Йоханн Марте: "Когда я, наконец, прочитал книгу, то понял ее взрывную силу"

Бывший австрийский атташе по культуре рассказал Die Zeit, как именно вывозил из СССР рукопись романа Василия Гроссмана "Жизнь и судьба"

В 1961 году сотрудники КГБ изъяли у Василия Гроссмана 800 страниц романа "Жизнь и судьба", над которым он работал больше десяти лет. Это была не просто книга о войне, а попытка показать человека в тоталитарном мире. Показать без сглаживаний, без великодержавного пафоса, без идеологических украшений. Роман назвали антисоветским и запретили для печати. Позже, уже после смерти Гроссмана, рукопись попала к австрийскому атташе по культуре Йоханну Марте. В воскресенье в немецкой газете Die Zeit вышло интервью с ним. В нем Марте подробно рассказал, как именно ему удалось вывезти роман Гроссмана из СССР.

Правда, которая не нужна

Василий Гроссман прошел всю войну военным корреспондентом "Красной звезды". Он был в Сталинграде, видел освобождение концлагеря Майданек, одним из первых писал о Холокосте. Его заметки, репортажи и рассказы времен войны составили основу романа "Жизнь и судьба". Гроссман задумал роман как ответ "Тихому Дону" Шолохова и "Войне и миру" Толстого. Но если Толстой писал о войне 1812 года с высоты 1860-х, а Шолохов осмыслял Гражданскую войну спустя десятилетия, то Гроссман создавал свой роман буквально на ходу, в гуще событий.

Эпопея "Жизнь и судьба" выросла из его более ранней книги — "За правое дело", которая была опубликована и одобрена властью. Однако во второй части — той самой, что и стала "Жизнью и судьбой", — автор отбросил советскую оптику. В романе нет плакатных героев — зато есть страдающие, сомневающиеся, сломленные войной люди.

Одна из центральных сцен романа — борьба за дом 6/1 в Сталинграде. Здесь нет пафоса: бойцы Красной армии не бронзовые титаны, а уставшие, замерзающие люди, которых предельно реалистично описывает Гроссман. Они боятся, мерзнут, умирают в грязи и крови, но продолжают стоять. Вопреки канонам соцреализма Гроссман не рисует советскую власть как спасителя народа. Он показывает, что для простых людей тоталитаризм — это еще один фронт. В лагерях гибнут не только политические заключенные, но и верные коммунисты, попавшие в жернова системы. Одним из таких героев стал Крымов — партийный работник, который искренне верил в систему, но попал под каток репрессий. Его арест, допросы и внутренние метания — это диагноз, поставленный целой эпохе.

Сравнение ГУЛАГа и концлагерей, критика сталинизма, отказ от героизации власти — все это делало "Жизнь и судьбу" опасной книгой. Она рушила официальную картину войны.

Дело государственной важности

Рукопись "Жизни и судьбы" легла на стол редакторов "Нового мира" 19 декабря 1960 года. Решение было единодушным: роман антисоветский. Гроссман попытался найти другой путь. В начале 1961 года он принес рукопись в журнал "Знамя". Главный редактор Вадим Кожевников взял ее на прочтение и почти сразу передал в ЦК КПСС. По одной из версий — в КГБ. И уже 14 февраля 1961 года в квартире Гроссмана прошел обыск. Пришли оперативники. Забрали все: рукопись, черновики, машинописные копии. Унесли даже листы с исправлениями и ленты из пишущей машинки. Гроссман не знал, что за девять дней до этого его роман уже признали опасным. Через несколько дней после обыска Гроссман сел за стол и написал письмо Никите Хрущеву. В нем он сформулировал главное:

Он просил немногого — только чтобы роман обсуждали с редакторами, а не с агентами КГБ. Гроссман не отрекался от книги. Не признавал вины. Он хотел одного — чтобы правда вышла в свет. Хрущев не ответил. Гроссман не знал, что на его письмо даже не удосужились дать официальный отказ. Оно просто затерялось в коридорах власти.

Но кто-то в Кремле решил, что с Гроссманом все же стоит поговорить. Писателя вызвали в ЦК КПСС 23 июля 1962 года. Там его ждал Михаил Суслов, главный идеолог партии. Суслов говорил прямо:

Гроссман пытался возразить, что он всего лишь написал правду. Но Суслов был непоколебим. Он сказал, что эту книгу нельзя напечатать. По одной из версий, он добавил, что роман "не выйдет в ближайшие двести лет". Точной записи этой фразы не осталось. Но сам факт встречи с Сусловым показал, что рукопись романа "Жизнь и судьба" признали угрозой государству.

После разговора с Сусловым Гроссман понял: роман не просто не выйдет. О нем в принципе нельзя говорить. Писатель жил под негласным запретом. Его имя стирали из печати. В 1964 году он умер в одиночестве. В 1967 году в СССР напечатали последний рассказ Гроссмана. После этого его не упоминали двадцать лет. "Жизнь и судьба" не должна была существовать. Но история распорядилась иначе.

Эвакуация рукописи

Судьба романа Василия Гроссмана после его смерти в 1964 году казалась предрешенной. КГБ изъял рукописи, следил за друзьями писателя, пресекал любые попытки публикации. Но в 1974 году писатель Семен Липкин, которому Гроссман доверил одну из копий, передал ее Владимиру Войновичу. Тот сфотографировал весь роман, но опасался, что снимки получились недостаточно качественными. Для подстраховки он сделал вторую копию вместе с Андреем Сахаровым. Но и это было не все: спустя несколько лет Войнович обратился к Липкину снова — ему нужна была еще одна версия рукописи.

