Секс как мотивация для творчества

С самого начала цивилизации люди включили сексуальность не только в свою повседневную жизнь, но и в искусство. В истории человечества были времена, когда явные отсылки к сексуальности полностью принимались обществом, были и времена, когда они определялись как табу. Но даже на фоне общественного порицания люди, конечно же, не переставали заниматься сексом — и порой сталкиваться с болезненным опытом, который для одних мог стать причиной бесконечной меланхолии, а для других — мотивацией для творчества. Искусствовед, лектор и писатель Зарина Асфари рассказала T&P, как сексуальные травмы художников разных эпох находили отражение в их произведениях.

.disclamer1 { display: block; background-color:#FFE3E0; font-family:sans-serif; font-size: smaller; text-align: left; padding: 10px; } .marker { background: #FFE3E0; background: linear-gradient(180deg,rgba(255,255,255,0) 45%, #FFE3E0 55%); } .disclamer { display: block; background-color:#f3f9f9; font-family:sans-serif; font-size: smaller; text-align: left; padding: 10px; }

Внимание! «Взрослый» контент, предназначенный для лиц, достигших 18 лет

Зарина Асфари

Искусствовед, лектор, писатель, блогер, автор книги «Быть гением»

Артемизия Джентилески: сублимация насилия

Многообещающей художнице, самой способной из детей Орацио Джентилески, Артемизии, было 19, когда ее изнасиловал коллега отца. Агостино Тасси было за 30, он был женат и не впервые покушался на честь невинных девушек. Он вообще был персонажем малоприятным: надругался над невесткой, планировал убить жену, хотел украсть работы Орацио Джентилески, но успел только украсть честь его дочери. Семимесячный судебный процесс закончился небольшим тюремным сроком для Тасси, да и тот позже аннулировали. Отец, дабы смыть с семьи клеймо позора, пытался выдать дочь за насильника, но помешало наличие у последнего живой жены. Позже отец все же выдал дочь замуж, но отношение к интимной стороне жизни у Артемизии так и осталось, мягко говоря, настороженным.

Артемизия Джентилески «Лукреция» (1621 г.)

На своих картинах Артемизия со всей страстью сублимировала ненависть к насилию и жажду мщения: тут Юдифь методично отпиливает голову Олоферну его же мечом, там Иаиль вколачивает гвоздик в висок Сисаре… А вот в сцене изнасилования Лукреции ничто не обещает грядущую расплату. Есть только страх, беззащитность, униженность женщины, которая бессильна противостоять натиску вооруженного монаршего сына. Есть у Артемизии и картина, изображающая следующий акт в истории Лукреции: рассказав мужу о случившемся, она заколола себя, не чувствуя сил с этим жить. Лукреция была отомщена: ее суицид спровоцировал бунт, который привел к установлению Республики. Артемизия жаждала отмщения и за свою поруганную честь, но его пришлось ждать не одну сотню лет: сегодня Агостино Тасси известен не как художник, а как мерзавец, который надругался над беззащитной девушкой.

Генри Фюзели: завуалированная сексуальность

Генри Фюзели считал сны сферой, незаслуженно обойденной вниманием художников, и решительно исправлял это упущение. Его «Ночной кошмар» произвел фурор — гравюры с него разошлись неслыханным тиражом, копия висела в кабинете Зигмунда Фрейда, а Карл Густав Юнг упоминал картину в своей книге «Человек и его символы». Для него «Ночной кошмар» служил иллюстрацией к мысли о том, что во сне мозг беззащитен перед лицом бессознательного, а оно всегда готово подкинуть ворох пугающих и тревожных бессвязных образов.

Иоганн Генрих Фюссли «Ночной кошмар» (1781 г.)

Но для Генри Фюзели и его современников в картине сексуального было едва ли не больше, чем страшного. Фюзели был рукоположен в священники, но со временем избрал своей вотчиной служение музам. В его рисунках можно встретить откровенно порнографические сцены, а в живописи — завуалированные и все же чувственные образы. Так, на картине «Ночной кошмар» перед нами женщина в ночной рубашке, к тому же спящая, но в 18 веке публика безошибочно считывала сцену соития: красавица изогнулась в сладкой истоме, а на ней восседает инкуб — демон мужского пола, который навещает постели одиноких дев и совокупляется с ними, пока они спят. Единственный верный способ защиты от инкубов — разделить ложе с супругом.

