«Связь с Центром держать каждые 10 минут»: Сталин ждал известий из Архангельска, куда прилетела "Каталина"

В славной истории нашей военной разведки есть уникальные спецоперации. Более того, это операции государственной важности. Но парадокс в том, что они никак не связанны…с разведкой. Например, обеспечение спецрадиосвязью высших руководителей иностранных государств, в ходе проведения крупных правительственных и межгосударственных военно-политических мероприятий.

Так, в 1976 году Фидель Кастро, прибывший в Москву на ХХV съезд КПСС, попросил организовать ему связь с Гаваной и одновременно с Луандой (столица Анголы), где кубинцы помогали воевать дружественной стране. Сделать это было крайне сложно, ведь Москва, Гавана и Луанда, находятся на разных континентах. К тому же вполне понятно, что беседы команданте революции со своими подчиненными должны быть обеспечены секретностью самой высокой степени. Несмотря на все сложности и проблемы, через два дня устойчивая и закрытая радиосвязь была установлена.

Приходилось налаживать международную связь и в поистине боевых условиях. Порой складывалась такая обстановка, что спецрадиосвязь военной разведки была единственным возможным средством доставки информации. Случилось это в Чили, когда генерал Пиночет в сентябре 1973 года совершил государственный переворот и к власти пришла хунта.

В первые же часы наше посольство отключили от городской электросети, умолк телефон. Советские представители были лишены возможности пользоваться каналом международной телеграфной связи. Посольство, по существу, оказалось глухим и слепым. На прилегающих улицах круглосуточно дежурили передвижные пеленгаторы.

И тогда агентурная радиостанция резидентуры ГРУ в Сантьяго оказалась единственной ниточкой, связавшей советское посольство с Москвой.

Интересна история размещения этой радиостанции в посольстве. Учитывая сложность обстановки в Чили, командование ГРУ решило организовать линию специальной связи между Сантьяго и Москвой через ретрансляционный радиоузел на Кубе. В начале 1973 года в Сантьяго была переброшена необходимая радиоаппаратура, а в апреле в страну прибыл разведчик-радист А.Семенов. Каково же было удивление резидента, когда посол наотрез отказался разместить радиостанцию в представительстве.

Разведчики, конечно, видели всякое, размещали радистов в темные и сырые подвалы, в комнаты, расположенные в другую сторону от направления на Москву. Заставляли вести связь даже из подводной лодки, но, чтобы отказывали в приеме вовсе… Такое было впервые.

Посол заявил, что у него есть «надежный международный канал связи с Москвой». Каково же было его потрясение, когда утром 11 сентября этот «надежный международный канал» перестал действовать в одночасье. А «гонимая» радиостанция ГРУ, которой он после долгих уговоров, дал приют под крышей представительства, стала единственным средством связи.

Однако эти примеры из 70-х годов. К тому времени специальная радиосвязь военной разведки шагнула далеко вперед. Совсем иной она была, например, в 1941 году.

«Ежели какой срыв, не сносить нам головы»

…Начальник штаба Архангельского военного округа комбриг Дмитрий Григорьев, выслушав доклад связиста лейтенанта Романа Гончара, прибывшего из Москвы, угрюмо молчал.

Откровенно говоря, комбригу хотелось выругаться, но он сдержался. Этот юный лейтенант только что доложил ему, что установил устойчивую связь с Москвой.

Григорьев наелся этой «устойчивой связи» вдоволь. Корреспондент в Москве был то едва слышен, то пропадал вовсе. Окружные связисты только руками разводили. Телеграфная линия через Вологду также работал плохо.

А тут прилетел московский мальчик и браво докладывает, мол, товарищ комбриг, все в ажуре. Григорьев только и спросил: «Вы не ошиблись лейтенант? Тут отродясь приличной связи не было... Я это к чему. Дело настолько важное и ответственное, что ежели какой срыв случиться, не сносить нам головы. А теперь поедем, для начала ты убедишь меня в крепости твоего радиомоста».

В пакете, опечатанном сургучными печатями, который передали лейтенанту Гончару в Москве, говорилось: «Вы назначаетесь начальником радиостанции для обеспечения связи Архангельска с Москвой по прилагаемому расписанию. В вашем распоряжении офицер специальной связи лейтенант Савельев и радист старшина Мельников. Радиостанцию развернуть в помещениях, предоставленных авиационной частью. После установления связи с Москвой надлежит прибыть к начальнику штаба Архангельского военного округа комбригу Григорьеву и действовать согласно его указаниям».

«Ваша задача обеспечить устойчивую связь с Москвой»

25 июля группа Гончара прибыла в Архангельск. Подкатила машина. «Кто лейтенант Гончар?» - спросил майор в авиационной форме. Гончар поднял руку. Майор подозрительно оглядел его, остановил взгляд на шляпе. Шляпа в ту пору была не в почете.

