В конце февраля в Госдуму внесли законопроект, разрешающий Федеральной службе безопасности (ФСБ) иметь собственные следственные изоляторы (СИЗО). Спецслужба лишилась этого права после вступления России в Совет Европы в 1996 году и подписания ряда обязательств. Однако, как пояснил глава думского комитета по безопасности и противодействию коррупции Василий Пискарев, за последние 10 лет в стране стало в три раза больше арестованных по делам о госизмене, шпионаже, терроризме и экстремизме, и возникла необходимость «пресечь попытки иностранных разведок и террористических организаций устанавливать связь с подследственными шпионами и террористами». По мнению законодателей, это крайне затруднительно в нынешних условиях, когда в одном СИЗО содержатся и шпионы, и карманники. Историю тюрем органов госбезопасности СССР и России и перспективы возвращения ФСБ права иметь собственные СИЗО изучил корреспондент «Ленты.ру» Игорь Надеждин. История собственных тюрем органов госбезопасности парадоксальным образом началась с попытки их полной ликвидации. В 1917 году, сразу после Октябрьской революции, большевики решили, что стране победившего коммунизма места лишения свободы больше не нужны. Логика была проста: преступность носит классовый характер, а значит, в бесклассовом обществе ее просто не будет. Правда, жизнь быстро показала ошибочность этой идеи — на молодую советскую республику обрушился вал преступности, и уже 6 января 1918 года была создана Тюремная комиссия Народного комиссариата юстиции (НКЮ). А две недели спустя, 24 января, появились «тюремные рабочие команды», где осужденные должны были работать на благо страны. В мае 1918-го появился Карательный отдел — преемник имперского тюремного управления. Его название породило множество невеселых шуток.

До конца Гражданской войны в РСФСР существовали две параллельные системы мест заключения: у ВЧК — лагеря принудительных работ и у НКЮ — все бывшие тюрьмы

А уже в мае 1919 года произошло очередное разделение: в РСФСР начали создавать концентрационные лагеря, подведомственные Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК) по борьбе с контрреволюцией и саботажем, и лагеря принудительных работ, контроль за которыми остался в НКВД. В первых содержали контрреволюционеров, во вторых — общеуголовных преступников. С этого и началась долгая эпоха тюремных учреждений КГБ СССР.

История СИЗО советских органов госбезопасности 1920-1930-х годов: справка «Ленты.ру»

Первыми из тюремных учреждений советской госбезопасности стали две изоляционные тюрьмы, Орловская и «Кресты» в Петрограде. Но уже к концу 1922 года их стало семь: добавились Александровская в Иркутской губернии, Вятская, Нижегородская, Ярославская и Лефортовская в Москве. В них наряду с осужденными содержали и следственно-арестованных. Тогда же в ведение Объединенного государственного политического управления — наследника ВЧК — был передан и Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН), но в нем содержали уже осужденных. В том же 1922 году часть домов заключения госбезопасности переименовали в политизоляторы, которые просуществовали вплоть до 1935 года. В 1924 году в РСФСР появился первый уголовно-исполнительный кодекс (УИК), который выделил «дома заключения» — нынешние СИЗО. Первое время в них содержали как уголовных, так и политических заключенных. За этим последовал долгий период становления правоохранительных органов молодой советской республики, в ходе которых милиция то становилась самостоятельной, то сливалась с ВЧК-ОГПУ, то опять выделялась в отдельную структуру. Эти реформы касались и карательных отделов, которые то выделялись, то сливались обратно. Параллельно с 1918 года в системе начинали функционировать «внутренние тюрьмы» — специальные сектора внутри «домов заключения», полностью подконтрольные чекистам. Чтобы избежать путаницы, их часто называли «внутренними изоляторами», причем это не всегда было официальное название, закрепленное в бумагах. Сами места лишения свободы при этом кочевали из НКВД в ОГПУ, потом в Наркомат юстиции — и обратно. До конца 1938 года управление тюрьмами НКВД было рассредоточено между двумя структурными подразделениями наркомата. В ведении Тюремного отдела НКВД СССР находились тюрьмы (до 1935 года — политизоляторы), закрепленные за Главным управленим государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР. Все остальные тюрьмы (до 1935 года — изоляторы и «дома заключения») подчинялись Отделу мест заключения (ОМЗ) ГУЛАГ НКВД СССР. Руководство исправительно-трудовыми учреждениями (за исключением исправительно-трудовых лагерей НКВД СССР), дислоцированными на территориях республик, автономных республик, краев и областей, осуществляли отделы мест заключения (ОМЗ) в составе НКВД-УНКВД. Только в июле 1934 года в НКВД СССР создали Главное управление лагерей, куда передали все места лишения свободы и следственные тюрьмы. Но при этом Московская Лефортовская тюрьма осталась в системе ВЧК-ОГПУ, равно как и ряд «внутренних изоляторов». В 1935 году изоляторы переименовали обратно в тюрьмы, при этом в ГУГБ сложилась система тюрем ГУГБ и «внутренних тюрем» в столице и каждом республиканском, областном и краевом центре (по факту — отдельные корпуса в общих тюрьмах), плюс в ряде райцентров в общих тюрьмах создавались внутренние тюремные камеры (ВТК). Вся эта сложная система была нужна для отдельного содержания подследственных, числящихся за местными центральными органами ГУГБ НКВД.

