Первая женщина-архитектор России: как казанская зодчая бросила вызов эпохе

История Екатерины Максимовой — пионерки советской архитектуры, изменившей жизнь миллионов

Екатерина Максимова вошла в историю как первая женщина-архитектор в России. Родом из Казани, она проложила путь в профессию, где до нее правили только мужчины. В 1920—1930-е годы ее проект фабрики-кухни в Самаре стал частью грандиозного эксперимента по созданию нового общества, а ее смелые идеи повлияли на развитие советского модернизма. Как ей удалось добиться признания в мире, где женщинам отводили лишь роль домохозяек? С этой статьи начинается цикл о женщинах, изменивших архитектуру.

Имя, исчезнувшее в архивах

Долгие годы никто не знал, кто спроектировал самарскую фабрику-кухню №42 в форме серпа и молота. В документах 1930 года значилась только фамилия — Максимова. Архивы молчали. Больше никаких упоминаний. Просто имя без истории. Больше ничего. Кто она? Где училась? Работала ли еще где-то? Ответов не было. В профессиональной среде обсуждали сам объект — редкий образец конструктивизма, воплощенный в форме главного советского символа. Но о его авторе никто не знал.

Поиск начался с самарских архивов. Но там — тишина. Ни одного документа, упоминания, ссылки. Казалось, что архитектора просто не существовало. Тогда исследователи обратились к изданиям о зодчих 1920—1930-х годов. Перелистывали страницы справочников, листали газеты. И, наконец, нашли первую зацепку. В книге "Первые женщины инженеры" мелькнула фамилия:

Одно короткое упоминание, но оно дало сразу два направления поиска. Первое — место учебы. Если она поступила в 1909 году, то это, скорее всего, Санкт-Петербургские женские политехнические курсы. Второе — дата смерти. 1932-й. Тот самый год, когда в Самаре была сдана в эксплуатацию фабрика-кухня. Значит, архитектор проекта погибла вскоре после завершения работы. Следующий шаг — газеты. В "Известиях" нашли заметку:

Значит, ее имя было известно в масштабах страны. Публикации в центральной газете удостаивались далеко не все. Но никаких подробностей — ни о причинах смерти, ни о ее жизни. Информация о месте захоронения дала новый след. В декабре 2009 года на Ваганьковском кладбище нашли могилу. Черный мрамор. Без фотографии. Без даты рождения. Только год гибели — 1932. Родственников тогда еще не нашли, но теперь хотя бы стало ясно: архитектор Максимова была реальным человеком, а не архивной ошибкой.

Фрагмент за фрагментом, имя обретало очертания. В феврале 2010 года в музее МАРХИ нашли еще одно упоминание — Биографический словарь архитекторов народов СССР. Там стояла приблизительная дата рождения: "ок. 1890 (?)". Осталось понять, была ли у нее семья. Исследователь архитектуры 1920—1930-х годов Игорь Казусь выдвинул гипотезу: возможно, у нее был брат — архитектор Владимир Николаевич Максимов, один из ярких представителей русского национального стиля. В его биографии упоминалась сестра, погибшая в 1932 году. Но конкретных данных о ней не было.

Только в мае 2010 года удалось сделать настоящий прорыв. Нашли потомков Максимовой. Встреча с ними дала не просто информацию — в руки исследователей попали уникальные документы. Внуки Екатерины Николаевны, Екатерина Никитична и Павел Никитич, помогли восстановить историю, которую забыли на долгие десятилетия. Тогда же стало ясно: фабрика-кухня в Самаре — первый в истории России индивидуальный архитектурный проект, выполненный женщиной. До этого времени считалось, что женщины-архитекторы в СССР работали только в бригадах, под руководством мужчин. Максимова оказалась первой, кто разработал проект самостоятельно. Это открытие меняло все.

Как провинциалка из Казани пробила путь в мужскую профессию

В Казани конца XIX века никто и подумать не мог, что дочь учителя станет архитектором. Женщина-строитель? Да что вы, это же несерьезно! Но Екатерина Максимова так не считала. Она родилась в 1891 году в православной семье, где глубоко чтили традиции, но ценили и знания. К моменту ее взросления Казань уже была крупным городом с университетами, гимназиями, театрами и, конечно, Казанской художественной школой, которую Максимова успешно окончила. Это был ее первый шаг в мир архитектуры. Второй шаг она сделала в 1910 году, когда подала документы на архитектурный факультет Второго Петроградского политехнического института.

