Как сегодня устроен мир за решеткой и насколько сильны воровские законы

Откровенный разговор состоялся у криминолога Уральского государственного юридического университета Данила Сергеева с руководителями двух пенитенциарных учреждений. Сергеев исследует, как устроен мир за решеткой, как он меняется, и побывал уже в 210 тюрьмах 20 стран. Эта его научная беседа была анонимной, потому скажем лишь, что одно из этих мест заключения находится в Сибири, а другое - в Центральной России.

О том, как устроена сегодня пенитенциарная система изнутри, Данил Сергеев рассказал в интервью "РГ".

"Красные" и "черные"

Данил, известно, что есть зоны "красные" и "черные". Каких сегодня больше?

Данил Сергеев: Эта градация уже устарела, она была сильна во времена СССР и исходила из того, как руководители колоний взаимодействуют с лидерами воровской среды. В "красной" правил начальник, и интересы авторитетов не учитывались. В "черной" главным был воровской лидер, потому что так было удобно начальнику. В основном это было связано с тем, что колониям ставилась задача выполнять производственный план, заключенные ведь тогда валили лес, строили дороги. И криминальный лидер выполнение этого плана обеспечивал. Как только такой надобности в 90-е годы не стало, зоны начали "краснеть". В Свердловской области, например, практически все они стали "красными". От личности начальника многое зависит: там, где можно установить авторитет руководства без воровских авторитетов, зоны "краснели". Там, где начальник не мог или не хотел обходиться в управлении без них, - "чернели". Одна и та же зона при смене руководства могла "перекрашиваться". Сейчас этой градации в чистом виде нет. Зато появились так называемые калоши, то есть "черные" снаружи и "красные" изнутри. Это когда начальник вынужден по ряду причин принимать влияние криминальных авторитетов, чтобы обеспечить управление колонией или изолятором.

В редакцию как-то пришел человек, который только что освободился. Он рассказал, что в "черных" есть хоть какие-то понятия, а в "красных" над тобой жестоко издеваются.

Данил Сергеев: Поддерживать "красный" порядок можно только силой давления. И, конечно, в таких учреждениях случаи насилия над заключенными происходили и происходят куда чаще. Сами сотрудники или заключенные, которым дали добро на самосуд, давят неформальных лидеров, чтобы обеспечить управляемость учреждения. На Урале, например, своими особо жесткими порядками была известна колония N 2. И сейчас расследуется масса уголовных дел по тому беспределу, который там творился.

Гражданин начальник

А что говорят о насилии в местах заключения начальники тех учреждений, с которыми вы недавно беседовали?

Данил Сергеев: Все же нужно понимать, что все колонии или изоляторы разные, от личности руководителя очень многое зависит. Есть начальники - порядочные, честные люди. Потому я и захотел поговорить откровенно с руководством именно таких учреждений: я там бывал не раз, знаю, как идут изменения. Вот что рассказал один из них.

"Стремление задушить неизменно приводит к насилию внутри зоны. Сотрудниками, активистами, блатными. Сами знаете, сколько приговоров вынесено на этот счет. Бью ли я? Нет, никогда. Били ли мои сотрудники? Я давно работаю в системе, много видел и юлить не буду: да, били. Но в каждом случае этих сотрудников потом "бил" я. Не физически, конечно, но насилие жестко пресекал. Если начать бить осужденных - это лишь в самом начале присмирит их недовольство, но потом возникнет жестокий порочный круг, гонка насилия. Зона потонет в крови. Применение жесткой силы приведет к тому, что другие средства воздействия на заключенных уйдут на второй план. На уважении, а не на грубой силе строится нормальная работа".

Но почему вы беседовали с ними анонимно?

Данил Сергеев: В последнее время в системе ФСИН было много скандалов, были громкие бунты, и далеко не каждый согласится в принципе говорить о том, что сегодня происходит за решеткой. А мне важно, чтобы разговор был максимально откровенным. В честности этих людей я не сомневаюсь.

Никто не задумывается, какая это на самом деле работа - быть начальником учреждения, где содержатся сотни людей, нарушивших закон, среди которых убийцы, насильники. Как управлять этими зачастую неуправляемыми людьми? Тут нужны воля, опыт, необходимо быть психологом, обладать житейской мудростью. Я уж не говорю о том, что это просто опасная работа. И надо признать, что в нашей стране она непрестижна. Хотя, например, в Финляндии, Германии директор тюрьмы - почетная должность.

Как относиться к тому, что в некоторых колониях мусульманам не разрешают молиться? Это ведь их базовая потребность. Зачем на ровном месте вызывать озлобление людей?