Гении в «шарашках»

К 1 января 1939 года в СССР существовали 622 тюрьмы, в том числе 47 тюрем Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР и 192 внутренние тюрьмы для следственно-арестованных органами госбезопасности. Самыми известными тюрьмами госбезопасности в то время были Московская Бутырская тюрьма (3,5 тысячи заключенных), Московская Сухановская, Московская Лефортовская тюрьмы и внутренняя тюрьма ОГПУ, расположенная на территории комплекса ВЧК-ОГПУ на Большой Лубянке.

Бутырская тюрьма в Москве. 1902 год Кроме того, можно вспомнить Соловецкую, Владимирскую, Новочеркасскую, Орловскую, Златоустскую, Соль-Илецкую, Верхне-Уральскую и Казанские тюрьмы ГУГБ. Отдельно стоит упомянуть спецтюрьму в составе Бутырской тюрьмы. Формально это была та самая «шарашка» — именно ее заключенные жили в отделениях в НИИ №42 на шоссе Энтузиастов, на заводе 412-го наркомата боеприпасов в Люберцах и при заводе №482 наркомата авиационной промышленности в поселке Болшево (Останкино).

Здесь отбывали наказание Сергей Королев, Владимир Мясищев, Андрей Туполев и другие легенды советской науки

А в церкви на территории «Бутырки» еще в 1929 году была создана самая первая «шарашка», где трудились заключенные — авиаконструкторы ЦКБ-39 имени Менжинского ОГПУ. Там среди прочего создали легендарный истребитель И-5, любовно прозванный ишачком, истребитель Пе-2, бомбардировщик Ту-2 и многие другие самолеты.

Для понимания условий работы: в те годы на одного следственно-арестованного по санитарным нормам должно было приходиться не менее 2,5 квадратного метра площади и не менее 7,5 кубического метра пространства

В камерах, где содержались подследственные рабоче-крестьянской милиции, прокуратуры и судебных органов этот лимит почти всегда выдерживался, а вот в камерах «внутренних изоляторов» повсеместно нарушался — из-за переполненности. Так, на 1 января 1939 года из 239 тысяч следственно-арестованных 139 тысяч числились за органами госбезопасности, при этом в ведении ГУГБ было всего 110 тысяч мест в тюрьмах и изоляторах. Для сравнения, 1 января 1942 года из 90 тысяч следственно-арестованных за госбезопасностью числились 43 тысячи и еще 10 тысяч — за особыми совещаниями (легендарными «тройками»).

Не дожившие до плена

В годы Большого террора (1937-1938) Бутырская тюрьма была забита арестантами так, что в некоторых камерах содержали по 170 подследственных (хотя камеры были рассчитаны всего на 30 человек), а общее их число доходило до 20 тысяч человек. Там содержались Варлам Шаламов, Осип Мандельштам, Александр Солженицын и Евгения Гинзбург. С 2 февраля 1940 года все следственно-арестованные должны были фотографироваться, а карточки — храниться в тюремных отделах НКВД, но уже тогда возникло разделение: документы подследственных госбезопасности хранились отдельно от других, что вызывало трудности и тогда, и позже, когда началась процедуры реабилитации и рассекречивания.

