о готовности воевать за Россию, сплочённости и героизме

«Говорил, что после распада, а особенно в 2000-х, когда мы как будто стали другими, некоторые задавались вопросом: а случись война — будет кому воевать? Говорили: «Ах, как хочется сказать: «Вставай, страна огромная!» Да никто ж не встанет…» Но пришёл 2022 год — и встали, и пошли: Закарьи, Иваны, Тимуры, Магомеды... И кажется, говорил мой старший товарищ, наше достижение этого века в том, что мы сохранили Россию, которую хотят разорвать со всех сторон, и в том, что в ней росли, взрослели, тихо жили люди, которые теперь пошли её защищать. Короче, в том, что Россия вырастила таких сыновей. А это сделали в первую очередь матери».

Позавчера ехала из Махачкалы в село, где живёт мать Закарьи Алиева — бойца, в одиночку удерживавшего опорный пункт, — и всё думала о его подвиге. Спрашивала себя, что подвигает людей на такое и смогу ли я найти ответ у его матери.

Закарья оставался на позиции три недели, переодевался в разную одежду, чтобы враги не заподозрили, что он один, стрелял по врагу и кричал: «Сдавайтесь!» Истощённый, ел лук, пил перекись водорода — всё, что ему удалось найти. Выходил с позиции он тоже один — через минное поле — и вышел. Случилось, можно сказать, чудо: он выжил. И вы как хотите, а я не верю, что всё это человек будет делать ради денег.

Но тогда ради чего? Я надеялась найти ответ у его матери.

Она, конечно, мне его не дала. Халисат Алиева — очень простая женщина. У неё восемь коров, бычок. Она плохо говорит по-русски, готовит сыр и творог на продажу. Живёт их семья очень просто. У Халисат ещё две дочери и внуки. Закарья никогда не говорил с матерью об СВО. Она болела, он нанимался на разные работы, чтобы оплачивать её лечение — 48 тыс. рублей в месяц. Он вообще никому не рассказывал, что пойдёт на войну, а ей сказал, что уезжает в город работать охранником. Закарья у Халисат единственный, и, если его не будет, никто ей больше не сможет помочь с сеном для коров, с самими коровами и с бычком, никто никогда не достроит дом, стоящий тут же, во дворе у Халисат, рядом с её маленьким домишком. Новый дом Закарья строил своими руками для будущей семьи, было тяжело. Халисат действительно не знает, зачем он ушёл на СВО. Ни о какой защите Родины между ними разговора никогда не было. Но всё равно мне сразу стало ясно: у этой бледной женщины в чёрном платке очень тесная связь с сыном.

Когда Халисат узнала, что Закарья ушёл на СВО, она много плакала и сильно обиделась на него. Он позвонил ей впервые оттуда и попросил прощения за то, что не сказал о своём решении, и за то, что может с войны живым не вернуться. Он просил её только о посмертных молитвах за его душу и не оставлять его дочь от прежнего брака. А она твёрдо и спокойно, без слёз, сказала: «Мужчина рождается один раз и умирает один раз. Иди вперёд, не останавливайся». Потом к ней приходили с соболезнованиями: командир был уверен, что Закарья погиб. Но она твердила: «Мой сын жив!» Да, она не объяснила мотивов сына, но я почувствовала их через неё. А каким ещё может вырасти мальчик у матери, способной произнести эти слова, скрыв боль и страх?

И я почти уверена, что Закарья в свои самые отчаянные минуты слышал этот спокойный, твёрдый голос человека, который любит его больше всего на свете: «Иди вперёд, не останавливайся».

А такой, как Закарья, — не единственный. У нас в стране много таких мужчин.

Пожалуй, это прямо по-кавказски — говорить о мужском достоинстве на грани жизни и смерти. Так говорят матери в Дагестане, отпускающие своих сыновей на войну. В Бурятии и Татарстане матери говорят что-то своё, со своим традиционным оттенком. Русские матери произносят свои слова, которые становятся защитой сыновьям. Но все эти слова, в какой бы части России они ни были произнесены, объединяются во что-то одно, единое, вставшее сейчас волной над нашей страной.

Вот буквально на днях я разговаривала со своим старшим товарищем и говорила, что в каждом веке был свой дух, ход или подъём времени. В XIX веке романы русских писателей стали венцом литературы. В XX мы запустили Гагарина в космос.

У нас как у народа были достижения, а в этом веке — как будто ничего. Никаких изобретений, никаких прорывов в искусстве. А он мне и говорит: «Мы не исчезли, и в этом наше достижение». Он говорил, что после распада Советского Союза избыточная смертность составила 4 млн человек и этих людей можно называть жертвами холодной войны. Говорил, что после распада, а особенно в 2000-х, когда мы как будто стали другими, некоторые задавались вопросом: а случись война — будет кому воевать? Говорили: «Ах, как хочется сказать: «Вставай, страна огромная!» Да никто ж не встанет…»

Но пришёл 2022 год — и встали, и пошли: Закарьи, Иваны, Тимуры, Магомеды... И кажется, говорил мой старший товарищ, наше достижение этого века в том, что мы сохранили Россию, которую хотят разорвать со всех сторон, и в том, что в ней росли, взрослели, тихо жили люди, которые теперь пошли её защищать. Короче, в том, что Россия вырастила таких сыновей. А это сделали в первую очередь матери.

После спасения Закарьи Халисат впервые увидела его по видеосвязи, когда он уже находился в госпитале. Знаете, о чём она спросила его? Куда он дел ключи от своей комнаты: она хотела там прибрать. Уходя на СВО, Закарья забыл выложить их из кармана. Ни о каких мотивах они не говорили. Они вообще за всю жизнь мало слов сказали друг другу. Но ближе Закарьи у Халисат никого нет. Он сразу понял, что она ещё больше заболела, а она — что ему больно, хотя за всю жизнь не услышала от сына ни единой жалобы, даже когда он в 14 лет упал с тарзанки и сломал что-то в спине. Поговорив с ним, она сразу стала молиться — и плакала, благодарила Бога за то, что сын жив. Она толком даже не понимает, что он совершил. Для неё главное — что сначала для всех он был мёртв, а потом Всевышний сотворил для неё чудо и он жив. Ни о каких деньгах они не говорили.

Вернувшись из села в Махачкалу, я проезжала улицу Петра Толстого. Там по обеим сторонам дороги стоят огромные, с человека ростом, портреты погибших бойцов.

Едут машины, проходят люди, а погибшие строго смотрят на них. Глядя в их глаза, я не верю, что они пошли за деньги. То есть, я хочу сказать, когда ты идёшь ради денег, то об этих деньгах постоянно и думаешь, тебе хочется поскорее вернуться и потратить их, ты бережёшь и экономишь себя, иначе не сможешь этими деньгами воспользоваться. А совершённое Закарьей лежит в другой плоскости. Деньги и подвиг несовместимы. Деньги — это хорошо. Хорошо, что наши солдаты получают достойную оплату. Но то, что делают такие, как Закарья, лежит в ином измерении. И то, что это измерение есть и мы как народ вкладываемся в него, похоже, и есть достижение нашего века: Россия стоит, несмотря ни на что, и у неё есть защитники.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.