Данил Сергеев: Да, это так. То же касается и питания. Мусульмане не едят свинину, для них это нарушение одного из ключевых канонов веры. Один заключенный жаловался мне, что питается только тем, что покупает в магазине, или выбирает из той еды, что дают, макароны и кашу. Но для начальников многих колоний это вообще не вопрос: "Да пусть едят, что дают". А мудрые руководители в рамках все тех же нормативов по питанию, действующих в ФСИН, закупают, например, курицу или говядину. Ведь в некоторых учреждениях до половины заключенных - мусульмане. И конфликта именно на этой почве не возникает. Потому что уважается свобода вероисповедания.

Родственники одного из заключенных недавно признались: "Им дают жареную селедку с разваренной кашей, никакого мяса они вообще не видят".

Данил Сергеев: Есть нормативы по питанию, и в них прописано, что в питании должно присутствовать и мясо, и сколько именно его должно быть.

Откуда взялись джамааты?

Когда был бунт заключенных в Волгограде, заговорили о так называемых джамаатах, - радикальных религиозных мусульманских объединениях внутри колоний. Это какое-то новое явление?

Данил Сергеев: Нет, не новое, уже более двух десятилетий в учреждениях для заключенных образуются группировки вокруг лидеров на религиозной почве. Этот лидер устанавливает порядки, подобные тем, что действуют в криминальной среде. Причем джамааты становятся все более радикальными. И часто работа по радикализации проводится целенаправленно. Опасно еще и то, что в них вовлекается все больше тех, кто ранее ислам не исповедовал.

В каких отношениях джамааты находятся с криминальными группами?

Данил Сергеев: Нередко во враждебных. В колонии в Тыве было крупное столкновение криминальных авторитетов и религиозных лидеров джамаата. Закончилось тем, что всех развели по разным учреждениям.

Есть же статья, предполагающая уголовное наказание для тех, кто назвался вором в законе. Ее можно применять к лидерам джамаатов?

Данил Сергеев: Сама по себе статья хорошая и действенная, она призвана бороться с классом авторитетов - ворами, положенцами, смотрящими и другими лидерами преступной среды, теми, кто ведет контроль финансов в криминальных группах или выполняет роль третейского судьи. И уже 50 авторитетов получили по ней наказание. Но, на мой взгляд, статья все же несовершенна. Кроме воровской есть ведь и бандитская иерархия, и тюремная религиозная. И, на мой взгляд, ее лидеры тоже должны подпадать под ответственность по самому факту занятия высшего положения в этих структурах.

Жизнь научила

А может криминальный авторитет в тюрьме или колонии выполнять положительную роль?

Данил Сергеев: Да. Вот дословная цитата из разговора с начальником одной из зон: "Такие примеры есть. Положительно влиял, ставил на путь исправления".

Сами воровские законы, тюремный уклад по-прежнему сильны?

Данил Сергеев: Чтобы встретить сегодня заключенного старого тюремного типа, всего с ног до головы растатуированного, который бы "по фене ботал", надо сильно постараться. Воровская понятийная составляющая ослабла. Хотя, конечно, сохраняется класс так называемых отверженных, с которыми не едят из одной посуды, которые выполняют самую грязную работу. Ну и, конечно, в преступной иерархии остаются и всегда будут лидеры.

Вор и договор

Может ли начальник тюрьмы о чем-то с ними договариваться?

Данил Сергеев: Я задал этот же вопрос начальникам учреждений, и вот что ответил один из них: "Слово "договариваться" в этом случае не совсем корректно. Договариваются равные стороны, а в учреждении главный - начальник, и точка. Криминальный авторитет должен быть поставлен в такие условия, когда он вынужден корректировать свое поведение. Времена "черных" зон канули в Лету. Но если руководитель полностью игнорирует наличие в учреждении неформальных лидеров - это его ошибка. Лучше я буду знать, что у меня в зоне есть "блатные", контролировать их, управлять ими, а не пытаться сделать вид, что их нет или их побороли, размазали. Поборю одних - тут же появятся другие. Это сущность тюрьмы. Она сама продуцирует свою социальную структуру".

А вот что добавил второй начальник: "Наша работа с криминальными лидерами мне напоминает игру. Мы просчитываем их шаги, а они наши. С одной стороны, в наших руках власть. Мы легко можем их запереть в ШИЗО, даже в тюрьму. Но даст ли это нужный эффект? Не сделает ли ситуацию в учреждении хуже? Ведь в их руках также есть неформальная власть над самыми опасными представителями тюремного мира. И эту неформальную власть решением начальника учреждения не ликвидировать. Здесь нужно действовать с умом: не проявить слабость, но и не перегнуть".

Ворами в законе, положенцами, занимающими высшее положение в криминальной иерархии, дело, как я понимаю, не ограничивается. Кто еще входит в структуру "авторитетного" управления в зонах?