Бутырская тюрьма в Москве До сих пор часть документов, которые формально должны были храниться в архивах НКВД, остаются в архивах госбезопасности, и с них не снят гриф секретности. Эта проблема требует юридического разрешения: формулировки постановлений о рассекречивании могут толковаться двояко, и противоречие не устранено.

Судьба следственно-арестованных органами госбезопасности с началом Великой Отечественной войны оказалась трагична

Так, 20 июня в селе Умань из-за прорыва фашистов 767 следственно-арестованных органами госбезопасности были расстреляны на месте, а 64 следственно-арестованных органами прокуратуры и милиции — освобождены и отпущены. Те, кто смог эвакуироваться, испытывали не меньшие трудности. Места заключения снабжались едой по остаточному принципу, в связи с чем смертность от истощения была огромной. Так, в 1942 году в тюрьмах Кировской области скончались 22,7 процента заключенных, в свердловской — 21,3 процента. Это касалось и тюрем НКВД, и тюрем госбезопасности.

Сотрудники НКВД на тренировке по стрельбе. 1930-е годы Из-за дефицита продуктов арестованных кормили супом из крапивы и зеленого лука. Ситуация была исправлена только в 1944 году. Интересно, что с 1939-го по 1950-е годы из тюрем совершили побеги 3,6 тысячи заключенных, причем 401 так и не был обнаружен. Это свидетельствует о достаточно низкой эффективности тюремных режимов в то время. К слову, большинство побегов следственно-арестованных совершались путем взлома стен и решеток на окнах — 26 процентов.

Нары для Чикатило

Начиная с 1953 года число тюрем в СССР, в том числе внутренних изоляторов госбезопасности, стало сокращаться. И если в 1952 году в СССР было 595 тюрем, то в 1956-м их осталось уже 415. Любопытно, что из этого числа 60 тюрем были построены более 200 лет назад, а половина — более 100 лет, в основном во время тюремной реформы 1864 года. Именно тогда была полностью ликвидирована внутренняя тюрьма на Большой Лубянке — знаковое событие для диссидентов. В 1953 году все следственные тюрьмы были переданы сначала в Минюст, а затем — в МВД СССР.

При этом тюремный отдел министерства перестал быть самостоятельным и стал подразделением главного управления мест заключения

Лишь Лефортовская тюрьма и некоторое количество внутренних тюрем остались в ведении КГБ при Совете министров СССР. А с 1 января 1964 года термин «следственная тюрьма» был юридически заменен на «следственный изолятор» (СИЗО) — таких осталось 170. В ведении КГБ СССР оказались Вильнюсский СИЗО, отдельное здание ростовского СИЗО, следственный изолятор в здании УКГБ СССР по республике Узбекистан в Ташкенте и Лефортовский следственный изолятор, а также все «внутренние тюрьмы», в том числе в городах Горький (Нижний Новгород), Ленинград (Санкт-Петербург) и Владимир.

Именно в СИЗО ростовского Управления КГБ СССР содержался самый известный советский маньяк Андрей Чикатило

По словам легендарного следователя Иссы Костоева, это было сделано для того, чтобы сотрудники милиции, которые фабриковали дела против невиновных по делу Чикатило, не могли оказать на него воздействие. Годы спустя Костоев вспоминал: тот факт, что маньяк был спрятан в СИЗО КГБ, обеспечил раскрытие всех его преступлений.

Андрея Чикатило доставляют в суд

Тюремные банкеты

С началом перестройки количество СИЗО органов госбезопасности продолжило сокращаться. 31 августа 1998 года большую часть из них передали Федеральной службе исполнения наказаний — во исполнение принципа, согласно которому места предварительного заключения не должны подчиняться следственным органам. Однако «в связи с оперативной необходимостью» рад изоляторов по-прежнему оставался в структуре ФСБ и УФСБ республик.