В России начала XX века женщины только-только начинали получать инженерное образование. В 1906 году в Петербурге открылись Женские политехнические курсы, что стало настоящей сенсацией. Заявок на поступление было более семисот, а взяли только 234 человека. Конкурс был огромным, а требования — жесткими. Помимо архитектурных проектов, студентки должны были сдавать инженерные дисциплины:

канализацию и водоснабжение,отопление и вентиляцию,электротехнику,дорожное строительство,статику сооружений.

А еще декоративное искусство, акварель, лепку и композицию. Иными словами, архитектура здесь изучалась во всей полноте — от художественного замысла до технического воплощения. Максимова справлялась. Она училась наравне с мужчинами, да так, что к моменту выпуска в 1915 году защитила дипломный проект на тему: "Гостиница-санаторий" с отличием.

Выпускница-архитектор без протекции, без связей, да еще и женщина — перспективы в профессии были туманными. Но Екатерина не отступала. В 1914 году она участвовала в проектировании земского дома в Киеве, а в 1915—1918 годах работала помощником архитектора у разных мастеров Петербурга. Она была не просто подмастерьем: ей доверяли проектную документацию, а в 1918 году она уже разрабатывала целые архитектурные решения.

Но дальше грянула Гражданская война. Петроград, 1922 год. Голод, холод, разруха. У Екатерины родился сын Никита, но выжить в истощенном городе было почти невозможно. Она приняла единственное разумное решение: уехала в Башкирию, в Белебей, к родителям. Архитектура? О ней можно забыть. В провинциальном городке не было ни работы, ни заказов, зато была школа, в которой требовались преподаватели. Екатерина взялась за физику и точные науки.

Тень мастера

Москва, 1923 год. Екатерина Максимова вернулась в столицу после долгого вынужденного перерыва. В стране начинается НЭП — короткий всплеск экономической свободы перед новой эпохой ужесточения. Для архитекторов это шанс: возрождались крупные стройки, требовались опытные специалисты. Влиятельное имя Алексея Щусева открывало двери. В проектной группе Казанского вокзала появилось новое имя — Екатерина Максимова.

Как именно она туда попала? Вряд ли здесь не обошлось без помощи ее старшего брата. Владимир Максимов был старше Екатерины на 10 лет. Его называли человеком несгибаемого духа. Учился у Щусева, был главным архитектором Царского Села, создавал военные казармы, строил триумфальные арки в честь русских побед. Но Октябрьская революция перечеркнула его прошлое. Максимов не просто потерял работу — он отказался даже искать ее. Советская власть была для него "безбожной", и служить ей он не хотел. В отличие от многих коллег, кто принял новые порядки, он выбрал бедность и изоляцию. Вместе с семьей — женой и четырьмя детьми — Владимир перебрался в Клин. Там в обветшавшем доме Максимовы жили впроголодь.

Тем временем Екатерина, напротив, быстро адаптировалась к новой реальности. С детства она боготворила брата, но была практичнее его. Москва давала ей возможности, и она ими пользовалась.

Щусев собрал на стройке Казанского вокзала лучших специалистов. Но даже в этой среде женщины-архитекторы оставались редкостью. Екатерина Максимова вошла в проектную группу в 1923 году и проработала там два года. Официально Владимир Максимов к проекту вокзала не имел никакого отношения. Его имя не фигурирует в чертежах, нет его подписи в проектных штампах. Однако его влияние заметно. Историки архитектуры до сих пор спорят, помогал ли он сестре. Некоторые исследователи утверждают, что Максимов, хоть и не работал "на Советы", мог консультировать, корректировать чертежи, делиться опытом. В пользу этой версии говорит и тот факт, что после работы на Казанском вокзале Екатерина резко выросла как архитектор.

В 1925 году Екатерина Максимова получила от Наркомата путей сообщения земельный участок в поселке Кратово, неподалеку от Москвы. Это был небольшой поселок, где селились железнодорожники и проектировщики. Вместе с братом она разработала проект дома, который стал их общим семейным гнездом. Это был деревянный дом на две семьи, спроектированный в традиционном русском стиле, к которому так тяготел Владимир Максимов. Фактически это была единственная постройка, которую он создал в советское время. Никаких государственных заказов, никаких официальных строек — только дом, возведенный для родных.

Долой "кухонное рабство"!

