Братья Стругацкие — удивительный феномен литературы и своего времени. Это был уникальный союз физика и лирика. Их тандем породил главные произведения советской научной фантастики, а их книги занимали особое место в советской культуре: они были были популярны как в мейнстриме, так и в подпольной печати. О том, как сложилась жизнь самых известных братьев в русской литературе, «Лента.ру» рассказывает в рамках проекта «Жизнь замечательных людей».

Суровая зима 1942-го, Ленинград уже почти полгода находится в блокаде гитлеровских войск. Город бомбят, люди умирают от голода. Потери настигли и семью Стругацких — в начале января умерла бабушка, ее отнесли в комнату, окна которой были выбиты взрывной волной. Там она лежала две недели, позже тело перенесли в соседний двор, положив в ряд с десятками других.

Из всей семьи работает лишь мать, остальные — иждивенцы. Когда мать на работе, дома остаются трое — отец, шестнадцатилетний Аркадий и девятилетний Борис. Патриарх семейства и его старший сын уже давно находятся на грани смертельной дистрофии. Осень они пережили, вылавливая в ленинградских дворах кошек. К зиме все уличные животные в городе закончились.

Борис запомнил сцену расставания на всю жизнь: большой отец с черной бородой, в гимнастерке, стоит перед ним, а за его спиной смутной тенью маячит бледный, опухший от голода брат. «Передай маме, что ждать мы не могли», — говорит папа. Это последние его слова, которые услышит младший из Стругацких.

На долю этой семьи выпало немало испытаний, но жизнь в блокадном городе стала одним из страшнейших. Как Стругацкие оказались в этой ситуации и как им удалось ее пережить?

Физик и лирик

Отец Стругацких, Натан Залманович Стругацкий, родился в обеспеченной еврейской семье и готовился стать юристом — учился в Петроградском университете. Планы эти спутала революция. В феврале 1917 года он, не окончив курс юридического факультета, вступил в ряды большевиков. Натан Залманович стал идейным коммунистом, политкомиссаром РККА, участвовавшим в продразверстке и коллективизации. В 1924-м Натан женился на учительнице начальных классов Александре Ивановне, а через год, 28 августа, у них родился первый сын Аркадий. Молодая семья тогда жила в Батуми, где Натан работал главным редактором ежедневной газеты «Трудовой Аджаристан».

Борис появился на семь лет позже, когда семья перебралась в Ленинград. А уже очень скоро грянула Великая Отечественная война. Натан два месяца воевал на Ленинградском направлении, после чего его комиссовали и устроили в Городскую публичную библиотеку. Жизнь в блокаде стала суровейшим испытанием для братьев. В январе 1942 года Натан и Аркадий, оставив в Ленинграде Александру с маленьким Борисом, эвакуировались. Семья приняла решение разделиться, считая, что младший сын не перенесет дороги. Оставшиеся Борис и Александра смогли прокормиться за счет продовольственных карточек эвакуировавшихся.

Патриарх семейства эвакуацию в составе коллектива сотрудников Публичной библиотеки не пережил: при перевозке людей по Дороге жизни машина попала в полынью, на перевалочный пункт пассажиры прибыли обледенелыми, а Натан уже с трудом передвигался. Аркадий, единственный свидетель последних часов жизни отца, практически ничего не мог вспомнить об этом.

Семья воссоединилась летом в селе Ташла Чкаловской области, но уже в следующем году Аркадий был призван в армию, во 2-е Бердичевское пехотное училище. Впоследствии Стругацкий-старший прошел вступительное собеседование в Военный институт иностранных языков Красной армии, участвовал в допросах японских военнопленных при подготовке Токийского процесса. Мать с младшим сыном перебрались в Москву. В родной Ленинград Борис вернулся только в мае 1944-го, через шесть лет окончил с серебряной медалью школу и поступил на матмех Ленинградского госуниверситета на специальность «астрофизика».

