Спектакль "Свадьба Кречинского" поставили в Театре на Трубной

Александра Сухово-Кобылина часто сравнивали с Александром Грибоедовым. Оба изображали Москву и москвичей. Оба были блестящие дилетанты; слово это не ругательное, просто драматургия не казалась им главным делом жизни. Оба написали немного, и среди прочего только по одному хиту. "Свадьба Кречинского", даром что писана в тюрьме, была встречена очень хорошо, а вот ее продолжения, в силу их сугубой мрачности, успеха не имели.

Спектакль "Свадьба Кречинского" поставили в Театре на Трубной
© Российская Газета

Спектакль Дмитрия Астрахана можно считать программным. Это классика с покушеньями на историческую достоверность, с роскошными костюмами (художник Андрей Климов) и богатым антуражем (сценограф Анастасия Глебова). Это аффектированная и обстоятельная актерская игра, с пространными монологами и важными паузами. Действие развивается крайне неторопливо, и лишь во втором акте набирает темп по мере развития интриги.

Это спектакль подчеркнуто доброкачественный, нарочито старомодный, строго блюдущий меру по части музыкальных и танцевальных украшений. Что, впрочем, не отменяет их разухабистости. В прологе нас угощают жестоким романсом (музыка Сергея Долгушина, стихи Вадима Пугача). Далее - водевильными куплетами и вторжениями ряженых в костюмах а-ля рюс, создающими атмосферу цыганской свадьбы. А в финале Кречинский пляшет отчаянно и безнадежно под уже откровенную цыганскую "Шатрицу".

Отметим и вставной аттракцион "Угадай мелодию". Пока Кречинский ищет верную интонацию для решительного письма к богатой невесте, живой оркестрик предлагает нам серию популярных лирических мотивчиков; дело разрешается "Миллионом алых роз".

Метафоры и гэги здесь просты, но действенны. В квартире Кречинского не топят из-за безденежья - и слуга Федор (Иван Мамонов) носит не только валенки, но и шапку Деда Мороза. В первом акте шкапы и комоды сияют безукоризненными поверхностями - во втором акте, по мере разоблачения ужасной аферы, являют растерзанное нутро.

Режиссерская тенденция, впрочем, заметна в нарочитых преувеличениях: если комнатный колокольчик для вызова слуг - то величиной с ведро, если букет - то с тележное колесо, если брильянтовая булавка - то с гусиное яйцо... Кричат тут тоже как-то чересчур надрывно; но с этими трудовыми выкриками связаны самые смешные моменты спектакля.

С образом главного героя, афериста и авантюриста, есть одна проблема. К примеру, гоголевскому Чичикову мы порою сочувствуем, хотя он очевидный агент потусторонних сил. Самозабвенный Хлестаков вызывает если не восхищение, то умиление. Про Остапа Бендера и говорить нечего: он на голову выше и своих спутников, и своих жертв. А вот Кречинскому сочувствовать трудно: поступки его неприглядны, намерения гнусны, приемы циничны. Симпатии автора и публики явно не на его стороне, и интерес тут возможен только гадливый.

Андрею Карако, исполнителю главной роли, хватает таланта и обаяния, чтобы удерживать внимание зала на протяжении трехчасового спектакля. Но какой-то особенной миссии, пресловутой сверхзадачи, за эскападами его героя не видно. Между тем Кречинский - не случайный индикатор, лакмусовая бумажка для нечистой среды наподобие Хлестакова. Это герой деятельный, мошенник вдохновенный и виртуозный. Но цель его сводится всего лишь к обретению вожделенной респектабельности: перебраться из джентльменов удачи - просто в джентльмены.

Нельзя сказать, что цель недостижима: мало ли было промотавшихся игроков, которым удалось поправить дела женитьбой. Но дело в том, что незаурядные дарования и изощренный инструментарий Кречинского не годятся для косной Москвы. И тут уместно снова вспомнить грибоедовского Чацкого. Или известный анекдот, как донорская задница отторгает незадачливого реципиента.

Хороши в спектакле Александр Мохов (Муромский, провинциальный помещик средней пушистости, благородный отец и резонер) и Александр Овчинников (Расплюев, подручный Кречинского, роль эксцентрическая, вся на нерве). Но особенно хочется отметить Татьяну Горбунову (простодушная невеста Лидочка). Наивная героиня ее сразу отвоевывает симпатии публики - чем делает всю брачную аферу заведомо обреченной на поражение.