За словами об оперативной необходимости скрывались реалии того времени — из-за низких зарплат и повсеместных задержек с выплатами сотрудники уголовно-исполнительной системы легко соглашались провести в СИЗО посетителей, передать телефоны и запрещенные предметы. Фактически изоляция следственно-арестованных в то время не обеспечивалась

Игорь Трифонов, историк криминалистики

Так, широко известен случай, когда 20 мая 1994 года оперативники Регионального управления по организованной преступности (РУОП) и Федеральной службы контрразведки (с 1995 года — ФСБ) провели операцию «Банкет»: в столичном СИЗО «Бутырка» они накрыли сходку воров в законе, как арестованных, так и пришедших к товарищам с воли.

Камера столичного СИЗО «Бутырка». 1992 год Как вспоминает историк криминалистики Игорь Трифонов, дежурная смена «Бутырки» открыла КПП и пропустила в СИЗО несколько воров в законе, криминальных авторитетов, а также, по утверждению сотрудников РУОП, несколько десятков женщин легкого поведения.

Из оперативной сводки ГУВД Москвы за 21 мая 1994 года — операция «Банкет»:

В процессе реализации оперативной информации сотрудниками 5-го, 11-го отделов РУОП, ОИД ГУВД, ФСК РФ и следственного комитета МВД РФ в помещении СИЗО-2 при КПП №5 в 0:50 задержаны: Заболоцкий, капитан внутренней службы, дежурный помощник начальника СИЗО-2; Бондарский, 1963 года рождения, старший лейтенант внутренней службы, заместитель дежурного помощника начальника СИЗО; Ерохин, 1962 года рождения, прапорщик внутренней службы, младший инспектор 2-й категории СИЗО-2, которые, злоупотребив служебным положением, пропустили в служебное помещение СИЗО-2 неизвестных лиц для нелегальной встречи с арестованными ворами в законе. Все неизвестные задержаны. Ими оказались: вор в законе Липчанский, 1968 года рождения, проживающий в городе Балашиха, у которого при обыске изъят пистолет ТТ 1944 года выпуска; один из лидеров «солнцевской» преступной группировки Шаповалов, 1963 года рождения, не работающий, у которого изъят револьвер кустарного производства; авторитет преступной среды Авилов, 1963 года рождения, БОМЖ, у которого изъят пистолет Браунинг; активный участник «солнцевской» преступной группировки Леднев, 1972 года рождения, не работающий, у которого изъято 178,2 грамма маковой соломки; один из лидеров «солнцевской» преступной группировки Тамм, 1967 года рождения, не работающий; 33-летний авторитет «солнцевской» преступной группировки Гурченков, 1961 года рождения, не работающий. В 0:54 у входа в здание СИЗО-2 ГУВД задержаны еще 16 человек, пытавшихся проникнуть в здание СИЗО.

Скандал, выплеснувшийся на страницы газет, был невероятный — по этому поводу Совет Европы даже выступил с заявлением. По сути же никаких денег, которые дежурные «Бутырки» могли получить в качестве взяток, во время облавы не нашли. Более того — из стола начальника дежурной смены пропали изъятые тем днем 600 долларов.

Женщин среди задержанных не оказалось, а все инспекторы отказались признать вину. В итоге под суд ушли «стрелочники» — два рядовых контролера СИЗО, которые получили по году лишения свободы

Игорь Трифонов историк криминалистики

Между тем несколько других, менее известных банкетов, в те же годы прошли в столичном СИЗО «Матросская Тишина», а также в изоляторах Иркутска, Новосибирска и Хабаровска — однако сильного резонанса они не вызвали. Но в целом стало ясно, что свою главную функцию СИЗО того времени выполнять не могли. Это подтолкнуло реформу мест лишения свободы: правда, ее авторы понадеялись на кратное увеличение финансирования, но просчитались. Зато борьбу с тюремными банкетами предъявили Международному валютному фонду (МВФ) как доказательство серьезного противодействия преступности, что позволило России получить несколько новых кредитов.

«Уши» в стенах СИЗО

После передачи в 1998 году всей пенитенциарной системы из МВД в подчиненную Минюсту Федеральную службу исполнения наказаний (ФСИН), в ведении органов госбезопасности оставались только «Лефортово» и несколько секторов в СИЗО областных центров — но и их постепенно передавали во ФСИН. А в 2005 году во ФСИН передали и СИЗО «Лефортово», последний следственный изолятор ФСБ. Формально это было сделано в связи с исполнением требований Совета Европы, а юридически — после подписания президентом России Владимиром Путиным 14 июля 2005 года указа «О дополнительных гарантиях обеспечения охраны прав, свобод и законных интересов лиц, подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений».