Ни Аркадий, ни Борис о своем детстве вспоминать не любили. Но их страшное блокадное прошлое отражено в творчестве — мелькало оно и в «Граде обреченном», а уже без соавторства Борис опишет зимний голод и эвакуацию в «Поиске предназначения».

В 1949-м Аркадий женился на Инне Сергеевне, дочери профессора МЭИ, с которой познакомился на танцах, но скоро в молодой семье стал назревать разрыв, в итоге завершившийся разводом. Молодой военный пьянствовал, не видел перспектив в жизни и в конце концов изменил супруге с замужней Еленой Воскресенской, из-за чего его исключили из комсомола. В начале 50-х Аркадия направили на Камчатку в распоряжение командующего войсками Дальневосточного военного округа, где он служил до середины десятилетия, после чего вернулся в Ленинград и женился на Елене.

Борис в то время учился, коллекционировал марки, ходил на свидания со своей будущей и единственной женой, сокурсницей по группе астрономии Аделаидой Карпелюк. И решал, что ему делать с дальнейшей жизнью после окончания университета. Решение к обоим братьям пришло неожиданно, в переписке. А почему бы не писать вместе научную фантастику? По иной версии, Стругацкие собирались вместе и язвительно критиковали научно-фантастическую литературу тех времен. В итоге жена Аркадия, послушав их, предложила, поспорив на бутылку шампанского, написать научно-фантастический рассказ — критиковать, мол, каждый горазд.

Съезд на обочине

Ранние опыты Стругацких — это экспромты, малый жанр, поиск языка, стиля и удобоваримых алгоритмов совместной работы. Писали в основном в стол, чаще по отдельности, каждый свое, а потом отдавали друг другу на доработку. Первым опубликованным в соавторстве произведением братьев Стругацких стала повесть «Извне» о первом контакте землян с пришельцами. Вторым — рассказ о разумном роботе «Спонтанный рефлекс». Вскоре молодые писатели созрели для создания первой книги.

Аркадий большую часть взрослой жизни прожил в Москве, Борис — в Ленинграде. Для работы собирались они первое время либо в гостях у матери, либо в Домах творчества (в Комарово, Репино, Гаграх). Позже ездили друг к другу.

Первое время процессом руководил Аркадий, для младшего брата находившийся в позиции «и царя, и бога, и воинского начальника», но к 1960-м их роли уравнялись. Несмотря на сложившееся в обществе мнение, братья Стругацкие отнюдь не были прямыми противоположностями по характерам — и именно поэтому прекрасно друг друга понимали. Но спорили по поводу работы, конечно, яростно. Побеждал всегда достойнейший.

Их первое большое произведение «Полдень, XXII век» (или «Возвращение») романом можно назвать лишь условно — в нем отсутствует единый сюжет, состоит он из самостоятельных рассказов, объединенных отчасти действием, отчасти сквозными персонажами. Но главным стержнем «Возвращения» была его утопичность — здесь писатели, будучи убежденными большевиками, попытались изобразить жизнь человечества в эпоху победившего коммунизма. Для детей идейного большевика-политкомиссара это была вовсе не попытка угодить красным властям или пролетарской публике.

ХХ съезд КПСС считается моментом, с которого началась десталинизация страны, обсуждение ряда общественных проблем стало несколько более свободным, идеологическая цензура в искусстве была слегка ослаблена. Даже такие небольшие перемены политического климата были активно подхвачены молодыми учеными и творческой интеллигенцией (в народе прослывшими «физиками и лириками»), жаждавшими «социализма с человеческим лицом».

К этой когорте советских идеалистов (причем и к той, и другой их ипостаси одновременно) принадлежали и братья Стругацкие. Аркадий — гуманитарий, знавший японский и английский, человек общительный, громкий и чувственный. Борис — технарь, инженер, собранный флегматик. Первый фонтанировал идеями, второй отбирал и развивал самые интересные.

