Павел Басинский: Единственная институция, которая запрещает мат, - это Церковь

3 февраля мы отмечаем необычный праздник - Всемирный день борьбы с ненормативной лексикой. Точное время появления его неизвестно, но он ежегодно отмечается во всем мире 3 февраля с начала XXI века. Отмечается скромно и исключительно волонтерами в виде лекций, семинаров, дискуссий и так далее.

Под ненормативной лексикой здесь понимается не только нецензурная брань, или попросту мат, но куда более широкий спектр слов и выражений, выходящих за рамки нормативного литературного языка. Это еще и арго (язык замкнутой социальной группы), профессиональный жаргон, диалектизмы и просторечные выражения... Понятно, что бороться с ними едва ли нужно, пока они не засоряют нормативный язык.

Не могу забыть историю, которую рассказала одна известная писательница. В метро она услышала разговор двух молодых людей, от которого чуть не упала в обморок. "Представляешь, - сказал один другому, - у меня вчера мама сдохла".

Не сразу она уяснила, что "мама" - это материнская плата в компьютере.

Но все мы понимаем, что главная проблема не в арго и не в жаргоне. Все эти "тусить", "френдить", "ванговать" и прочие словечки, которыми сегодня пестрят социальные сети, со временем схлынут, как пена, и заменятся какими-то другими. А вот нецензурная брань, она же мат, была, есть и останется. И что с ней делать, непонятно...

Например, русский мат, по разным подсчетам, содержит всего от четырех до семи общеизвестных корней слов. Когда Роспотребнадзор в соответствии с законом о запрете использования нецензурной лексики в СМИ, во время концертов, в театральных постановках и в кино, подписанным президентом в 2014 году, озаботился перечнем этих исходных слов, он оказался замечательно краток и содержал в себе четыре позиции: "Нецензурное обозначение мужского полового органа, нецензурное обозначение женского полового органа, нецензурное обозначение процесса совокупления и нецензурное обозначение женщины распутного поведения".

Таким образом, вся наша законодательная борьба ведется, по сути, против четырех слов.

Но в том-то и закавыка борьбы с матерным языком, что при крайней лексической скудости он обладает безграничным семантическим диапазоном, не говоря уже об эмоциональном. Если с буквальной семантикой (точными смыслами) бороться еще как-то можно, заменяя неприличные слова приличными, что, собственно, и сделано в формулировке Роспотребнадзора, то как бороться с оттенками смыслов, связанных с тем или иным эмоциональным состоянием говорящего, когда одно и то же слово или производные от него выражают порой диаметрально противоположные смыслы? (Понимаю, что выражаюсь слишком кудряво, но что делать - тема такая.)

Когда-то в студенчестве, отрабатывая летом трудовую повинность, я работал на молокозаводе в Саратовской области и квартировался в хате у местного мужичка. По вечерам мы вели беседы на скамейке. Он изъяснялся исключительно матом. Порой мне казалось, что нормативной лексики он вообще не знает. Тем не менее мы вели с ним вполне содержательные беседы, и я, без пяти минут дипломированный филолог, его прекрасно понимал. Не потому, что филолог, а потому что все мы "это" понимаем. Говорим, не говорим, но понимаем. И не только эти четыре слова, но и бесконечные производные от них.

На Руси с "матерным лаем" боролись со времен Ивана Грозного. Царь Алексей Михайлович, император Петр I и все последующие самодержцы. Наказания были разные, от публичной порки до штрафов и тюремного заключения.

Однако вождь большевиков Лев Троцкий после победы Октября пытался списать мат на наследие царского режима:

"Два потока российской брани - барской, чиновницкой, полицейской, сытой, с жирком в горле, и другой - голодной, отчаянной, надорванной - окрасили всю жизнь российскую омерзительным словесным узором".

В советские времена публичный мат приравнивался к мелкому хулиганству, и за это полагалась статья. В кино, театре, литературе материться было строго запрещено, и не могу сказать, что этот запрет их как-то обеднил. Классический аргумент: великая литература о войне была создана без единого нецензурного слова, хотя с точки зрения буквальной правды это не соответствовало реалиям войны.

После "перестройки" материться во всех этих областях стало можно.

Потом снова нельзя, но лишь отчасти, с оговорками: "на широком экране", "в массовых аудиториях" и тому подобное.

Единственная властная институция, которая категорически запрещала и запрещает мат, - это Церковь. Она говорит определенно словами из поучения св. Иоанна Златоуста (он его скорее всего не писал, но это не суть важно): "Если человек ругается матерно, в тот день у него уста кровью закипают, горят пеною, и паром скверным смрад исходит из уст его: и тому человеку, пока не раскается, не подобает в церковь Божию входить, ни Евангелия целовать и икон святых, и креста, и причастия давать".

Что же нам делать с этими несчастными четырьмя словами, которые уже много веков занимают в русском языке такой огромный сегмент, что мы сегодня слышим их на улицах, в транспорте, а главное - в семьях, даже вполне интеллигентных? И положа руку на сердце, кто сам ни разу в жизни их не произнес?

Слова-то плохие. Унижающие (именно выносом в публичное пространство) самые тайные стороны человеческой физиологии и интимной жизни. И при этом никаких серьезных, а тем более глубоких смыслов в себе не несущие.

Проблема. Простыми запретами ее не решить. Но хотя бы задумаемся о ней сегодня.