У входа в столичный СИЗО «Лефортово» Согласно этому документу, с 1 января 2006 года ФСБ запрещалось иметь в своей структуре следственные изоляторы и приравненные к ним участки. Тут стоит отметить: первое формальное отличие изоляторов МВД СССР, а позже ФСИН от изоляторов КГБ и ФСБ заключалось в том, что в последних оперативную работу вели сотрудники спецслужбы. Вторым отличием в СИЗО органов госбезопасности можно было считать более строгое соблюдение установленных для всех следственных изоляторов правил — строжайший режим, построенный на принципе «все следят за всеми», и значительно большая консервативность.

Впрочем, это сочеталось с более легкой возможностью для арестантов незначительно нарушать некоторые правила — с разрешения следователя и в качестве поощрения

К примеру, порой в изоляторах КГБ и ФСБ можно было читать книги, не прошедшие цензуру, прогулки там зачастую были длиннее, а прогулочные дворики куда симпатичнее, чем в обычных СИЗО. Но и контроль за арестантами был значительно строже — технические средства наблюдения там появлялись раньше, чем в других СИЗО. Именно в изоляторах органов госбезопасности встречались зарубежные микрокамеры наблюдения, а также тестировались специальные микрофоны и магнитофоны, способные улавливать самый тихий шепот.

Кроме того, в местных камерах встречались подсадные «арестанты» — самые талантливые агенты КГБ и ФСБ, туда же водили заранее подготовленных специалистов и экспертов, которые так обрабатывали обвиняемых, что у них практически не оставалось шансов отказаться от сотрудничества со следствием

Наконец, число арестантов в СИЗО КГБ и ФСБ всегда было в десятки раз меньше, чем в изоляторах МВД и ФСИН, что позволяло обеспечить им иные бытовые условия: не было ни скученности в камерах, ни уголовных «понятий». Правда, как ни удивительно, горячая вода в «Лефортово» появились на 30 лет позже даже многих региональных СИЗО — лишь в 2024 году. Между тем о том, что в изоляторах спецслужбы грубейшим образом нарушались не только права человека, но и требования уголовно-исполнительного и других кодексов, говорили и писали постоянно. Собственно, ликвидация этих СИЗО и была связана с тем, что Россия вступила в Совет Европы — именно такое условие поставили европейские дипломаты.

Работа на грани

В современных условиях у восстановления системы СИЗО в ФСБ России есть несколько причин, хотя, как отмечают специалисты, ни одна из них не является по-настоящему весомой. «Впрочем, если хотят — пусть восстанавливают, у нас работы меньше будет», — говорят во ФСИН.

Первая причина — желание ФСБ иметь свои следственные изоляторы, где работа в камерах будет вестись силами оперативников спецслужбы

Дело в том, что абсолютное большинство следователей сегодня сходится в одном: в системе ФСИН внутрикамерная оперативная разработка практически сведена на нет. Это объясняется рядом ограничительных мер, оформленных приказами «В целях гуманизации уголовного законодательства» и «В целях строгого соблюдения законности». При этом не секрет, что часто оперативная работа в СИЗО проходит по острой грани между соблюдением закона и его нарушением.

Сотрудники ФСБ России конвоируют задержанного военнослужащего, подозреваемого в госизмене Например, впервые попавший под следствие оказывается в камере вместе с рецидивистами, сотрудничающими с администрацией. И те угрозами «оказывают на него серьезное психологическое давление» — или же, наоборот, берут под свою опеку в ущерб интересам других заключенных. Понятно, что «активисты» (так по привычке называют тех арестантов, которые сотрудничают с администрацией) порой перешагивают эту грань, допуская нарушение закона.

И администрация в этих случаях бросается на их защиту — причем не только в тех случаях, когда «желаемый результат достигнут»

Однако договориться с надзирающими прокурорами удается не всегда — с них тоже строго спрашивают за показатели — и в этих ситуациях возбуждают уголовные дела не только на «активистов», но и на сотрудников СИЗО. Зная об этой угрозе, работникам ФСИН часто проще свернуть внутрикамерную работу на практике, продолжая отчитываться о ней по бумагам.