В 1925 году Екатерина Максимова делает неожиданный поворот в карьере: от работы над вокзалами и жилыми проектами она переходит в Нарпит — организацию, нацеленную на создание новой системы общественного питания. Нарпит — это не просто сеть столовых. Это целая идеология. Организация была создана при участии нескольких наркоматов и ВЦСПС, чтобы ликвидировать последствия голода и внедрить массовое общественное питание.

Руководил Нарпитом Артемий Халатов — человек с неоднозначной биографией. В прошлом он был чрезвычайным комиссаром Москвы по продовольствию, курировал продотряды в Гражданскую войну, а теперь возглавил кампанию по избавлению советских женщин от "кухонного рабства". Максимова пришла в Нарпит как архитектор-инженер, но быстро заняла ведущую позицию. Работать приходилось с нуля. Ни опыта, ни готовых решений.

В СССР 1920-х годов проектирование таких объектов было делом государственной важности. Фабрика-кухня должна была накормить тысячи людей одновременно, работать как конвейер, сократить затраты времени и ресурсов. Это был вызов даже для опытных архитекторов. Максимова постоянно ездила в командировки. Ее проекты появлялись в Москве, Свердловске, Магнитогорске, на Днепрострое. Одним из самых значимых стал проект 1-й Московской фабрики-кухни, заложивший базу для всех последующих.

Строго, рационально, без излишеств. Только функциональность. Никаких декоративных колонн, только бетон, стекло, металл. Интерьер — максимально продуман: линии раздачи, автоматизированные мойки, вентиляция. Идея была грандиозной. Утром человек бежит на завод, а вечером заходит в столовую Нарпита. Все дешево, быстро и массово. Цена обеда — 25 копеек, легендарный "четвертак". Этот формат воспевали в стихах, прозе, пропаганде:

Маяковский тоже был вовлечен в эту кампанию. А еще Илья Ильф, Евгений Петров, Самуил Маршак. Пропаганда общественного питания шла полным ходом.

Халатов высоко ценил работу Максимовой. В сохранившихся документах есть его отзыв:

Максимова не просто проектировала здания — она формировала целую систему. Нужно было учитывать все: логистику поставок, размещение складов, удобство раздачи еды, вентиляцию. Она анализировала западный опыт, адаптировала его под советские реалии.

Но история Нарпита не была гладкой. В 1937 году Халатова исключили из партии, в 1938-м расстреляли. Судьба многих его соратников сложилась аналогично. Максимова, как ведущий архитектор, сумела остаться в стороне от репрессий. Последний ее крупный проект в Нарпите — самарская фабрика-кухня. Именно там собрался весь опыт предыдущих лет. Она была построена по отточенным функционально-планировочным решениям, вобрала все лучшие наработки.

Фабрика-кухня Екатерины Максимовой в Самаре

Форма серпа и молота, в которой было выполнено здание, сочетала символичность и функциональность. В "серпе" находились три последовательно расположенных обеденных зала: первый предназначался для детей, второй — для рабочих, третий — для сотрудников самой фабрики-кухни. "Молот" занимала кухня, откуда пища подавалась в столовые с помощью трех конвейеров. У объекта было два этажа, соединенных шестью лестницами. В соответствии с проектом Максимовой, пространство залов было наполнено светом: сплошное витражное остекление, высокие потолки, продуманная организация движения посетителей и персонала — все это делало фабрику-кухню образцом передовой архитектуры.

Дополняли проект читальный зал, магазин-кулинария и спортивная школа. А на крыше между входными группами архитектор предусмотрела летнюю террасу, что было нетипично для подобных сооружений того времени. Но несмотря на продуманность проекта, его реализация столкнулась с серьезными проблемами.

Строительство фабрики-кухни началось в 1930 году и должно было завершиться в кратчайшие сроки. Однако нехватка стройматериалов и постоянные корректировки смет затягивали процесс. В итоге к моменту открытия 1 января 1932 года здание было готово лишь наполовину. Общий бюджет стройки составил 1,2 млн рублей — огромные деньги по меркам начала 1930-х. Тем не менее фабрика-кухня начала работать. Ежедневно здесь выдавали 9 тыс. обедов, из которых 3 тыс. — в виде полуфабрикатов, а в специальном диетическом зале одновременно могли разместиться 150 человек.