А дальше произошло невероятное. В дело вступил человек, который, казалось бы, вообще не должен был иметь отношения к подпольной литературе. Йоханн Марте работал австрийским атташе по культуре в Москве с 1974 по 1982 год. До этого он занимал аналогичный пост в Варшаве. Формально Марте должен был заниматься культурными связями, но на деле его деятельность была куда шире. В интервью немецкому изданию Die Zeit Марте вспоминал:

Йоханн Марте организовывал неофициальные выставки, поддерживал советских диссидентов, помогал переправлять книги на Запад. Идеологический контроль в СССР был жестким, но у Марте было одно преимущество — он представлял нейтральную страну. В отличие от американцев, он меньше привлекал внимание КГБ. Поэтому, когда возник вопрос о вывозе рукописи романа "Жизнь и судьба", выбор пал на него.

Копия книги Василия Гроссмана считалась настолько опасной, что ее не хранили в Москве. Ее спрятали в деревне, в обычном картофельном погребе. Десять лет роман пролежал среди мешков с картошкой. Йоханн Марте вспоминает, что первый план вывоза рукописи казался слишком рискованным:

Тогда придумали другой способ. Рукопись передали не Марте напрямую, а через австрийскую славистку Розмари Циглер, которая работала в СССР. Через нее роман попал в руки дипломата. Но как теперь его вывезти? Обычные каналы были небезопасны. Любой подозрительный груз могли проверить на границе, а дипломатов хоть и не досматривали так тщательно, но тоже держали под контролем. И тогда Марте придумал гениально простой способ.

Ребенок — лучший способ спрятать нечто важное. Школьную сумку на границе никто не проверял. Так в конце 1970-х годов роман Гроссмана покинул СССР. Сам Марте не знал, что за текст он перевозит. Он просто помогал людям. Только позже он осознал, насколько важен был этот роман.

Из микрофильма — в книгу

Но роман надо было не только вывезти, а еще и напечатать. Войнович снова обратился за помощью к Розмари Циглер. Она вернулась в Австрию в 1979 году. Тогда же и передала микрофильм филологу Ефиму Эткинду, который участвовал в подготовке издания. Нужно было найти издателя, который рискнет напечатать книгу. Это оказалось сложнее, чем думали.

К тому времени о советской системе уже многое было сказано. Солженицын открыл миру ГУЛАГ, другие писатели рассказали о сталинских репрессиях. Многие западные издатели считали, что новая книга не произведет большого эффекта. Но один человек рискнул. В конце концов, сербский издатель из Лозанны и глава L'Age d'Homme Владимир Димитриевич согласился опубликовать рукопись. Так началась новая битва — за текст.

Когда редакторы развернули микрофильм, стало ясно: работать придется долго. Качество пленки оказалось плохим, многие фрагменты неразборчивы. Расшифровывать текст помогали филологи Симон Маркиш и Ефим Эткинд. Но чем глубже они погружались в работу, тем больше возникало загадок. В какой-то момент они получили еще один микрофильм — его происхождение до сих пор остается неизвестным. Но можно предположить, что он был добыт из архивов КГБ. Этот второй источник помог восстановить некоторые пропавшие места. Но полностью текст расшифровать так и не удалось. В 1980 году, после долгой работы, роман, наконец, вышел в Лозанне. Это было первое издание романа "Жизнь и судьба". Но в нем чего-то не хватало.

На родину роман вернулся только через восемь лет — во времена перестройки. В 1988 году его напечатали в журнале "Октябрь". Но это была не полная версия. Издание повторяло текст лозаннского варианта. А в нем не хватало одного важного куска — 32-й главы второй части, в которой Василий Гроссман рассуждал об антисемитизме. Полный текст на тот момент оставался неизвестным.

Но в том же 1988 году в Малоярославце произошло неожиданное. Оказалось, что с 1960 года в одном доме в Малоярославце лежала другая копия романа. Гроссман доверил ее другу детства Вячеславу Лободе. После его смерти в 1981 году рукопись хранила вдова — Вера Лобода. Этот текст долгое время был спрятан. Семья Лободы переезжала — даже жила на Чукотке, но рукопись всегда оставалась при них. Гроссман сам приезжал в Малоярославец и работал над текстом у друга.

Об этом экземпляре знал бард Юлий Ким. Через него о рукописи узнала краевед Галина Гришина, а затем — приемный сын Гроссмана Федор Губер. В конце 1988 года, узнав, что роман наконец-то официально издан, Лобода решила, что теперь опасности нет, и передала рукопись Губеру.

В это время советские издатели уже готовили первое издание романа. Этим занималась "Книжная палата". Когда Губер сообщил редакторам, что у него есть полный текст, было уже поздно — верстка шла полным ходом. Пришлось напечатать роман в старой версии. Но издательство добавило важную сноску. Оно сообщило читателям, что найден новый вариант и скоро выйдет полное издание. Так и случилось. В 1989 году вышло первое русское издание романа "Жизнь и судьба" без купюр. И только тогда читатели увидели, что именно Гроссман оставил на титульном листе:

Екатерина Петрова — литературный обозреватель интернет-газеты "Реальное время", автор телеграм-канала "Булочки с маком".