Идеологическое мировоззрение братьев того периода, по словам Бориса, было хорошо описано Джорджем Оруэллом в антиутопии «1984» как явление двоемыслия. «Я принадлежал к первому поколению, которое выросло в эпоху двоемыслия Оруэлла. В большей или меньшей степени мы все были сталинистами. Факты, видимые невооруженным глазом (ужасные преступления режима), и чистота и непогрешимость того же режима (принимаемые априори) не совмещаются в голове одновременно, они как бы хранятся в разных полушариях головного мозга. Если практика не подтверждается фактами, тем хуже для фактов», — рассказывал он.

Покорение космоса, тушение галактик, познание как главное занятие, знание как высшая ценность, всеобъемлющее благополучие и грандиозный уют, отсутствие классов и какого-либо намека на государства — Стругацкие создавали не мир, который «обязательно наступит», но мир, в котором им самим хотелось бы жить и работать. Поэтому вступать в полемику с критиками, желавшими спорить о социополитическом устройстве их утопии, братья смысла не видели (Борис впоследствии возражал, что важнее в мире Полудня не коммунизм, а система воспитания). Главным вызовом здесь для них было изобразить собственный идеальный мирок максимально правдоподобным, без логических противоречий.

Мерзко и гадко

«Идиллический период» продолжался несколько лет, вплоть до появившейся в 1962 году повести «Попытка к бегству». Это небольшое произведение братья считали переломным в своем творчестве, именно там в футуристическую идиллию неожиданно вторгается реальность — концлагеря инопланетные и советские. В финальной редакции последний был переправлен на немецкий.

Печально известный Главлит — Главное управление по делам литературы и издательств, существовавший в СССР под разными названиями вплоть до октября 1991 года, был главным бичом советских писателей. Список искалеченных цензурой или попросту поставленных на полку произведений кажется бесконечным. Выражение «писать в стол» было прекрасно знакомо каждому литератору тех лет.

У деятелей искусства довольно быстро исчезли иллюзии относительно «оттепельной» политики партии. В конце 1962-го Хрущев обрушивается сначала на художников-абстракционистов, а затем принимается и за писателей. Партийная печать начала голосить об «ответственности художника», «разложении философии западного искусства» и тому подобное. Окаянных абстракционистов принялись искать и в малозаметной на тот момент советской научной фантастике. Братья восприняли этот поворот весьма болезненно.

В тот период Стругацкие писали веселый и легкомысленный «мушкетерский» роман о коммунисте, открывшем для себя другую цивилизацию. Но с вращением политического флюгера они пришли к осознанию, что время клинка и кубка закончилось. «Мушкетерский роман должен был, обязан был стать романом о судьбе интеллигенции, погруженной в сумерки средневековья», — вспоминал Борис.

Так появился роман «Трудно быть богом».

Роман удивительным образом удалось издать без особых затруднений — издательство «Молодая гвардия» было настроено к молодым писателям-фантастам крайне добродушно и палок в колеса не ставило. Реакция последовала уже после выхода книги: это был первый случай, когда по Стругацким вдарила тяжелая артиллерия советской цензуры. Их обвиняли и в пресловутом абстракционизме, и даже в порнографичности. К счастью, обошлось без серьезных последствий.

Рамки фантастики

Периодизация творчества Стругацких — занятие из увлекательных, отчего, вероятно, чуть ли не каждый биограф братьев пытался вывести свою универсальную кодификацию их творчества (каждая чрезвычайно отлична от остальных, каждая имеет право на существование).

Впрочем, важнейший период, отмеченный писателем Антом Скаландисом в «Братьях Стругацких», именуемый «зрелым», начинается в середине 1960-х. Это «период уже не поиска, как надо писать, как хочется писать, как лучше получается, а период сознательного выбора очень разных тем, очень разных манер, очень разных сюжетов».

