям, нормальные люди такое совершить не могли.

Екатерина II после убийства русских тоже пришла в неописуемую ярость. Очевидцы рассказывали, что сроду не видели императрицу в таком состоянии – она буквально орала, стучала по столу.

Суворов в это время был под Очаковом, где и узнал о своем назначении командующим войсками в Польше. Вообще, должен был возглавить сам фельдмаршал Петр Румянцев, но он уже сильно болел и отправили генерал-аншефа Суворова. Тот откликнулся: «Пойдем и покажем, как бьют поляков». Ему уже доводилось это делать и первое генеральское звание получил там.

Поляки это помнили. И боялись. Поэтому пустили слух, что идет не тот самый Суворов, а лишь его однофамилец. Страх дошел до того, что даже стали говорить, будто настоящий уже убит турками, хотя никакой войны на тот момент не было.

Чтобы поляки не разбегались, Костюшко приказал создать заградотряды с пушками, заряженными картечью. «Всякий должен знать, что … подавая тыл получает срам и неминуемую смерть», — писал этот герой в приказе.

Тем временем, пока генерал Суворов со своим 8-тысячным корпусом шел к месту действий, имевшиеся в Польше русские войска уже начали бить восставших. 10 октября (29 сентября) под Мацеёвичами отрядом Ивана Ферзена захвачен «генералиссимус» Тадеуш Костюшко. Был отправлен в Петербург, где его поселили во дворце. Павел I потом и вовсе отпустит с почетом и дарами.

А вот солдаты не были настроены так благодушно. Зная об этом, Суворов заранее издал приказ, в котором запрещал насилие над местным населением. Требовал, чтобы всякого, кто окажет покорность щадили. «Дабы не ожесточить сердца народа и при том не заслужить порочного прозвания грабителей», — разъяснялось солдатам в приказе.

По дороге к Варшаве Суворов разбил неприятеля под Дивино, Кобрино, Кручицей, Кобылкой, под Брестом. Под Брестом особенно впечатляюще получилось, враг потерял 28 орудий и знамена. Вот тогда-то Костюшко и издал приказ о заградотрядах.

Суворов не торопился, поскольку Варшаву уже осаждали союзники – прусский король Фридрих-Вильгельм II и русский отряд генерала Ферзена. Но тут 6 сентября началось антинемецкое восстание в Познани, и пруссаки срочно побежали его подавлять. Осада была снята.

Суворов выдвигается к столице сам, вместе со всеми имевшимися в Польше частями численность его армии достигла 25 тысяч человек. 3 ноября (22 октября) он был уже у ее стен. Точнее у Пражского предместья, которое было так сильно укреплено, что в Европе считали – взять его невозможно. Тем более, что защищали 30 тысяч человек и это были солдаты, в том числе бывшей королевской гвардии, а не крестьяне с вилами.

Но уже 4 ноября Суворов начал штурм. При этом осадной артиллерии не было. И снова повторил приказ – никого не грабить, всех щадить. Тем более, что восставшие фактически прикрылись мирным населением.

Такой ожесточенной битвы не могли припомнить даже бывалые воины. Заслуженные офицеры, ветераны, утверждали это в один голос. И могли сравнить лишь с еще одним штурмом – взятием Измаила.

И так озлобленные резней своих сослуживцев на Пасху, солдаты от этого сопротивления еще больше озверели. Они уже не слушали приказов командиров, которые призывали к милосердию, и крушили все вокруг. Царила слепая ярость боя.

Поляки сопротивлялись отчаянно – они прекрасно понимали причины такого неслыханного ожесточения и пощады не ждали. Но плохо знали русских, судили по себе – те, кто выжил ее получили.

Битва длилась весь день, к вечеру Пражское предместье было занято, поляки потеряли от 10 до 15 тысяч убитыми. Суворовцы лишь 500. Войска встали – за Вислой была сама Варшава, но мосты уничтожили по приказу Суворова. Он не хотел, чтобы безумие перекинулось и на город.

В ночь с 5 на 6 ноября прибыла делегация магистрата Варшавы. Им продиктовали условия капитуляции, основным из которых возврат всех живых пленников союзников. Те быстро это условие исполнили и вернули 1376 русских, выживших на Пасху, 80 австрийцев и 500 пруссаков.

9 ноября Александр Суворов торжественно въехал в Варшаву. Для этого горожане вовсю помогали русским солдатам починить мосты. Генерал-аншефа встречали хлебом-солью и преподнесли вот ту самую бриллиантовую табакерку.

Суворов немедленно освободил 6000 пленных польских солдат, поскольку был уверен в их страхе перед русской армией. После объявленной амнистии все восставшие сложили оружие.

Командующий написал императрице короткое донесение о победе: «Ура! Варшава ваша». На что генерал-аншеф получил ответ: «Ура! Фельдмаршал Суворов!».

Ну а сам новый фельдмаршал пошел в церковь, где отстоял службу в благодарность, что при взятии Варшавы удалось избежать кровопролития какое случилось в ее предместье. Но европейцы все равно стали изображать Суворова как кровавого генерала. Совершенно не вспоминая, что сами поляки в тот момент были ему лишь благодарны за милосердие – главной христианской добродетели, которую сами коварно нарушили за полгода до этого.