Come together!

Литературный монумент, что ли? Символ времени? Литстатуя? Антропологический, исторический, этнографический памятник? Достопримечательность художественного слова? Неважно. Короче. Была в советское время очень популярная газета — "Неделя". Ее придумал в 1960 году тогдашний главный редактор "Известий" (и зять Хрущева) Аджубей. Она замышлялась как приложение к "Известиям", неполитический еженедельный вестник. И оказалась настолько востребована, что на нее даже не открывали подписку — а то бы типография не справилась печатать. "Неделю" только в розницу продавали, и по воскресеньям нужно было иметь большую удачу (и/или прикормленного киоскера "Союзпечати"), чтобы ее купить. И вот в 1964 году, незадолго до снятия Хрущева (а вслед за ним и Аджубея), в "Неделе" стали печатать коллективный роман. Одну главу писал один автор, вторую — другой, и так далее вплоть до одиннадцатой. Роман назывался "Смеется тот, кто смеется", и писать его взялись настоящие первачи. Открывал произведение Валентин Петрович Катаев, патриарх. Следом выступили те, кого кликали в те годы "шестидесятниками": Гладилин, Аксенов, Владимов, Войнович, Искандер, Казаков… Это был не первый коллективный роман в советской литературе. Такой опыт поставил в 1927 году Михаил Кольцов в "Огоньке". Тогда и авторов собралось поболе (двадцать пять), и многие из них настоящими классиками (в наше время) числятся: Алексей Толстой, Бабель, Зощенко, Инбер, Леонов, Федин, Александр Грин… Наряду с ними в том авторском коллективе побывали и (ныне) прочно забытые: Буданцев, Березовский, Никифоров… Не так давно (в 2009 году) эту книгу (называется "Большие пожары") издали под одной обложкой — впервые. "Неделинский" роман 1964 года тоже в советское время в виде книжки не напечатали. Как я понимаю, во многом потому, что там довольно подозрительные авторы сошлись. Четверо в итоге уехали: Гладилин (в 1976-м), Аксенов (1980), Войнович (1980), Владимов (1983). Поэтому первый раз роман вышел в наши времена, в 2010-м. И вот переиздание. Завязку писал Катаев: возвращается домой в канун Первомая довольный инженер Васильчиков, весь в праздничном настроении, а в его новой квартире — ничего: ни жены по имени Римма, ни дочки, ни вещей, ни мебели… Остальные авторы в силу своих художественных пристрастий и фантазии из этой ситуации выкручивались, параллельно наворачивая свои кульбиты. Следующий, Гладилин, ввел в оборот загадочную старушонку. Юрий Казаков посвятил свою главу двум милиционерам, которые кражу мебели расследуют… Временами авторы устраивали дружеские перемигивания в формате междусобойчика — нынешним языком говоря, проявляли элементы постмодернизма, какового в советской литературе и быть не могло. К примеру, Аксенов пишет за своего героя по фамилии Семикоровкин страстно-графоманские стишки, каковые герой мечтает опубликовать в "Юности". А Войнович через одну главу дает на них отповедь от лица члена редколлегии "Юности" В.П.Аксенова (кем вышеуказанный в упомянутый период как раз и являлся): "Чтобы добиться настоящих успехов в литературе, берите пример с меня… Вашу фотографию 9*12 возвращаем". 69-я страница приходится на великолепного Аксенова, который на вверенном ему объеме во всю свою искрометную ширь разворачивает любимые темы: выпивку, адюльтер и муки творчества: "- …Артур! — воскликнула Римма. Они сидели в пельменной и смотрели друг на друга. Зрачки упирались в зрачки, руки блуждали по мраморному столику. Знакомые подмигивали Семикоровкину, намекая, что можно разлить на троих, но он и внимания не обращал. — Артур, неужели ты все это время… — говорила Римма. — Да, — отвечал Семикоровкин, — тринадцать лет! И вот сегодня нахлынуло, накатилось вдохновение, и я закончил. Ты помнишь первую строфу? Римма потупилась: — Нет, забыла. Знаешь ли, быт… — Да, да, я не виню тебя, — быстро проговорил Семикоровкин, — и Васильчикова не виню, никого. Что делать? Так сложилась жизнь…" Наконец, в самой последней главе Георгий Владимов выруливает и сводит концы с концами: не было никаких ни краж, ни адюльтеров, ни иностранных разведок. Римма да, на короткое время поддалась соблазну, но потом двое суток ликвидировала прорыв в Салашовских банях: "Васильчиков стоял у окна. Он был счастлив. Он смотрел вдаль. / Над Москвою реяли флаги". Шестьдесят лет назад. Все молодые, живые, все еще в Москве и вместе. "Come together!" – здесь: давай вместе! (Англ.)