Большинство из работ этого периода встретило жесткое сопротивление со стороны цензурных органов. Впрочем, советская цензура, по воспоминаниям Бориса Стругацкого, была отнюдь не цельным монолитом или непроницаемой стеной, а вещью весьма непредсказуемой. Иллюстративна в этом плане история, связанная с выходом «Хищных вещей века», созданных после легковесного и хитового «Понедельник начинается в субботу».

Братья, горевшие желанием сделать что-то похожее на «Трудно быть богом», вновь обратились к описанию иного мира, полного проблем и несовершенств. В повести посланник коммунизма прибывает в антиутопичный капиталистический город, наводненный новым наркотиком, и помогает его жителям.

Книга уже была готова к печати, когда тревогу забила редакционная цензорша — «Хищные вещи века», мол, продвигают «революцию на штыках» в капиталистических странах. Публикация задержалась, все ждали реакции директора издательства, который, вернувшись из командировки, жестко раскритиковал книгу… за отсутствие продвижения «революции на штыках».

Запрет, изъятие, профит

Впрочем, так легко отделаться братьям удавалось не всегда. Сатирическая повесть «Сказка о Тройке» была в сокращенном виде напечатана в иркутском альманахе, который затем был запрещен и изъят из оборота властями, а главред уволен. Полный вариант увидел свет лишь через двадцать лет после написания. «Улитку на склоне» братья проталкивали частями в разных журналах — под негласным запретом социальная сатира находилась десяток лет. Та же участь постигла и «Гадких лебедей».

Эти книги, ознаменовавшие окончательный переход писателей от фантастики чисто научной к фантастике социальной и политической, переписывали вручную, снимали с них светокопии, делали оттиски на ротапринте, издавали подпольно, распространяли за границей (за что самим писателям приходилось приносить официальные извинения в прессе). Стругацкие — удивительный, хоть и не единственный пример советских писателей, обладавших поистине массовой, народной популярностью, многие книги которых (например, сугубо развлекательный экшен «Обитаемый остров») широко издавались, другие же при этом оказывались под строжайшим запретом.

В 1968-м, когда советская власть ввела войска в Чехословакию, братья окончательно распрощались с иллюзиями относительно собственного государства. «Я до самого последнего момента был убежден, что чехам удастся сохранить свободу. Я был в этом уверен на девяносто девять процентов! Я считал, что какие у нас сидят ни идиоты, какие они ни кровавые дураки, но и они же должны понимать, что идея превыше всего, идею задавить танками нельзя… И вдруг выяснилось, что можно. Мы говорили тогда друг другу: "Не посмеют!" А самые умные из нас говорили: "Еще как посмеют!" И оказались правы. И это было для нас полным и окончательным прощанием с иллюзиями», — вспоминал Борис.

Отношения Стругацких с номенклатурой и властью пронизывают всю их творческую библиографию, а потому и биографии писателей чаще всего состоят из историй пререканий, хождений по кабинетам, споров и бесконечных поисков компромиссов. Они и сами это отмечали.

Зеркало эпохи

Какой же была жизнь Стругацких в 1960-х и 1970-х? Судя по редким сценам в их биографиях, она мало отличалась от жизни любого представителя советской интеллигенции. Бытовые проблемы, связанные с переездами и квартирным вопросом, болезни и хирургические операции, поездки с друзьями на природу и шумные застолья, которые порой длились до самого утра. На них собирались семьями, парами, пить предпочитали европейское пиво, но к столу Аркадий приносил и водку: «Пиво без водки — деньги на ветер».

Особых воспоминаний или даже дневниковых записей об их путешествиях не сохранилось. Поездки как поездки — солнце, пляж, безделье. Они ездили не за путешествиями, а за отдыхом и покоем. Это времяпрепровождение практически никак не отразилось в их творчестве. Отдыхали братья по-отдельности и по-разному.

Борису больше нравилось находиться за рулем автомобиля, Аркадия же тянуло к океану. Первый был из категории однолюбов, а второй считался настоящим ловеласом, сразившим в своих путешествиях не одну даму.

