На Красную площадь в тапочках. Когда в ГУМе были коммуналки

С наступлением капитализма Государственный универсальный магазин на Красной площади изменил свой статус. Сейчас там отовариваются самые сливочные сливки общества, а в советские времена это был едва ли не самый популярный универмаг в стране. В ГУМ приходили не только за покупками, но и послушать концерт или просто прогуляться по красиво украшенным галереям.

А когда-то среди посетителей можно было увидеть людей в домашней одежде. Вплоть до 50-х годов на втором и третьем этажах ГУМа были коммунальные квартиры, в которых проживали простые москвичи.

В 20-е годы жилья в столице катастрофически не хватало. Поэтому складские помещения на верхних этажах ГУМа (он открылся еще при царской власти, в 1893 году) решили переоборудовать под коммуналки. Жизнь в них была не такой уж сладкой. Во время проведения парадов жильцам было запрещено подходить к окнам. Общих кухонь не было — готовили прямо в комнатах. Если к кому-то приходили гости, нужно было докладывать об этом в комендатуру.

Тем не менее жильцы чувствовали себя в привилегированном положении. Они могли наслаждаться видом фонтана в центре здания и звуками духового оркестра. В зале для работников ЦК КПСС часто проходили концерты и показывали кино. Жильцы ГУМа были в числе гостей этих мероприятий. Вдобавок они могли гулять по Красной площади и Александровскому саду в любое время и ежеминутно наслаждаться ощущением жизни в самом сердце Москвы.

Элеонора Гаркунова, преподаватель испанского, прожила в коммуналке в ГУМе первые 25 лет своей жизни, с 1928 по 1953 год. Ее рассказ приведен в книге «Главный универсальный магазин».

«В 1930-е и 1940-е годы ГУМа как чего-то единого не существовало, это был набор совершенно разных образований, собранных под одной крышей. Во-первых, торговля: магазины всегда были, но они располагались только на 1-м этаже второй и третьей линий. Торговали разными материалами (тканями), канцтоварами, со стороны Никольской был продовольственный магазин, половину его занимал цековский спецраспределитель, а другую половину — обычный магазин.

В 8 утра, когда открывались двери, на весь ГУМ раздавался топот ног, дежурившие с ночи люди спешили занять очередь в отделы — даже в нашей комнате было слышно. По этому шуму мы определяли время (а еще по кремлевским курантам, которые были видны из окна). Но давки в ГУМе тогда не было. После войны многое вообще можно было купить без очереди.

На втором и третьем этажах помещения снимали самые разные организации — тут были, например, курсы иностранных языков (когда я поступила в иняз, я даже их посещала, чтобы подтянуть свой испанский), про поликлинику я уже говорила, еще была типография на первом этаже на углу Ильинки и Ветошного.

С началом весны начинал работать фонтан, а на балкончике над ним играл духовой оркестр, как в городских парках. Кстати, один из магазинов возле фонтана был комиссионным, со всякими изделиями из драгметаллов. По слухам, в нем распродавалось имущество «врагов народа». Я там однажды купила в подарок маме серебряную ложечку, в обычных магазинах таких вещей не было.

В Демонстрационном зале был зал совещаний, а также там довольно часто устраивали концерты и показывали кино, в этих случаях нас, жителей ГУМа, тоже туда пускали. Когда в 1932 году были похороны Надежды Аллилуевой, жителям ГУМа кое-что перепало. Я потом у наших соседей видела очень красивые цветы в горшках, и на мой вопрос, откуда такие, мне отвечали, что после того, как гроб Аллилуевой увезли на кладбище, цветы из зала разрешили разобрать по комнатам.

Близость к Кремлю меня тогда не особенно волновала, все это казалось естественным. Ильинка была правительственной трассой, ночью я иногда просыпалась от того, что на Спасских воротах звенел сигнальный звонок и из Кремля выезжали правительственные машины, под нашими окнами они проносились в сторону ЦК на Старой площади, или раздавался цокот копыт конной милиции. Поэтому на улице всегда дежурили «товарищи в штатском», я их всех прекрасно знала в лицо, а они — меня. Однажды мама выставила сушиться на подоконник мои валеночки, а их сдуло вниз — сразу же прибежали с проверкой испуганные «товарищи», маме даже пришлось писать объяснительную.

Начиная с 1936 года во время парадов на Красной площади, то есть несколько раз в год, в нашей комнате непременно сидел военный, в его обязанности входило следить, чтобы никто из взрослых не подходил к окнам. Но я же была маленькая — и мне они всегда разрешали подсматривать: я ложилась на подоконник и смотрела во все глаза, как из Спасских ворот выезжает Ворошилов на белом коне.

Никто не удивлялся тому, что я живу в ГУМе. И в 1930-е годы, и особенно после войны в Москве где только люди не жили, по-всякому. Жильем в ГУМе никого было не удивить. Мои друзья любили у нас бывать, мама устраивала такие интересные вечера. И гостей не смущало, что туалет общественный и хозяйка просит оттуда еще и ведерко воды захватить».

В 1953 году, когда ГУМ решили полностью отдать под универмаг, в здании проживало 22 семьи — ни много ни мало 85 человек. Всех их расселили в другие дома.