Чем чаще пересказывался сюжет о полете Юрия Гагарина в космос, тем больше он походил на сказочный. Молодой, красивый, безупречный супергерой на сверхсовременной, идеально сконструированной технике сделал то, чего раньше до него никто не делал. Ура всем причастным! Историк науки и техники, автор книг и статей по истории советской кибернетики, космонавтики, математики и вычислительной техники, руководитель исследовательского проекта по устной истории советской математики Вячеслав Герович — тот, кто освобождает исторические факты от слоев мифологической позолоты. В своей книге «Мифология советского космоса» он рассказывает о том, с какими рисками было сопряжено завоевание космоса и как все происходило на самом деле. «Лента.ру» с разрешения издательства «Новое литературное обозрение» публикует фрагмент текста.

От сталинских «соколов» до королевских «ореликов»

Личные качества, необходимые советскому космонавту, стали предметом серьезных споров. В январе 1959 года ведущие ученые, врачи и конструкторы космических аппаратов собрались в Академии наук, чтобы обсудить критерии отбора космонавтов. С физическими требованиями все было ясно: размер корабля «Восток» был совсем небольшим, поэтому у кандидатов были ограничения по росту (175 см) и весу (72 кг). Мнения разошлись по поводу профессиональной принадлежности будущих космонавтов. Звучали предложения выбирать космонавтов из числа моряков-подводников, офицеров ракетных войск и даже автогонщиков. Однако Королев доказывал, что летчики-истребители лучше всех подготовлены к космическим полетам:

«Летчик-истребитель — это и есть требуемый универсал. Он летает в стратосфере на одноместном самолете. Он и пилот, и штурман, и связист. Немаловажно и то, что он кадровый военный, а значит, обладает еще и такими необходимыми для будущего космонавта качествами, как собранность, дисциплинированность и непреклонное стремление к достижению поставленной цели».

Отбор проводили среди летчиков-истребителей в возрасте 25–30 лет с идеальным здоровьем; к навыкам пилотирования никаких требований не было. В результате из 20 отобранных кандидатов у большинства был относительно небольшой летный опыт, к примеру у Гагарина лишь 230 часов. Для сравнения: астронавты первой американской пилотируемой космической программы «Меркурий» должны были иметь минимум 1500 часов налета. 19 из 20 советских космонавтов были летчиками- истребителями без какой-либо подготовки в инженерном деле, в то время как семь астронавтов «Меркурия» были опытными летчиками-испытателями с серьезной инженерной подготовкой. Советские конструкторы считали, что высокая степень автоматизации управления космическим аппаратом позволит им проводить весь полет в автоматическом или полуавтоматическом режиме, что сделает продвинутые летные или инженерные навыки ненужными. Королев объяснял:

«На первом этапе советская ракетно-космическая техника не диктует столь высоких требований к профессионально-управленческим обязанностям пилота космического корабля "Восток", как это имело место на американском корабле "Меркурий"».

Задачу подготовки космонавтов передали Военно-воздушным силам, которые в 1960 году создали Центр подготовки космонавтов на закрытой территории в тридцати километрах к северо-востоку от Москвы. Теперь это место известно как Звездный городок. Генерал-лейтенант Николай Каманин был назначен заместителем начальника Главного штаба ВВС, ответственным за отбор и подготовку космонавтов. Это был тот самый Каманин, который получил высшую советскую награду — звание Героя Советского Союза — за участие в спасении экипажа и пассажиров парохода «Челюскин» в 1934 году. Один из самых известных летчиков 1930-х годов, публичный символ сталинского режима, он обладал твердыми убеждениями и властным характером. Он без колебаний вступал в полемику со столь же властным Королевым и влиятельным руководством ВВС и Министерства обороны всякий раз, когда они не соглашались с его бескомпромиссными взглядами на космическую политику. Представление Каманина о роли космонавтов в космической программе радикально отличалось от позиции Королева. Если последний настаивал на преимуществах автоматизации и гордо утверждал, что на его космических кораблях даже «кролики могут летать», то Каманин был убежден, что космонавты должны играть более значительную роль в управлении космическими аппаратами. Самыми напряженными были первые 40 секунд полета, когда в случае любой неожиданности требовалась мгновенная реакция. При неисправности ракеты-носителя Королев должен был отдать устный приказ оператору активировать аварийную систему катапультирования космонавта из космического аппарата. Космонавт был бы отброшен от ракеты на безопасное расстояние 120 метров, и его парашют должен был раскрыться на высоте 80–90 метров от земли. У космонавта не было доступа к управлению катапультированием, но он мог сам раскрыть запасной парашют, если не сработал основной. Проблема заключалась в том, что раскрывать парашют на столь малом расстоянии от земли было слишком опасно. Если бы космонавт катапультировался прямо на старте, он мог приземлиться в гигантском котловане вокруг пусковой установки, охваченной пламенем от взлетевшей ракеты. Чтобы избежать такого исхода, над котлованом установили металлическую сетку, на которую бы опустился космонавт, и группа спасателей дежурила, чтобы подхватить космонавта и доставить в безопасное место. Однако если бы ракета потеряла управление и перевернулась, космонавт полетел бы прямиком в сторону земли безо всяких шансов раскрыть парашют. После сороковой секунды аварийное катапультирование срабатывало автоматически, что снимало с Королева мучавшую его необходимость мгновенного принятия решения.

