Неизвестный Пушкин и проект депортации украинцев в Турцию
Украина за время «незалежности» успела переписать всю свою национальную историю, отведя там видное место таким «хероям», как Мазепа и Бандера, но не упоминая имени уроженца Полтавы фельдмаршала Российской империи Ивана Федоровича Паскевича. И дело не только и не столько в том, что он одержал победы в четырех военных кампаниях (персидской, турецкой, польской и венгерской), не проиграв при этом ни одного сражения, был удостоен высших государственных наград.
Дело, очевидно, в нежелании давать оценку периоду, когда Паскевич, возглавляя Отдельный Кавказский корпус и ведя с 1828-го по 1829 год войну с Османской империей, демонстрировал искусство не только полководца, но и управленца.
Он учредил в Тифлисе особый комитет по переселению и обратился к Николаю I с предложением «предоставить возможность армянам и грекам, проживающим на завоеванных территориях и оказавшим поддержку русским войскам, переселиться в Российскую империю с тем, чтобы избежать преследований со стороны турецких властей». Паскевич просил разрешения потратить на такое переселение около 1 млн рублей.
Ходатайство было утверждено императором и около 100 тыс. человек переехали на казённые российские земли, при этом каждой переезжающей семье было выделено в среднем по 25 рублей.
Но проблема была в том, как пишет известный русский историк Кавказа Василий Потто, что «турки понимали, что удаление греков, а тем более армян, нанесет им чувствительные потери, потому что почти все земли турецких агаларов обрабатывались гяурами и почти все ремесла и вся торговля находились в их же руках.
Естественно, что переселение такой массы рабочего люда должно было отразиться на стране огромными убытками». Так родился проект переселить на турецкую границу и занятые войсками территории 80 тыс. украинских казаков с семьями для того, чтобы создать «обоюдосторонний защитный пояс из поселений военнообязанных христиан».
Среди историков утвердилось мнение, что главным носителем такой идеи выступил малороссийский губернатор князь Николай Григорьевич Репнин-Волконский. Он управлял левобережными губерниями в традициях деда своей жены, последнего гетмана Войска Запорожского Кирилла Разумовского: подчёркивал перед царским правительством уникальность Малороссии, настаивал на признании равенства малороссийской шляхты с великороссийским дворянством. Был произведён в генералы от кавалерии и назначен членом Государственного совета.
Но против выступил Паскевич, которого некоторые киевские историки в этой связи записали в «спасителя украинцев», хотя продолжают игнорировать его в своих «исследованиях». Возможно потому, что по заданию Репнина Дмитрий Бантыш-Каменский, правитель генерал-губернаторской канцелярии, подготовил «Историю Малой России» в 3-х частях, в которой придерживался версии черкесского происхождения первых казачьих общин Поднепровья.
По его мнению, начало запорожскому войску положили именно черкесы и указывал на то обстоятельство, что в делах коллежского архива запорожцы часто фигурируют под именем «черкас», а о тюркском происхождении украинцев пишут современные турецкие историки. Так появляется «загадка Паскевича», которую пытался разгадать еще Александр Пушкин, который 5 марта 1829 г. отправляется на Кавказ, оказывается у Паскевича в действующей армии на турецком фронте, а позже изложит свои наблюдения и впечатления в «Путешествии в Арзрум».
Во внешней политике занявшего в 1825 г. российский престол императора Николая I первостепенное значение приобретала проблема так называемого восточного вопроса. Русско-турецкая война 1828-1829 годов – явление особое в отечественной истории. До сих пор многие политические обстоятельства, связанные с этим историческим событием, остаются под покровом тайны.
Историки объясняют это тем, что тогда в регионе завязывался один из самых тугих узлов мировой политики. Вопреки утверждениям многих современных закавказских историков, проблема не исчерпывалась одними только завоевательными устремлениями России. Важной составной его частью ее политики считалась возможность создания, как на Балканах, новых государственных образований в приграничье Закавказье-Османская империя.
Чтобы лучше понять политическую и геополитическую стратегию Паскевича, на фоне которой проводились военные операции на Кавказе и на территории Османской империи, необходимо иметь в виду именно черкесский фактор, который использовался как оперативное прикрытие.
Черкесы в прежние времена населяли гораздо большую территорию, включая нынешнюю Новороссию, большую часть Северо-Западного Кавказа и бассейн реки Кубань до того, как эти земли в середине XIX в. были завоеваны Россией. Позже османы оказывали черкесам поддержку в их противостоянии с Кавказской линией.
В январе 1829 г. Паскевич побывал в Санкт-Петербурге с докладом императору Николаю I о перспективах продолжения войны с Османской империей. План состоял в том, чтобы через укрепление армян и грузин вести дело к воссозданию утраченной ими в раннее средневековье государственности. Для этого Паскевич стал организовать грузинское и армянское ополчения.
В ответ турки активизировали боевые действия. Именно в момент, когда перед Паскевичем встала проблема продвижения вглубь Анатолии, когда он намеревался сделать Трапезунд главной морской базой для дальнейших операций против Центральной Анатолии и установить прямую связь по морю с российскими черноморскими портами, и когда он не случайно назначил губернатором Эрзерума мусульманского аристократа черкесского происхождения, генерала Бековича-Черкасского, на фронте оказался Пушкин.
Историк Юрий Дружников отмечает, что реальная причина, которая привела Пушкина в Арзрум, «долгое время тщательно выскребалась дореволюционной и советской пушкинистикой». Да и сам Пушкин выставлял себя в качестве «обычного путешественника». Но исследователь Сергей Порохов указывает на то, что при издании «Путешествия в Арзрум» в 1835 г. к нему в качестве приложения была добавлена аналитическая справка о курдах-езидах. Этот документ сохранился только в писарской копии, но нет сомнения, что автором является Пушкин.