Эдвард Мунк: губительная страсть к женщине

Эдвард Мунк был уверен в нескольких вещах. Во-первых, в том, что мужчина одержим мыслями о женщинах, и от этого ему никуда не деться. Во-вторых, женщина полигамна, она постоянно находится в поиске лучшего партнера, всегда готова к измене и, в отличие от мужчины, может совмещать отношения с несколькими партнерами. В-третьих, женщина питается мужской силой и энергией, она буквально высасывает своего любовника, после чего уходит к другому. Женщина — феникс, всякая разлука ее омолаживает, освежает, а вот мужчина расставание может и не пережить…

Эдвард Мунк «Смерть Марата» (1907 г.)

Такое упадническое отношение к связи мужчины и женщины в жизни Мунка не единожды подтверждалось опытом. И находило выход в искусстве. Даже смерть Марата Мунк переосмыслил в собственном ключе! Политик и журналист эпохи Французской революции был заколот прямо в ванне монархисткой, которая пришла к нему под видом просительницы. Мунк изменил ее роль на более понятную ему роль любовницы и перенес место действия из ванны в спальню. В его прочтении истории страсть к женщине стоила Марату жизни. Она же сильна, спокойна и уверена в себе. Она смотрит прямо и не жалеет о содеянном. Более того, она готова повторить. Например, со зрителем.

Эгон Шиле: бессилие перед похотью

Когда Эгону Шиле было 14, его отец умер от сифилиса, однако мальчика с отцом связывали такие близкие отношения, что ни безумие родителя на фоне прогрессирующей болезни, ни даже смерть не смогли их разрушить. Эгон навещал любимые места отца, подолгу бродил там в одиночестве, не мог простить мать за то, что она не так скорбит и недостаточно долго носит траур. И, конечно, страх заразиться сифилисом наслаивался на рано пробудившуюся сексуальность будущего художника и давал мучительные плоды. Довеском шел страх сойти с ума — в те годы верили, что к этому может привести мастурбация, которой яростно предавался Шиле.

Эгон Шиле «Автопортрет» (1911 г.)

Болезненные, изломанные, чрезмерно сексуальные женщины и девочки на его картинах не столько вызывают желание, сколько пугают — в этих образах очевидно считывается одержимость художника сексом и самобичевание из-за собственного бессилия перед зовом плоти. На автопортретах Эгон не только ломал свое тело, беспощадно препарировал свою внешность — он порой лишал себя гениталий и рук, тех частей тела, которыми творил осуждаемые обществом непотребства. Из Академии одаренного юношу выгнали за секс с натурщицами: по его словам, только так он мог их «по-настоящему почувствовать». Прожил художник всего 28 лет, но унес его не сифилис, а испанский грипп.

Сальвадор Дали: мазохистское наслаждение

Сальвадора Дали тоже пугали возможные последствия чрезмерной мастурбации, но он боялся не безумия, а кровотечений. Одна из самых знаменитых его картин называется «Великий мастурбатор», и это, без преувеличений, достойное прозвище для самого художника. В 15 лет он писал в дневнике: «Я опять испытал сладострастное желание; я пошел в туалет. И вновь доставил себе огромное удовольствие. Но, выходя оттуда, я чувствовал себя подавленным и испытывал отвращение к самому себе». Так происходило каждый день, в лучшем случае через день: юный Сальвадор онанировал, а затем мучился страхами и угрызениями совести, которые доставляли ему мазохистское наслаждение.

Сальвадор Дали «Мрачная игра» (1929 г.)
альвадор Дали «Мрачная игра» (1929 г.) Са
Сальвадор Дали «Рука» («Угрызения Совести») (19...
ьвадор Дали «Рука» («Угрызения Совести») (1930 г.) Саль
Сальвадор Дали «Симулякр ночи» (1930 г.)
адор Дали «Симулякр ночи» (1930 г.)

◀ ▶

Кто-то сказал юному Дали, что от таких занятий может случиться кровотечение, и этот страх поселился в нем надолго, найдя выход не только в дневнике, но и в живописи: лица нет, или оно надежно спрятано, а ладонь разбухает, разрастается до невообразимых размеров, выдавая постыдный секрет художника всему миру. «Я рос, и росла моя рука» — писал Дали. Непристойные признания на его картинах смущали порой даже коллег-сюрреалистов, что не останавливало его, а наоборот, вдохновляло на все большую и большую степень скандальной откровенности. В конечном счете, девиантная сексуальность и готовность бесконечно говорить о ней в книгах, искусстве и интервью стали важными элементами его личного бренда.