Аркадию за его «жизнь без остановки» близкие и друзья даже делали выговоры. А на возражение писателя, что он, мол, умеет отдыхать, говорили, что отдыхом тот изматывает себя еще сильнее, чем работой. Аркадий на это парировал, что зато «горит ярко и всем светло». Он не любил беспокоиться о своем здоровье, ему неинтересно было себя жалеть.

Их совместные походы можно пересчитать по пальцам одной руки, все они приходились на период конца 50-х и начала 60-х. Это был период их максимальной близости в бытовом плане — позже пути Стругацких разошлись.

Зона отчуждения

Напряженные 1970-е прошли у братьев-фантастов под грифом «Сталкер».

Публикация «Пикника на обочине» была завершена в октябрьском номере «Авроры» за 1972 год, а затем кинематографист Тито Калатозишвили предложил Стругацким совместно с уже хорошо известным на тот момент режиссером Андреем Тарковским написать для него сценарий по повести. В ходе совместной работы братья предложили режиссеру «Соляриса» самому экранизировать их произведение. Тарковский в память о братьях оставил такие строки в своем дневнике.

«Сталкера» в дальнейшем ждала крайне непростая судьба — испорченная в лабораториях «Мосфильма» пленка, почти полная переделка сценария, из которого режиссер планомерно удалил любые элементы научной фантастики.

Уже в конце 1970-х круг общения Аркадия, перенесшего госпитализацию, стал резко сужаться. С журналистами он общался крайне неохотно, молодых писателей и вовсе гнал с порога. Все реже бывала и коллективная работа с братом. Последним большим произведением Стругацких стал философский роман «Отягощенные злом, или Сорок лет спустя», написанный в 1986-1988 годах. Аркадий умер в октябре 1991 года от рака печени.

Борис Стругацкий проживет еще два десятилетия, за которые напишет немало сольных произведений, в том числе научно-фантастических. Даст немало интервью, в которых не только объяснит сбывшиеся прогнозы писателей относительно СССР, но и сделает новые, уже о России.

Он умер в 2012 году. Но история главного советского научно-фантастического писателя Братьев Стругацких — а сходились в этом мнении и биографы, и сами братья, что Стругацкие, или АБС, это один писатель, — окончилась со смертью Аркадия, аккурат с завершением эпохи Советского Союза.

…

Братья Стругацкие, одновременно во многом друг на друга похожие и вместе с тем бесконечно разные, стали самыми плодовитыми звездами научно-фантастической литературы. Их творческий путь — это путь разочарования в советском эксперименте, который после всех их изысканий из мира Полудня трансформировался в Зону отчуждения. Физик и лирик, ученый и гуманитарий, связанные не только родственными узами, но и едиными идеалами, и жаждой поделиться с окружающим миром своими историями. Они были зеркалом эпохи: представители интеллигенции, на детство которых выпали ужасы войны, на молодость — жажда перемен, на зрелость — время застоя. Стругацкие стали летописцами этой эпохи, пусть и в силу обстоятельств описанной эзоповым языком.

В «Комментариях к пройденному» Борис сетовал на то, что в молодости страстно ждал момента, когда сумеет наконец обличить «тигров и слонов советской идеологической фауны» и всех «идеологических бесов», вред от которых для литераторов был неизмеримым. Но с падением режима это стало занятием бессмысленным — главные уроки Стругацкие уже преподали миллионам читателей в своих произведениях.

Аркадий и Борис Стругацкие останутся главными фантастами и той страны, и этой. Именно они и сделали русскоязычную научную фантастику, привнеся в нее литературный элемент, живых героев и веселую иронию, примат драмы и философии над эстетикой и технологическими инновациями.

Именно благодаря им советский сай-фай, воспринимавшийся обществом как вещь прикладная и легковесная, стал самым громким иносказательным рупором истины в условиях, когда цензура давила любое инакомыслие.