«Нас хотят умышленно отвлечь» Советские разведчики охотились за секретными данными об атомной бомбе США. Как это было?

В ноябре 1941 года советская разведка получила информацию о создании на Западе урановой бомбы. В это время был запущен самый таинственный проект 1940-х годов — «Энормоз». Советские разведчики знали об атомных секретах гораздо больше, чем Сталин и Трумэн вместе взятые. «Лента.ру» рассказывает о масштабной операции, которую могли никогда не рассекретить.

Осенью 1941-го, когда вовсю шла война, глава НКВД Лаврентий Берия получил телеграмму из лондонской резидентуры. Под грифом особой важности сообщалась чрезвычайно интересная информация.

Получалось, что с одной стороны британцы горячо осуждают вероломное нападение Гитлера на СССР, а с другой — вовсю работают над новейшим супероружием. Да, их подгонял страх перед подобными разработками в Третьем рейхе, но, с другой стороны, никто не мог дать гарантию, что бомба на основе элемента «уран-235» (так говорилось в телеграмме) не будет применена против СССР, как только общий враг союзников будет разгромлен.

Берия поехал к Сталину и все ему рассказал. Вождь выразил скепсис:

Правда в том, что ни Берия, ни Сталин, ни правители других ведущих стран, в том числе Гитлер, не имели ни малейшего представления о том, что такое атомное оружие. Всей полнотой знаний обладали только ученые и разведка. Пока Сталин занимался насущными делами, наводил порядок на фронте и мобилизовал экономику на военные рельсы, всю работу по добыче «атомных данных» вела советская разведка, и проект этот назывался «Энормоз».

Конечно, телеграмма из Лондона не была дезинформацией. Подобными разработками с 1939 года вовсю занимались не только в Германии, Британии, США, но и в СССР, и, вопреки позднейшим спекуляциям, ничуть от конкурентов не отставали. Только долгое время политикам и спецслужбам расщепление атома казалось делом чистой науки, настолько не укладывалось в их головах, как вообще такое возможно — чтобы нечто невидимое обладало столь чудовищной силой.

По той причине, что Советский Союз принял весь удар гитлеровской военной машины на себя, пришлось эвакуировать многие московские секретные лаборатории в Сибирь. Поэтому в 1941 году наметилось отставание. Теперь разведка должна была это исправить, зачастую идя в противофазе с генеральной линией Кремля. Эта сложная система противовесов и сдержек и есть «Энормоз». Но с чего он начинался?

«Разведка была полностью ликвидирована»

Советские ученые уже к концу 1939 года убедительно доказали, что деление урана обладает беспрецедентным разрушительным потенциалом, но убедить в этом ни Наркомат обороны, ни Наркомат нефтяной промышленности (туда тоже отправляли заявку) не удалось.

Однако в том же году майор госбезопасности Леонид Квасников стал собирать по осколкам научно-техническую разведку. Из-за масштабных чисток 1937-1938 годов она тогда находилась в плачевном состоянии.

И с началом войны, когда работы советских ученых-атомщиков были вынужденно заморожены, а их самих эвакуировали — кого в Алма-Ату, кого в Казань, кого в Челябинск, как раз разведка по этому вопросу окрепла и представляла из себя определенную силу.

И так вышло, что именно Леонид Квасников стал главным инициатором начала работы внешней разведки по атомной тематике. Пока политики и военные соображали, нужна ли им атомная бомба, пока ученые приходили в себя от эвакуации, — разведка действовала.

По иронии судьбы, Квасников стал первой ласточкой в деле рассекречивания деталей операции «Энормоз» в 1990-х. Cтоит сказать пару слов об этом человеке.

Несостоявшийся ученый

Разгадка личности Леонида Квасникова заключена именно в самом определении. Родился он в год Первой русской революции — в 1905 году, в семье железнодорожного рабочего. Сначала шел по стопам отца — строил железнодорожные мосты, работал машинистом. Затем поступил в МХТИ (нынешний РХТУ) имени Менделеева на механический факультет. Он так и планировал двигаться по стезе механика, но волею судеб всех студентов-механиков в 1933 году перевели на химический факультет, а само учреждение стало Институтом химического машиностроения. И вот там Леонид всерьез заинтересовался наукой.