Измельчавшие террористы

Вторая причина возможного возвращения СИЗО ФСБ — это измельчавший терроризм. Еще недавно террористами были исламисты-радикалы или националисты, которые собирали бомбы, надевали «пояса шахидов», а затем приводили их в действие на рынках, в торговых центрах и в общественном транспорте. Этих преступников отличали фанатичные морально-психологические установки и убежденность в собственной правоте, они априори были готовы к давлению и сопротивлению ему. Оперативникам работать с такими террористами было сложно, но интересно.

Задержанные сотрудниками ФСБ России лица, причастные к финансированию запрещенной в России международной террористической организации «Хайат Тахрир аш-Шам» Однако сегодня террористы измельчали: теперь все чаще это пенсионерки или студенты, введенные в заблуждение мошенниками, действующие по чужому сценарию и с практически полностью подавленной волей. Чаще всего их жалко, поэтому сотрудники ФСИН относятся к ним не как к преступникам, а как к жертвам, что мешает работе следствия. Третья причина — это снижение интереса к результатам оперативно-служебной деятельности, одна из основных проблем как во ФСИН, так и в правоохранительных органах в целом: сотрудники не видят заботы от государства, обещанные надбавки и прибавки к зарплатам им не дали, а их моральная поддержка от руководства значительно снизилась.

Кроме того, в отношении сотрудников СИЗО значительно возросло число уголовных дел, которые возбуждаются по малейшему поводу

«Сегодня следственно-арестованный имеет больше прав и поддержки, чем сотрудник ФСИН», — поговаривают работники изоляторов. Следствие этого — серьезные нарушения режима содержания арестантов, которые числятся за следственным аппаратом ФСБ. В спецслужбе требуют их полной изоляции на время следствия, как полагается по закону, но обеспечить это в нынешних условиях ФСИН просто не может. Кстати, не факт, что это получится и в ФСБ — в первую очередь из-за отсутствия опыта.

Вопросы без ответов

По мнению историка криминалистики Игоря Трифонова, создать собственные СИЗО в системе ФСБ просто лишь на словах. На практике же это огромная работа, которая требует не только специальной техники, но и весьма специфических знаний, утраченных в органах госбезопасности по объективным причинам.

Понятно, что часть следственных изоляторов просто изымут из системы ФСИН и передадут в ФСБ — вместе с бюджетными средствами на их содержание

Но эта реформа все равно потребует значительных увеличений бюджетных средств, в том числе на создание профильных отделов в УФСБ, а также наем новых сотрудников. Кроме того, ФСБ потребуются автозаки (маршруты их движения нужно разрабатывать и ежедневно менять), спецтехника, системы контроля и видеофиксации. Даже вопрос организации питания в местах лишения свободы для спецслужбы будет не только новым, но и очень затратным: арестантов надо кормить трижды в день, а качество еды — контролировать.

И это не говоря уже о серьезных проблемах с водоотводом — канализации тоже требуют контроля, а кто и как будет заниматься им в ФСБ, большой вопрос. Как показал опыт создания Росгвардии и СКР, которых выделили из МВД и прокуратуры соответственно, подобные реформы неизбежно влекут за собой очень большие расходы. Причем расходы эти как разовые — на проведение реформы, так и системные — на содержание новых «внутренних тюрем». К слову, в истории уже есть пример передачи изоляторов от органов госбезопасности в НКВД в мае 1941 года.

И даже в то время вопросы финансирования стояли очень остро, хотя до февраля 1941 года это было единое ведомство

Сохранился приказ, в котором четко записано: «Заключенные, числящиеся за органами НКГБ, содержатся в общих камерах без возмещения расходов НКВД за их содержание, независимо от того, имеется ли при органе НКГБ внутренняя тюрьма (ВТК) или нет». Такие же проблемы встанут и сегодня: в тех местах, где в СИЗО будут создаваться сектора ФСБ, возникнут вопросы с питанием для арестантов, снабжением их бельем и одеждой, а также со стиркой. По опыту прошлых лет все это попытаются возложить на ФСИН — но сделать это в нынешних условиях будет весьма непросто.