"Звезда разрозненной плеяды". К 225-летию Е.А. Баратынского.

Будучи на год младше Пушкина, он вошёл в литературу почти одновременно с ним и другими выдающимися поэтами своего поколения, представителями Золотого века, многие из которых сегодня незаслуженно забыты, оставаясь в тени Солнца русской поэзии. Постигла эта печальная участь и Баратынского , из всего богатого, невероятно глубокого и разнообразного творчества которого сегодня, будем честны, на массовом уровне знают одну лишь строчку: "Её лица необщим выраженьем". При этом, что особенно обидно, но характерно, многие не помнят ни названия стихотворения, откуда она взята, ни имени её автора. По вкладу в развитие и обогащение отечественной словесности Баратынский занимает совершенно особое место, но почему-то так сложилось, что ни при жизни, ни после смерти поэт не снискал той славы, которую заслуживал. Мне в этом смысле вспоминается сцена из замечательного советского фильма "Доживём до понедельника", где учительница литературы, имея в виду Баратынского, говорит, что "никто не обязан помнить всех второстепенных авторов". И, по большому счёту, Баратынский всегда воспринимался как "второстепенный автор", которого если и называют в числе наших лучших поэтов, то как бы между делом, и далеко не на первом месте. И, на мой взгляд, это ужасно несправедливо. Вспомним финальные строки из, наверное, самого известного стихотворения Баратынского – "Признания": "Не властны мы в самих себе, и в молодые наши леты даём поспешные обеты. Смешные, может быть, всевидящей судьбе". Рискну предположить, что это, возможно, вообще лучшие строчки отечественной поэзии, да и всё стихотворение по праву может быть причислено к разряду легендарных. А ведь была ещё не менее гениальная "Муза", были десятки других стихов, которые сегодня абсолютно неизвестны массовому читателю. Что и немудрено, ведь Баратынского почти не проходят в школе, и если его имя ещё худо-бедно известно, то какого-то внятного представления о его жизни и творчестве у рядового россиянина нет. Печально, но факт. Баратынский и сам не слишком высоко оценивал свои литературные дарования, подвергая себя чрезмерной, незаслуженной критике. Так, в одном из стихотворений, написанном в 1828 г., есть такие строки: "Мой дар убог, и голос мой не громок" . Понятно, что подобная самоуничижительная характеристика говорит не об уровне Баратынского-поэта, а, скорее, о скромности его притязаний. Всю жизнь он был обречён оставаться в тени Пушкина, и его это в принципе устраивало. Баратынский лишь надеется на то, что когда-нибудь в будущем у его поэзии всё же найдётся читатель, который оценит её скромные достоинства. Здесь, кстати, занятная параллель с Пушкиным и его знаменитым "Я памятник себе воздвиг нерукотворный". Александр Сергеевич говорит о себе как о поэте, обессмертившим своё имя, и слух о котором "пройдёт по всей Руси великой", творениями которого будут восхищаться все народы, населяющие Россию. Что ж, скромность – не самая большая добродетель Пушкина, но у него и без того хватало достоинств. Тем более что всё вышло именно так, как он предсказал. Если попытаться как-то охарактеризовать Баратынского, выделить самую характерную черту его поэзии, то здесь опять-таки нужно обратиться к Пушкину, который, во-первых, считал Баратынского превосходным элегиком, а, во-вторых, именно Пушкину принадлежит легендарная фраза, посвящённая Баратынскому: "Он у нас оригинален – ибо мыслит". Следует подчеркнуть, что сказано это в период царствования Николая I, когда свободомыслие вообще и в литературе в частности, мягко говоря, не приветствовалось. И люди мыслящие тогда действительно были редкостью. В этом смысле, кстати, Баратынский очень напоминает другого поэта-мыслителя – Фёдора Тютчева . Если ранние стихи Баратынского насыщены заправским эпикурейским духом – например, "Моя жизнь", то в более поздней лирике, скажем, в "Последнем поэте", перед нами уже совсем другой Баратынский. В этот период его поэзия приобретает совсем иные оттенки и глубину. К слову, странный парадокс: ранние, легковесные стихи Баратынского публикой воспринимались одобрительно, а вот более зрелая его лирика встречала гораздо меньше сочувственных откликов. На эту странность обратил внимание Пушкин в той же статье, посвящённой Баратынскому. И именно эта утрата читательского интереса, последовавшая в 1830-е гг., стала одной из причин тяжёлого духовного кризиса, настигшего поэта и приведшего его к безвременной кончине. Баратынский рано вошёл в литературу – первая его публикация относится к 1819 г., а широко известным он становится где-то в начале 1820-х гг. Примерно тогда же он познакомился с Антоном Дельвигом, а через него – с самим Пушкиным. К тому времени он уже пережил несколько тяжёлых ударов судьбы: раннюю смерть отца в марте 1810 г., исключение из Пажеского корпуса, отправку в Финляндию на службу рядовым в Финляндский полк. Всё это не могло не отразиться на мировоззрении юного поэта, которое приобретает отчётливые декадентские черты, отчётливо заметные по его отроческим и юношеским письмам. Так, в 1813 г. он пишет матери после смерти бабушки: "Мы все рождаемся, чтобы умереть: несколькими часами позже или раньше надо покидать эту песчинку грязи, называемую землей. Будем надеяться, что в лучшем свете мы увидимся со всеми, кто нам мил". Или вот цитата из письма Баратынского его другу Н.В. Путяте за апрель 1825 г.: "На Руси много смешного; но я не расположен смеяться, во мне весёлость – усилие гордого ума, а не дитя сердца. С самого детства я тяготился зависимостью и был угрюм, был несчастлив. В молодости судьба взяла меня в свои руки. Все это служит пищею гению; но вот беда: я не гений". Баратынский тяжело переживал позор исключения из корпуса, который стал для него ударом по чести. Сильно тосковал в Финляндии, называя себя в письмах "финляндским отшельником". Его не покидало ощущение бренности бытия, тленности всего сущего, а человеческую жизнь в его разумении была всего лишь песчинкой в необъятной Вселенной. Всё это нашло выражение в его поэзии – лиричной, меланхоличной, философско-созерцательной. Наверное, ни у одного другого русского поэта трагичность мироощущения не достигает такой степени. Хотя, опять же, при всё том, при всех выпавших на его долю испытаниях, внешне его жизнь нельзя назвать какой-то особенно трагической – в этом плане в русской литературе наличествуют куда более наглядные примеры. В конце концов, у него было признание его поэтического дара, ведь его стихами восхищался сам Пушкин. Кроме того, были близкие друзья, была и любимая жена Анастасия Львовна. Но, по-видимому, этот феномен нельзя объяснить, исходя сугубо из фактов его биографии. Здесь речь идёт о более глубоких материях, о которых мы уже никогда не узнаем, ибо эту тайну великий поэт унёс с собой в могилу. Но остались его стихи, которые и сегодня находят своего читателя, став неотъемлемой частью отечественной культуры.