Стал аспирантом, зарекомендовал себя перспективным научным сотрудником. Квасникову прочили будущее крупного ученого, однако в 1938 году его завербовали в разведку. Начинал он службу не где-нибудь, а в должности старшего оперуполномоченного 10-го (американского) отделения 5-го отдела Главного управления госбезопасности НКВД СССР, а с 1939 года, как уже было сказано, на его плечи легла задача по восстановлению научно-технической разведки.

Причем работал он не в укромном кабинете вдали от фронта, и не в бункере, а на территории оккупированной Польши, где ему также приходилось работать с беженцами от нацистского режима. Имел доступ к самым эксклюзивным каналам связи.

Поскольку его работа была связана с наукой, а сам он живо интересовался последними тенденциями, с того же 1939 года внимательно следил за научными публикациями в зарубежных журналах. Особенно его интересовали вопросы расщепления атома. Квасников первым заметил, что еще в 1939-м году подобные публикации находились в открытом доступе, а с 1940-го со страниц западных научных изданий, как по команде, все это исчезло. Он сразу понял, что это вызвано военными соображениями.

Тогда он и предложил руководству срочно направить ряду резидентур четкие указания, чтобы советские шпионы, работающие в Америке, Великобритании, Германии, выявили научные центры, где работают над урановым делением.

Владимир Чиков в своем исследовании пишет, что примерно содержалось в шифровках, разосланных резидентурам:

Этому источнику можно доверять, поскольку при написании книги Чиков обращался за помощью к самому Квасникову, о чем он пишет в предисловии, в разделе «Благодарности».

Дальше все как дважды два: к 1941 году советские шпионы добились больших успехов, телеграмма о британских наработках легла на стол Берии — и далее по тексту.

Нюанс этой истории в том, что Берия терпеть не мог Квасникова, у него был на него зуб. А ведь секретная, так называемая «желтая папка», где детально излагалось все о результатах разведки, была подписана Квасниковым. После телеграммы из Лондона, после разговора со Сталиным Берия вызвал начальника внешней разведки Павла Фитина (оперативная кличка Старик), и когда тот предоставил ему документ, подписанный Квасниковым, он просто вскипел.

По одному этому видно, сколько на самом деле было препятствий у советского атомного проекта: грызня между ведомствами, опала самых инициативных людей, игнорирование доводов ученых.

Когда начался «Энормоз»

Известно, что операция «Энормоз» стартовала в 1941 году, когда стало ясно, что отдельные донесения из Лондона и других стран — из той же Германии — не убедят Берию и Сталина в том, что им не подсовывают дезинформацию. Для этого требовалась планомерная систематическая работа с привлечением огромного числа людей, чтобы количественный фактор перешел в качественный и Берия со Сталиным наконец поняли, какое значение может иметь атомное оружие.

История с Рихардом Зорге, который предупреждал Сталина о том, что Германия готовит вторжение в СССР, а тот посчитал, что это провокация, на этот раз не повторилась.

А страсти тем временем накалились. Квасников тоже был недоволен шефом НКВД, считал, что тот прячет под сукно эксклюзивные разведданные, и высказал эту претензию шефу внешней разведки Павлу Фитину. Разговор проходил в присутствии зама Фитина по внешней разведке — Гайка Овакимяна. В конце концов этот триумвират пришел к мысли, что нужна полноценная операция, а не просто периодическая агентурная работа.

Идея назвать операцию «Энормоз» принадлежит Овакимяну. Громкое название он придумал в пику британо-канадскому урановому проекту «Тьюб Эллойс».

Дальше шпионская машина завертелась во всю мощь. Структура «Энормоза» раскрылась уже в 1990-е благодаря тому же Квасникову, и хотя сегодня секрета особого не представляет, эту информацию нельзя назвать заезженной.

