Ветхозаветный "Иов" на сцене Александринского театра выбрасывает из зоны комфорта

В наступившем году "Иова" первый раз сыграли на Рождество - случайно так вышло или нет, но - попав в поле этого удивительного праздника, стирающего грань между землей и небом, - спектакль словно проникся его светом и прозвучал как-то по-особенному. За окнами Александринского театра валил снег, капельдинеры с мерным шумом опускали шторы, чтобы камерное пространство Царского фойе погрузилось в полумрак…

И разве не чудо: вот уже зритель сосредоточенно слушает текст четырехвековой давности - он звучит целиком, без сокращений, без адаптаций для человека неподготовленного. Ровно так, как на Страстной седмице, когда главы из ветхозаветной "Книги Иова" читают в каждом православном храме, готовя нас к празднику Пасхи.

Это первая премьера Валерия Фокина в статусе президента Александринского театра. Открывая сезон, режиссер анонсировал эту работу как совершенно особенную для себя: "Еще Вахтангов писал: "Может быть, Библию поставить?" Но не поставил. А история об Иове Многострадальном - это потрясающий текст, я очень давно хотел за него взяться".

Спектакль ждали - и не зря: пожалуй, это одно из самых пронзительных театральных высказываний о нас сегодняшних. "Иов" - разговор, полный боли и страданий, - причем не образных, а видимых глазу, но увенчан он спасительной надеждой. Это спектакль - упование, и в этом его поистине целящая сила. Много ли таких сможем мы сейчас вспомнить?

Действие помещено в небольшое Царское фойе. В самый центр зала втаскивают большой сверток, разворачивают, в нем - забывшийся в горе Иов. "И был человек этот непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла" - так описывает его Библия. Но на праведника вдруг начинают сыпаться несчастья: он лишается скота и всего своего имущества, умирают его многочисленные дети, тело поражается жуткой болезнью… Рассаженные кругом зрители (публики умещается немного, всего один ряд) словно взволнованно столпились вокруг главного героя. И вместе с его друзьями сочувствуют ему, и пытаются найти ответ на главный вопрос: почему страдает человек?

Друзья Иова выдвигают разные гипотезы, но все они завуалированно сводятся к одному - вероятно, он никакой не праведник, а грешник. Вот и наказан. Но Иов непреклонен - в нем нет ничего, сокрытого от Бога, он знает, что жестоко страдает безвинно. И это так: именно поэтому Иов - прообраз Христа и его страданий.

"Иов" - спектакль трудный, неуютный, он мгновенно выбрасывает из зоны комфорта. Нарядные зрители норовят отпрянуть - прямо перед ними машут тряпьем, оглушительно кричат: едва ли им приятно лицезреть и страдающую плоть - язвы, кровоподтеки на теле главного героя (предельно натуралистичный грим достоин отдельных аплодисментов).

Желание дистанцироваться понятно и естественно, но - ведет в тупик и старательно прячет все смыслы спектакля. Найти ключ к ним - значит, поступить ровно наоборот: увидеть в этом несчастном, грязном и больном человеке себя. Сложно? Если вдуматься - нет.

Иов - это любой из нас в момент личной трагедии, бросающий Богу ли, судьбе ли вечное и горделивое: "За что?". Иов - это любой народ, переживающий период тяжелых испытаний. Иов - это, в конце концов, все человечество, в чьей изъязвленности нет никаких сомнений, и, если оно не сидит на пепелище - это только пока.

Что нам делать? "Похули Бога и умри", - кричит убитая горем жена. Но Иов потому и праведник, что во всех своих страданиях, вопия ко Творцу, ни разу Его ни в чем не обвиняет, он лишь требует от Него суда и хочет понять, почему все это случилось именно с ним? А на грани исступления из уст страдальца звучит, кажется, что-то и вовсе невообразимое: "А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию, и я во плоти моей узрю Бога".

И ровно в этот момент - момент предельного доверия даже в самый беспросветный час - Бог готов говорить с ним, живо откликаясь на эту веру. Все мигом погружается в темноту, по залу гуляет ветер, свечи мерцают, то потухая, то загораясь, пока вдруг не распахнется дверь и ослепляющий свет не упадет на изможденный силуэт. Упование Иова не посрамлено: Бог исцеляет его и дает ему больше того, что у него было - у него снова рождаются дети, появляется большое имение, а сам он проживет еще 140 лет.

В спектакле язвы Иова омывают, и они на глазах исчезают, его одевают в белый хитон - как образ новой жизни. И, словно не веря самому себе, он робко проверяет - работают ли руки и ноги. Пока, наконец, не пустится в пляс…

Этот маленький часовой спектакль всего с тремя артистами на сцене оставляет после себя не только ощущение света, но и поражает какой-то несоразмерной ему мощью. И правильно было бы назвать всех. Бесстрашного и самоотверженного Ивана Ефремова, сыгравшего Иова; Александра Поламишева, в одном лице воплотившего трех друзей главного героя; Дарью Ванееву, исполнившую роль жены, но еще и словно образ некоего сомнения, пытавшегося подточить веру мужа. И, конечно, Николая Мартона, чей неповторимый голос ведет нас по этому пути.

И да, главное - верить. Пусть звучит банально, в темные времена - собственной жизни или всего мира - это непросто и требует мужества. А ведь есть в этой ветхозаветной истории еще один важный урок. Человек самоуверен, он не помнит, что не всеведущ и многие причины того или иного могут быть до поры для него сокрыты. На каждое "за что?" Бог уже ответил - Иову: "Где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь".

Кстати

Весной в Москве пройдут традиционные гастроли Александринского театра. "Иова" не привезут - но на двух сценах МХТ им. Чехова, Основной и Малой, покажут три новых спектакля.

31 марта столичный зритель увидит "Чайку" - в постановке Елены Павловой знаменитый чеховский сюжет превратился в саундраму с хитами советской и российской эстрады.

2 и 3 апреля сыграют спектакль Валерия Фокина "Мейерхольд. Чужой театр", в основе которого стенограмма общего собрания коллектива ГосТИМа, а также воспоминания и размышления самого Мейерхольда.

5 и 6 апреля в афише - спектакль Никиты Кобелева "Воскресение" по последнему роману Толстого.