Пришлось предъявить удостоверение. Майор сказал, что для них выделены две комнаты в штабе части. Окна зарешечены, у дверей круглосуточный пост. Выделен катер для переправы через Северную Двину и связи со штабом округа.

Расписание предусматривало ночной и дневной сеансы связи, а также вызов Москвы в любое время суток.

Центр следил за Архангельском каждые десять минут в начале часа. Этот способ связи обеспечивал высокую оперативность прохождения радиограмм.

Расписание говорило само за себя: им предстоит выполнять задачу государственной важности.

Лейтенант Гончар и старшина Мельников развернули аппаратуру и уже после пяти часов утра установили связь с Москвой. Затем Гончар переправился через Северную Двину и прибыл в штаб округа к комбригу Григорьеву.

Оказалось, что в ближайшие два-три дня в Архангельск должен прибыть личный представитель президента США Ф.Рузвельта господин Гарри Гопкинс. После остановки в Архангельске он вылетит в Москву. На обратном пути из Архангельска отправится в Англию.

«Ваша задача, - приказал комбриг, - обеспечить устойчивую связь с Москвой. Радиограммы без задержки будете доставлять мне на катере. От меня радиограммы в опечатанных пакетах будете получать здесь под расписку».

Судя по всему, комбриг до сих пор не очень-то верил оптимистическому докладу лейтенанта Гончара. Оглядев небольшую, по привычным армейским меркам, аппаратуру, Григорьев засомневался еще больше.

Чтобы убедить начштаба, лейтенант попросил разрешения установить связь в его присутствии. Получив добро, настроил передатчик на дневную контрольную волну, передал позывные. Через две-три минуты Москва ответила, что слышит Архангельск на четыре балла. Комбриг поблагодарил лейтенанта Гончара.

«Мы можем эффективно предоставить помощь»

…Вечером 29 июля на летающей лодке «Каталина», которая совершила посадку на Северной Двине, в Архангельск прибыл личный представитель президента США Гарри Гопкинс. Следующим утром Гопкинс вылетел в Москву.

Американский писатель Роберт Шервуд в книге «Рузвельт и Гопкинс» приводит дословный текст телеграммы исполняющего обязанности государственного секретаря Самнера Уэллеса Гарри Гопкинсу: «Президент просит Вас при личной встрече с господином Сталиным передать от имени Президента следующее послание: «Господин Гопкинс находится в Москве по моей просьбе для того, чтобы обсудить с Вами лично или другими официальными лицами, которых Вы, возможно, назначите, жизненно важный вопрос о том, как мы можем наиболее быстро и эффективно предоставить помощь, которую Соединенные Штаты способны оказать Вашей стране в ее великолепном сопротивлении вероломной агрессии гитлеровской Германии.

Я уже уведомил Вашего посла, господина Уманского, что правительство Соединенных Штатов окажет всю возможную помощь в получении вооружения, снаряжения и других видов снабжения. Необходимых для удовлетворения самых неотложных нужд и которые могут быть доставлены для реального использования в вашей стране в ближайшие два месяцы.

Я прошу относиться к господину Гопкинсу с таким же доверием, какое Вы испытывали, если бы говорили лично со мной...»

Визит Гопкинса в Москву завершился 1 августа 1941 года. В этот же день он возвратился в Архангельск и утром вылетел в Англию.

Вряд ли стоит кому-либо доказывать сегодня, сколь важен был этот визит американского представителя для нашей страны.

Президент США писал о «самых срочных нуждах». Сколько их было тогда у нас этих «самых». Понимали это и в Разведуправлении, понимал и лейтенант Гончар. Он сделал все от него зависящее. Вопросы обеспечения безопасности, встреч, проводов «начальника штаба Белого дома», как называли в США Гарри Гопкинса, решались через радиостанцию военной разведки. С 26 июля по 2 августа она, эта радиостанция, держала практически непрерывную связь с Центром, Народными комиссариатами иностранных и внутренних дел.

Давая оценку визита, посол США в Москве Штейнгардт докладывал в госдепартамент: «Прием, оказанный Гарри Гопкинсу советским правительством, и необычное внимание, уделенное ему советской печатью, ясно показывает, что правительство придает исключительно важное значение его визиту…

Гопкинс был быстро принят Сталиным, который дал ему весьма продолжительное интервью и обсуждал с откровенностью, не имеющей, насколько мне известно, прецедента в новейшей истории, цель его миссии и положение Советского Союза. Все советские газеты поместили фотографии и сообщения о визите на первых страницах. Что имеет гораздо большее значение, чем во всякой другой стране».

Сам Гопкинс после возвращения в США заявил: «После моего совещания в России со Сталиным у меня создалось впечатление, что президент должен установить личную связь со Сталиным».

Таким было начало союзнической помощи.

Обеспечение радиосвязью миссии Гарри Гопкинса в Москву - один из примеров выполнения тех самых, особых задач, которые выходят за рамки служебных обязанностей разведки. Но если бы что-то сорвалось, все ответили бы по полной программе. Говоря языком тех лет – по законам военного времени.