Руководил операцией «Энормоз» начальник 1-го Управления (внешняя разведка) НКВД-НКГБ СССР, комиссар ГБ 3-го ранга Павел Фитин.

Детальной разработкой плана операции занимался его заместитель, он же начальник Третьего (англо-американского) отдела Первого управления комиссар Гайк Овакимян. Именно Овакимян завербовал печально известную чету Розенберг.

А Леонида Квасникова назначили ответственным за проведение операции. На тот момент он занимал пост заместителя резидента в Нью-Йорке. Как вспоминал Квасников, его основными источниками были физики, включая сотрудников национальной лаборатории в Лос-Аламосе, — Клаус Фукс, Тед Холл, Мортон Собелл и Дэвид Грингласс.

Чтобы понимать, почему так легко шли на контакт американские интеллектуалы, нужно знать исторический контекст.

Со времени Великой депрессии и затем при курсе, взятом Рузвельтом, в Америке большой популярностью пользовались коммунистические идеи. Коммунисты были везде: в атомном проекте, в Голливуде, на заводах Форда и так далее. Впоследствии это обернется эпохой маккартизма, охотой на ведьм, и в той ситуации США мало чем отличались от сталинской России второй половины 1930-х. Правда, казней было не так много. Жертвами холодной войны пали только супруги Розенберг. Но многие лишились престижных постов, были преданы забвению или, говоря по-современному, пали жертвами культуры отмены.

В этой игре было задействовано много интересных кадров. К примеру, немецкий ученый-эмигрант Клаус Фукс, участник Манхэттенского проекта. Он предоставил советскому послу в Лондоне кое-какие сведения о немецком атомном проекте. Подключились участники операции «Утка» по ликвидации Льва Троцкого в Мексике. Именно им удалось выйти на Роберта Оппенгеймера, Энрико Ферми и Виктора Вайскопфа. Все данные передавались через мексиканских нелегалов. Также, согласно рассекреченным данным, информация поступала от членов «кембриджской пятерки» — Дональда Маклейна и Джона Кернкросса.

К 1943 году информация по Манхэттенскому проекту шла бурным потоком, и передавалась в зашифрованном виде по радио. К этому времени всю работу плотно держал в руках шеф Четвертого (разведывательно-диверсионного) управления — старший майор Павел Судоплатов. С 1944-го Судоплатов координировал работу спецслужб по атомной разведке. Он работал и с легальными агентами, и с нелегалами.

Но что конкретно смогли добыть Фитин, Квасников и их коллеги? Разведчики предоставили ученым информацию о конструкции плутониевой бомбы имплозивного типа, которая в итоге и была реализована в РДС-1. Не какие-то общие сведения, а конкретные данные о расположении взрывчатки, детонаторов и самого плутониевого ядра.

Также удалось раздобыть сведения о критической массе плутония, что является ключевым параметром для успешной детонации. Разведка помогла уточнить это значение, что было критически важно для расчетов и конструирования бомбы.

Также добыли информацию о методах получения и очистки плутония. Собственно, технология получения оружейного плутония была одним из камней преткновения советского атомного проекта. Разведданные стали подспорьем в период форсированной работы.

Разведчики передали советским ученым выкладки по испытаниям и моделированию ядерного взрыва в рамках «Манхэттенского проекта». Это позволило советским ученым сверить некоторые данные и скорректировать собственные расчеты.

Известно, что через «кембриджскую пятерку» участники «Энормоза» своевременно получили данные о взятии американцами патента на упрощенный проект производства уранового гексафлюорида, основанный на использовании уранового нитрата. Он используется для обогащения урана для производства топлива для ядерных реакторов и ядерного оружия.

Это далеко не полный список, и есть ряд технических деталей, которые в совокупности привели к успеху проекта. Для понимания масштаба: только за 1944 год был передано 117 наименований работ.

Однако советские ученые, профессионалы высокого класса, не копировали полученное слепо. Они не только адаптировали американские данные под свои возможности и условия работы, но и развивали их.

16 июля американцы испытали на полигоне Аламогордо первую атомную бомбу «Штучка» (Gadget), которая работала на основе распада плутония-239. Советская сторона получила самые развернутые данные и о самой бомбе, и о ее испытаниях.