Есть косвенные указания на то, что записка о курдах-езидах была не единственным аналитическим материалом, подготовленным поэтом во время поездки в действующую армию.
Речь шла и об изучении условий создания на Кавказе «христианского государства», кому могут отойти и какому народу можно будет передать полномочия управлять «освобожденными территориями» в Восточной Анатолии. Русский император не ставил целью уничтожить Османскую империю, но считал, что она смертельно больна, и великие державы должны сообща решить вопрос о её наследстве.
Летом 1829 г. должен был начаться Эрзрумский поход. В стратегический план Паскевича входило завоевание черноморских портов Трапезунда и Самсуна.
Но, как следует из аналитических записок, подготовленных в то время МИД России, одним изавторов которых мог быть Пушкин, указывалось, что «кавказский христианский элемент» реально был еще не готов взять под свой контроль новые восточные территории.
30 июня 1829 г. император отправил депешу Паскевичу: «Остановить войска в связи с международными трудностями. Я предполагаю, что Трапезонт не уйдет из рук ваших...». От Арзрума до побережья Черного моря оставалось всего 200 верст - три дня военного перехода. Все срывалось.
Так появилась неразгаданная до сих пор историческая интрига. 14 октября 1829 г. шеф жандармов Александр Бенкендорф напишет Пушкину следующее: «Государь Император, узнав по публичным известиям, что Вы, милостивый государь, странствовали за Кавказом и посещали Эрзерум, высочайше повелеть мне изволили спросить Вас, по чьему позволению предприняли вы сие путешествие».
10 ноября того же года Пушкин отвечает: «Я понимаю теперь, насколько положение мое было ложно, а поведение опрометчиво. Но, по крайней мере, здесь ничего, кроме опрометчивости. Мне была бы невыносима мысль, что моему поступку могут приписать иные побуждения. Я бы предпочел подвергнуться самой суровой немилости, чем прослыть неблагодарным в глазах того, кому я всем обязан, кому готов пожертвовать жизнью, и это не пустые слова».
Возникал вопрос, а в каком в действительности качестве посещал фронт Пушкин? Согласно официальной версии, по должностной «Табели о рангах» он числился коллежским секретарем, а в относительно недавно обнаруженной подорожной тетради во время его поездки в 1830 г. в Казань стоит его личная запись «коллежский асессор» (VIII класс).
Такой документ был необходим для проезда по почтовым дорогам империи. При этом автограф у специалистов не вызывает сомнений. Во время поездки в Эрзерум у Пушкина тоже была подорожная. Но попасть на фронт без специальной санкции высшего военного командования или разрешения управляющих Кавказским краем сановников было невозможно. И такое разрешение было выдано Пушкину лично Паскевичем.
Все началось тогда, когда 20 июля 1831 г. Пушкин написал письмо Николаю I с просьбой зачислить его на государственную службу. Обозначим важные нюансы.
До 1832 г. – официальной даты создания в России политической разведки – собственная разведка существовала в военном Министерстве и коллегии иностранных дел России. Курировал Департамент внешних сношений МИД непосредственно начальник Третьего отделения Его Величества Собственной Канцелярии Бенкендорф.
Николай I приказал ему дать указание главе МИД Карлу Нессельроде «определить в Государственную Коллегию Иностранных Дел известнейшего нашего поэта, титулярного советника Пушкина, с дозволением отыскать в архивах материалов для сочинения истории Петра I», хотя Пушкин формально числился отставным коллежским секретарем X класса.
Ошибка? В этой связи, правда, чуть позже, 14 ноября 1831 г. Нессельроде обращается к императору с уточняющим вопросом: «Каким чином определить известного нашего поэта, коллежского секретаря Пушкина в Коллегию?».
В тот же день в МИД принимается приказ: «Государь Император Высочайше повелеть соизволил: отставного коллежского секретаря Александра Пушкина принять в службу тем же чином, и определить его в Государственную Коллегию Иностранных Дел». Но тогда почему Бенкендорф упоминает чин Пушкина: титулярный советник? Более того, поэту был назначен оклад в размере 5000 рублей, что соответствовало в те времена окладу заместителя директора департамента министерства или губернатора, но не коллежского секретаря.
К тому же, как выясняется, хотя Пушкин состоял на службе в Коллегии иностранных дел, официально зарплату он получал не из финансовых фондов МИДа для выплаты жалования её сотрудникам, а из специального фонда Николая I в министерстве финансов. Это – историками установленный факт. Второй факт: в дневниковых записях европейских послов, с которыми общался Пушкин, он предстает как «видный дипломат, политический деятель, идейный глава так называемой русской партии».
Как видим, Бенкендорф и Пушкин вместе лукавили. Поэт публично пытался отвести от себя какие-либо подозрения об истинных целях своего эрзерумского вояжа, а глава жандармерии делал вид, что ничего особенного не произошло.
Срабатывал иной фактор. Паскевич знал: прежде некоторые украинские гетманы искали возможности договориться с султаном о том, что они могут получить формально автономный статус под турецким протекторатом.
Такое «государство» на границе с Османской империей, чего, видимо, исключать было нельзя, представлялось потенциальной угрозой. Поэтому вопрос был «замотан» в бюрократических структурах империи, хотя даже военный министр Александр Чернышев настаивал на том, что «водворение малороссийских полков ныне тем более нужно, потому что линейные Кавказские полки лишились в короткое время значительного числа людей от бывшей два раза холеры и разбоев горских хищников». Паскевич не уступал, ссылаясь на климатические и другие трудности, хотя не возражал против переселения в регион и из других российских губерний.