Данил Сергеев: Криминальной "мелочевки" полно. "У меня половина тюрьмы "смотрящие", - признался мне один из начальников. Все, по его словам, за чем-то смотрят, то есть, переводя с воровского на русский, - ведут контроль за какой-то определенной сферой в зоне, за которой их назначил бдить вышестоящий лидер криминальной иерархии. Один смотрит за тюрьмой в целом, другой - за корпусом, третий - за "продолом", тюремным коридором, по бокам которого находятся камеры, четвертый - за камерой, пятый - за "общаком", шестой - за игрой в зоне, седьмой - за "запретами", восьмой - за "домовой".

Чем последние двое занимаются?

Данил Сергеев: Смотрящий за запретами - это тот, кто контролирует доставку запрещенных предметов в зону - телефонов, алкоголя, наркотиков, денег. Задача начальника - вовремя выявить этого человека и пресечь доставку "запретов". Как откровенно признаются руководители учреждений для заключенных, получается это с переменным успехом.

"Домовой" - это смотрящий за так называемой домовой книгой. Туда записываются, или, как говорят на тюремном жаргоне, "тачкуются" "порядочные". "Порядочные" - так себя называют сами блатные. Они еще называют себя просто "люди". Потому что, по их понятиям, есть "людское", то есть воровское, а есть "ментовское". Задача смотрящего за "домовой книгой" - фиксировать всех блатных, поступающих в учреждение для заключенных. Приехал какой-то очередной авторитет в учреждение, в камере составляется "малява" (записка) о том, что такой-то, далее следует кличка (если есть), поступил в определенный день в такую-то камеру по такой-то статье. Эта записка передается разными путями смотрящему за "домовой". Тот в свою очередь ведет тетрадку, где все эти данные фиксирует, кто и где, кто куда убыл-прибыл. И, надо сказать, этот смотрящий - довольно значимая личность. Не всякого загрузят такой работой. Он несет личную ответственность перед воровскими авторитетами за утрату "домовой". Потому постоянно ее прячет. Блатные в свою очередь стараются тщательно скрывать, кто ее ведет. "Домовая книга" может быть полезна самим сотрудникам учреждения, в ней много ценной информации. Про клички, связи, наличие запретов. Все они тщательно фиксируются в "домовой". Это на самом деле выглядит как официальный документ. Как признаются начальники колоний, "так что пусть ведут на здоровье, а если надо - мы ее посмотрим. Будет необходимость - изымем".

Так, может, блатного помещать в камеру, откуда не догадаются, побоятся или по каким-то причинам не захотят отправить "маляву"?

Данил Сергеев: Как признаются руководители, можно так сделать. Но есть несколько серьезных "но". Во-первых, помещать блатного в другую среду - ошибка. Он "перекрасит" камеру, или, того хуже, произойдет конфликт. Во-вторых, концентрировать блатных в одном месте - тоже ошибка. За ними должен быть надзор. Это уже задача оперов. Кроме того, чаще всего смотрящий за "домовой" еще до прибытия блатного осужденного знает, кто, когда и каким этапом приедет. Так что рационального смысла так делать просто нет.

Воров в законе не осталось

Вы побывали в десятках тюрем разных стран, примерно такая же криминальная иерархия есть везде?

Данил Сергеев: Да. В любом обществе есть свои неформальные лидеры. Явление, подобное коронации вора в законе, мы можем увидеть в Италии, например в среде традиционных преступных групп - Каморра, Коза ностра. У них похожая иерархия, хотя у них она и не совсем связана с тюрьмой, как у нас. Везде своя специфика, но некоторые проявления очень похожи. Например, по смыслу татуировки. Есть, скажем, татуировка - роза, обвитая колючей проволокой у малолетних осужденных, она означает: "молодость провел в тюрьме", точно такую же я увидел в бразильской тюрьме. Есть татуировки-перстни, на которых отражается криминальная биография человека. Они тоже часто почти универсальны в разных странах.

А сколько воров в законе сегодня осталось?

Данил Сергеев: Такой фигуры, как классический вор в законе, - ни одного. Есть масса так называемых апельсинов (снаружи твердый, внутри мягкий), которые купили себе этот титул разными способами. А вот традиционного вора в законе, своего рода монаха, исповедующего "воровскую религию", уже и не встретишь.

Но при этом ничто "мирское" ему не чуждо, ни деньги, ни машины?

Данил Сергеев: Классическому все это как раз должно быть чуждо. Он и вправду, как монах, не должен иметь никакой собственности, семьи. Но таких сейчас нет, одним из последних настоящих воров в законе был Вася-бриллиант, его не стало еще в 80-е. Потом пришли деньги, и даже убежденные воры, придерживающиеся классических канонов, предпочли их, а не идею. И мы можем говорить об этом как об ушедшем явлении.