Спецкомитет по «проблеме № 1»

А дальше начинается уже более известная история. В начале августа американцы сбросили на Хиросиму и Нагасаки бомбы «Малыш» и «Толстяк». С этого момента советский атомный проект выходит из шпионской тени, и начинается его пусть и засекреченная, но более официальная фаза.

20 августа 1945 года формируется спецкомитет по «проблеме № 1» во главе с Берией. С этого момента комитет руководит всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана. К работам подключают ученых Василия Махнева, Авраамия Завенягина, академиков Абрама Иоффе, Юлия Харитона и других.

В апреле 1946 года формируется КБ-11 («почтовый ящик» Арзамас-16) во главе с Павлом Зерновым и Юлием Харитоном с четкой задачей: изготовить атомную бомбу.

По словам историка Александра Вдовина, чтобы догнать Америку, предстояло вести работу сразу в нескольких направлениях: «В области добычи и переработки урана, в строительстве ядерных реакторов, в получении плутония и полония, в производстве реакторного графита и тяжелой воды, в конструировании и изготовлении самой бомбы».

Известно, что с февраля 1948 года с равной мощью работали две группы физиков-теоретиков: под руководством Зельдовича — в Институте химической физики и под руководством Тамма — в Физическом институте АН СССР.

Важнейшую роль в проекте сыграет Игорь Курчатов, который с 1942 года занимался проблемой расщепления атома независимо от разведки. Впоследствии Курчатов будет открещиваться от роли «отца атомной бомбы», а испытание ее первого варианта — РДС-1 в августе 1949 года — произведет на него настолько неизгладимое впечатление, что он до конца жизни будет стараться предупредить ученых и мир об опасности нового оружия и ратовать за мирный атом. Но это уже немного другая история.

***

Как сложилась судьба верхушки операции «Энормоз»? Леонида Квасникова отозвали из Нью-Йорка в конце 1945 года, и он вплоть до своей отставки в 1966 году благополучно возглавлял научно-техническую разведку.

Павел Фитин, он же Старик, был уволен из разведки в 1946 году, работал в советской зоне оккупации, затем — в Свердловске. Сменил ряд должностей. Известно, что в 1950-е был Главным контролером Министерства госконтроля СССР.

Гайка Овакимяна уволили из спецслужбы в 1947 году, в дальнейшем он работал над созданием химического оружия.

Павел Судоплатов в 1953 году был арестован, осужден на 15 лет лишения свободы как член «банды Берии». Он полностью отбыл наказание и был реабилитирован в 1992 году. В 1990-е писал мемуары.

Судьба Берии и остальных известна.

Примечательно здесь другое. Все эти люди играли в игру, где ставки были слишком высоки, но уровень напряжения в военные годы был настолько велик, что об этом даже не думалось. Просто делали свое дело, не особенно рефлексируя о том, какой отпечаток их работа наложит на вторую половину XX века и на XXI век.

Можно с уверенностью сказать, что данные, полученные в ходе операции «Энормоз», сыграли критически важную, хотя и не исчерпывающую роль в ускорении советского атомного проекта. Эта информация позволила советским ученым отказаться от бесперспективных направлений и избежать методологических тупиков. Это позволило сконцентрировать усилия на перспективных идеях.

Без данных «Энормоза» путь к созданию РДС-1 стал бы длиннее и тернистее, а сроки реализации программы, вероятно, сместились бы на несколько лет (по данным иностранной разведки — на пять-семь лет). Однако важно подчеркнуть, что разведка предоставила ученым лишь пазл большой головоломки, разгадать которую без таких выдающихся умов, как Игорь Курчатов, Юлий Харитон, Абрам Иоффе и другие, не удалось бы.

Также следует помнить о вкладе советских ученых, инженеров и рабочих, исполнителей самой рутинной, тяжелой, зачастую опасной и неблагодарной работы. Выходит, что советская атомная бомба — плод усилий как минимум сотен людей, и разведчики — часть этого великого множества.