РАСШИФРОВКА СООБЩЕНИЙ РАДИОСВЯЗИ

Переговоры Гагарина с пунктом управления полетом, 9:07 – 9:08

Кедр (Гагарин): Вибрация учащается. Шум несколько растет. Самочувствие хорошее. Перегрузка растет дальше.
Заря 1 (Королев): Время 70 [секунд от начала старта].
Кедр (Гагарин): Понял Вас, 70. Самочувствие отличное. Продолжаю полет. Растут перегрузки. Все хорошо.
Заря 1 (Королев): 100 [секунд от начала старта]. Как чувствуете? Прием.
Кедр (Гагарин): Чувствую себя хорошо. Вибрация, перегрузки нормальные. Продолжаю полет. Все отлично.

Королев нервничал. В промежутке между 40-й и 150-й секундами полета ракета летела слишком высоко, что исключало возможность немедленного катапультирования в аварийной ситуации

В случае аварии произошло бы отключение ракетных двигателей, и после снижения ракеты на высоту 7 километров включилось бы автоматическое катапультирование. После 150-й секунды полета был сброшен головной обтекатель ракеты, и Гагарин увидел Землю.

РАСШИФРОВКА СООБЩЕНИЙ РАДИОСВЯЗИ

Переговоры Гагарина с пунктом управления полетом, 9:10–9:11

Кедр (Гагарин): Произошел сброс головного обтекателя. Во «Взор» [оптическое устройство наведения] вижу Землю. Хорошо различима Земля...

«Вижу реки, складки местности различимы хорошо. Видимость хорошая. Отлично все во "Взор" видно... Несколько растет перегрузка, вибрация. Все переношу нормально. Самочувствие отличное, настроение бодрое. В иллюминатор "Взор" наблюдаю Землю. Различаю складки местности, снег, лес... Наблюдаю облака над Землей, мелкие, кучевые и тени от них. Красиво! Красота!» — Юрий Гагарин.

Гагарин любовался великолепным видом, но при этом помнил, что в случае отказа ракетного двигателя «Восток» мог в любую секунду рухнуть на землю. При этом он ничего не мог бы сделать: спасательная операция была полностью доверена автоматике. Теперь, когда с «Востока» был сброшен закрывавший его обтекатель, в аварийной ситуации был предусмотрен другой порядок спасения космонавта: спускаемый аппарат отделяется от ракеты, а космонавт остается внутри кабины до момента катапультирования, после чего приземляется на парашюте. Но перегрузки при аварийной посадке могли быть огромными, в двадцать один раз больше силы притяжения Земли.

Решающий момент наступил в 9:12, на третьем и последнем этапе взлета, когда «Восток» выходил на орбиту. Двигатель третьей ступени, спроектированный ведущим конструктором Семеном Косбергом, должен был запуститься в вакууме космического пространства — в условиях, которые почти невозможно было смоделировать на Земле. Все затаив дыхание ждали, сработает ли двигатель.