Здание быстро стало символом нового быта и прогрессивных технологий. Но спустя 12 лет оно потеряло первоначальную форму. К середине 1940-х годов фабрика-кухня уже не выглядела так, как задумывала Максимова. В 1944 году здание серьезно реконструировали: его фасады переделали в классическом стиле, частично убрали витражное остекление, а три центральные лестницы заложили.

Здание продолжало функционировать. Однако к концу XX века его судьба оказалась под вопросом. После распада СССР фабрика-кухня утратила свое первоначальное назначение. В 1990-е ее помещения сдавали в аренду, а затем здание оказалось в частных руках. Новый собственник планировал снести его и построить на этом месте торговый центр. Спасение пришло неожиданно. В 2010-х годах активисты Самары, архитектурное сообщество и студенты начали кампанию за сохранение здания. Организовывались акции, велопробеги, в защиту памятника выступили российские и зарубежные медиа, включая The Guardian и Forbes. Эта общественная волна привлекла внимание властей. В результате снос отменили, а здание передали в управление Государственному центру современного искусства. Позже проектом заинтересовалась Третьяковская галерея. С 2022 года в стенах фабрики-кухни начал работать филиал Третьяковской галереи — первый за пределами Москвы.

Последний путь первой женщины-архитектора России

Мартовским вечером 1932 года Екатерина Максимова возвращалась домой в подмосковное Кратово. Усталая после работы, с проектами под мышкой она торопилась в свой поселок. До дома оставалось совсем немного, но до него она так и не дошла. В тот день ее сбил поезд. Что это было? Несчастный случай? Суицид? Или ее толкнули под колеса? Ответа нет до сих пор.

Известно одно: в момент гибели Екатерине Николаевне Максимовой было всего 40 лет. Женщина, которая первой в России пробила себе дорогу в архитектуре, проектировала фабрики-кухни и создавала советский модернизм, внезапно оборвала свою жизнь на железной дороге. Документы сухо фиксируют: "Попала под поезд". Но в этом деле слишком много странностей. Во-первых, почему именно железная дорога? В Кратове она жила давно, отлично знала расписание и пути. Во-вторых, произошла ли трагедия случайно? Современники не исключали ни одной версии. Спустя всего месяц после смерти архитектора сотрудники ОГПУ пришли в ее дом с ордером на арест. Екатерина Максимова была в списках "врагов народа". Но арестовывать уже было некого.

Над ее родными уже сгущались тучи. Весной 1932 года началась так называемая "пятилетка безбожия". Государство объявило войну церкви. ОГПУ провело серию операций, во время которых арестовали сотни священников, верующих, людей, связанных с храмами. Владимир Николаевич Максимов, брат Екатерины, оказался в числе арестованных. Он был причислен к подпольной православной организации "Истинно православная церковь". "Активный участник контрреволюционной группы", — так звучал его приговор. Арестовали и его сына Арсения. Казалось, смерть Екатерины Николаевны спасла ее от той же участи.

Тогда ходили самые разные слухи. Некоторые считали, что ее смерть — самоубийство. Но это выглядело странным: Максимова не была человеком, склонным к отчаянию. Другие предполагали, что ей "помогли" — возможно, кто-то из чекистов знал о готовящемся аресте и решил ускорить процесс. Третьи говорили о несчастном случае. В тот день архитектор несла с собой чертежи, торопилась, могла просто оступиться. Однако были и совсем фантастические версии. Доцент НИУ ВШЭ Виталий Стадников, изучавший наследие Максимовой, писал:

После смерти Екатерины Максимовой о ней быстро забыли. Ни громких некрологов, ни посмертных публикаций. Ее имя почти стерли из истории. Лишь сотрудники Нарпита установили на Ваганьковском кладбище памятник. Черный мрамор, лаконичная надпись: "1932". Ни имени, ни портрета. Только год. Время сглаживало следы. Могила зарастала, имя архитектора оставалось известным лишь родственникам.

Только десятилетия спустя случилось ее "воскрешение". Когда в здании фабрики-кухни в Самаре открыли филиал Третьяковской галереи, к нему снова обратились исследователи. И с ним — к имени женщины, которая его создала. Екатерина Максимова погибла, но ее работы остались. Остался ее взгляд на архитектуру, ее вера в общественное будущее. Осталась даже ее мечта — "освободить женщину от скучных домашних обязанностей". Осталось главное — память.

Екатерина Петрова — литературный обозреватель интернет-газеты "Реальное время", автор телеграм-канала "Булочки с маком".