РАСШИФРОВКА СООБЩЕНИЙ РАДИОСВЯЗИ

Переговоры Гагарина с пунктом управления полетом, 9:12

Кедр (Гагарин): Косберг сработал!
Заря 1 (Королев): Работает то, что нужно. Последний этап. Все нормально.

В волнении Гагарин забылся и произнес засекреченное имя конструктора двигателя в эфире. Услышав, что его двигатель сработал, Косберг, который был невысокого роста, от возбуждения подпрыгнул «выше головы», как говорили очевидцы. Коллеги аплодировали и подбрасывали Косберга на руках. Позже расшифровка сообщений радиосвязи и аудиозапись полета были отредактированы, и реплика Гагарина была стерта. Это было сделано и в сообщении для прессы, и в секретной расшифровке, отправленной партийным властям. Руководители космической программы хотели скрыть случайные оплошности не только от общественности, но и, что важнее, от политического руководства страны. После включения третьего двигателя, когда самая серьезная опасность была позади, Гагарин смог наконец в полной мере насладиться видами земной поверхности. Пока он говорил, Каманин внимательно прислушивался к его голосу, пытаясь уловить малейшие признаки психического расстройства.

РАСШИФРОВКА СООБЩЕНИЙ РАДИОСВЯЗИ

Переговоры Гагарина с пунктом управления полетом, 9:13

Кедр (Гагарин): Самочувствие отличное. Полет продолжается хорошо. Во «Взор» наблюдаю Землю. Видимость хорошая. Различить, видеть можно все. Некоторое пространство покрыто кучевой облачностью. Полет продолжаем. Все нормально.
Заря 1 (Каманин): Молодец! Связь отлично держите. Продолжайте в том же духе.

После четырех минут безукоризненной работы двигателя Косберга наступал критический промежуток в 37 секунд, в течение которого отказ двигателя мог привести к падению космического аппарата в океан. «Удачная» трасса Королева пролегала через обширные океанические пространства, чтобы свести к минимуму возможность посадки на чужой территории. Это очень тревожило Каманина, который боялся, что спасательные корабли могут подойти слишком поздно.

РАССКАЗ ГЕНЕРАЛА

Дневник генерал-лейтенанта Николая Каманина

Нам, к сожалению, очень хорошо известно, что при приводнении космический корабль быстро затонет, а радиопередатчики вскоре выйдут из строя из-за отсутствия герметичности шара. Кроме того, НАЗ [носимый аварийный запас] не имеет плавучести. Надо признать, что спасение космонавта на воде совершенно не обеспечено, и над решением этой проблемы придется еще немало поработать. Будем надеяться, что корабль приземлится на территории СССР.

В этот волнующий момент космодром потерял связь с Гагариным. «Восток» вышел за пределы радиодосягаемости и перешел в зону, покрываемую станцией связи Колпашево в Сибири.

РАССКАЗ ГЕНЕРАЛА

Дневник генерал-лейтенанта Николая Каманина

В момент перехода связи со старта на Колпашево было несколько неприятных секунд: космонавт не слышал нас, а мы не слышали его. Не знаю, как я выглядел в этот момент, но Королев, стоявший рядом со мной, волновался очень сильно: когда он брал микрофон, руки его дрожали, голос срывался, лицо перекашивалось и изменялось до неузнаваемости. Все облегченно вздохнули, когда Колпашево и Москва сообщили о восстановлении связи с космонавтом и о выходе корабля на орбиту.

В 9:18 «Восток» отделился от ракеты-носителя и стал спутником Земли. Гагарин тоже вздохнул с облегчением. Выйдя на орбиту, он не только стал первым человеком в космосе, но и оказался в относительной безопасности: его космический аппарат продолжал движение по инерции и за счет гравитации Земли, а не ракетных двигателей. В первые минуты полета его сердце билось с частотой 140–158 ударов в минуту, а при достижении орбиты пульс стабилизировался, снизившись до 104 ударов в минуту. Тревога сменилась восхищением и эйфорией. Став первым человеком, увидевшим Землю из космоса, обычно спокойный и сдержанный Гагарин не мог сдержать восторга от открывшейся ему картины.

РАСШИФРОВКА СООБЩЕНИЙ РАДИОСВЯЗИ

Переговоры Гагарина с пунктом управления полетом, 9:26– 9:27, 10:06

Кедр (Гагарин): Хорошо. Красота!.. Чувство невесомости интересно. Все плавает. Плавает все. Красота! Интересно... Полет проходит чудесно. Чувство невесомости нормальное. Самочувствие хорошее. Все приборы, все системы работают хорошо... Земную поверхность видно в иллюминатор. Небо черное. И по краю Земли, по краю горизонта такой красивый голубой ореол, который темнеет по удалению от Земли.

«Вижу горизонт Земли. Очень такой красивый ореол. Сначала радуга от самой поверхности Земли и вниз такая радуга переходит. Очень красиво все шло через правый иллюминатор. Видно звезды через "Взор", как проходят звезды. Очень красивое зрелище. Продолжается полет в тени Земли. В правый иллюминатор сейчас наблюдаю звезду. Она так проходит слева направо по иллюминатору. Вправо ушла звездочка. Уходит, уходит…» — Юрий Гагарин.

Несмотря на возбуждение, Гагарин не забывал об опасности. В перерывах между экстатическими восклицаниями он несколько раз запрашивал с Земли данные его орбиты. Точные параметры орбиты имели решающее значение: если тормозной ракетный двигатель не сработает и не замедлит «Восток» для планового спуска, Гагарин сможет рассчитывать только на естественное снижение орбиты из-за сопротивления воздуха в верхних слоях атмосферы (атмосферное торможение). Именно для такой ситуации плановая орбита «Востока» была низкой, 180–230 километров. С такой орбиты спутник мог бы спуститься и приземлиться самостоятельно в течение семи дней, даже если тормозной двигатель не сработает.

Вычислительный центр НИИ №4 и центр баллистических исследований Минобороны должны были определить точные орбитальные данные «Востока» через несколько минут после выхода на орбиту. По мере того как космический аппарат отслеживался наземными станциями, данные передавались в вычислительный центр, кодировались на перфокартах и загружались в две гигантских электронно-вычислительных машины М-20, которые в то время являлись вершиной советской вычислительной техники. Через несколько минут орбитальные параметры были рассчитаны и переданы на пункт управления полетом и Королеву на космодром. Вычисления делались поспешно, чтобы как можно скорее передать данные в официальном сообщении ТАСС и проинформировать космонавта во время его полета над станцией Елизово на Дальнем Востоке, последней коротковолновой станцией на территории СССР. Даже по приблизительной оценке было ясно, что «Восток» вышел на гораздо более высокую орбиту, чем планировалось. Как выяснилось, из-за перебоя в подаче электроэнергии операторы пункта управления полетом не смогли передать радиосигнал на отключение двигателей центральной секции ракеты. В итоге двигатели были отключены резервным сигналом бортовых датчиков ускорения. Этот инцидент стал решающим фактором в многолетнем споре между сторонниками радиоуправления с Земли и адептами системы автономного бортового управления. В будущих пилотируемых полетах Королев решил делать ставку на бортовые системы управления ракетными двигателями. В полете Гагарина бортовые датчики ускорения тоже дали сбой. Их фактическая погрешность в шесть раз превысила нормативную, и из-за опоздания с выключением двигателей центральной секции «Восток» вышел на очень опасную высоту. Быстрая оценка показала, что «Восток» был выведен на орбиту с максимальным удалением от поверхности Земли (в апогее) — 302 километра. Кто-то из приближенных Королева прикинул, что время естественного атмосферного торможения на такой высоте могло занять пятнадцать-двадцать суток. На «Востоке» был запас кислорода, пищи и воды всего на десять дней. Королев не дал разрешения на передачу орбитальных данных космонавту. Публичное сообщение также было отложено. В 9:26 в ответ на вопросы Гагарина оператор наземной станции управления в Елизово мог только сказать:

«Указаний от двадцатого [С.П. Королева] не поступает, не поступает».

Почти полчаса у Гагарина не было сведений о его орбите. В 9:53 по приказу Каманина другой оператор заверил Гагарина в том, что все идет нормально, скрыв от него всю критичность реального положения дел:

«Полет проходит нормально, орбита расчетная».

Наконец в 10:02 информационное агентство ТАСС передало свое знаменитое сообщение о первом полете человека в космос. Пер. с англ. А. Писарева, А. Шуваловой.