Новые профессии сотрудников НИИ, или Как работали ученые в годы Великой Отечественной
«18 мая 1940 г., Ленинград. Опять поползли немцы. На Европу. Вчера Гаага и Амстердам, сегодня Брюссель. Французское правительство собирает чемоданы. Сила несокрушимая. Самоотречение отдельных Мюллеров и Шульцев — во имя чего? Гитлера? Это невероятно у современного немца…
22 июня. Ленинград. Гитлер начал войну с нами»...
Так писал в своем дневнике Сергей Иванович Вавилов, выдающийся отечественный физик.
Вавилов — академик, руководитель двух крупнейших институтов: директор Физического института Академии наук СССР и научный руководитель Государственного оптического института. Депутат Верховного Совета РСФСР, председатель многих академических комиссий и редактор научных журналов.
На его плечах — сложнейшая научная работа, семейная драма, смерть сестры и арест брата, выступление Молотова о начале войны… Все это оставило непростой след в памяти ученого-физика.
«7 июля 1941 г. Распадаются самые прочные связи. Эвакуируют детей. Дети уходят добровольцами. Был в Эрмитаже у Орбели. Рассказ о том, как заколачивали ночью со слезами мадонну Литту и прочие. Удары молотков, словно на похоронах. Вечером опять прогулка по Тучковой набережной… Менделеевская линия заполнена матерями, заглядывающими через решетку сада в университетские окна, где сидят их дети-добровольцы. За день четыре “воздушные тревоги”».
«14 июля 1941 г., Ленинград. Собираемся уезжать из города с институтом, бросать установившуюся жизнь. Страшно, грустно».
Оптический институт эвакуировали в Йошкар-Олу, ФИАН — в Казань. Предстояла огромная работа по отбору научного оборудования, упаковке и транспортировке необходимого имущества для продолжения исследований. Не менее сложные задачи приходилось решать для размещения сотрудников в эвакуации. Но в кратчайшие сроки были возобновлены исследования, ориентированные на нужды обороны страны. Научные работы приходилось вести в условиях крайней ограниченности лабораторных площадей, нехватки оборудования и материалов, перебоев с подачей воды и электроэнергии.
Несмотря на все эти трудности Сергей Иванович стремился поднять дух сотрудников. Он писал в стенгазете Государственного оптического института:
«Нам дана полная возможность в новых условиях продолжать работу, и не требуется доказательств и разъяснений, что эта работа должна быть полностью направлена на помощь Красной армии и оборонной промышленности. (...) Обстоятельства заставляют нас становиться в новых условиях по временам грузчиками, плотниками, монтерами, и всем должно быть понятно, что эта работа почетная, что она ускорит срок пуска в ход всего института, а следовательно, должна помочь фронту. В нашей среде имеются многие десятки людей высокой научной и технической квалификации. Их обязанность сейчас — максимально напрячь свои знания, свой талант и изобретательность на решение военных задач. Об этом нужно помнить всегда, каждый день, независимо от установленных планов».
Вот как вспоминал об этом времени академик Е. Л. Фейнберг:
«Выехали из Москвы через месяц после начала войны, и благодаря этому уже в августе на новом месте все необходимое было распаковано и установлено, работа началась без промедления. Так, например, очень скоро акустики создали акустический трал для подрыва немецких плавучих мин, от которых наш флот в начале войны нес большие потери. Некоторые сотрудники акустической лаборатории много времени проводили на фронтах. Оптическая лаборатория продолжала разрабатывать методы спектрального анализа металлов на содержание все новых элементов. Это было чрезвычайно важно, прежде всего, для экспресс-сортировки металла разбитой отечественной и трофейной военной техники, чтобы не пускать, например, ценные качественные стали в общую переплавку, а непосредственно использовать в работе. Райский сумел наладить производство соответствующих приборов — стилоскопов. За ними и за инструкциями приезжали с уральских и других заводов, а также прямо с фронтов. Я сам был свидетелем того, как за стилоскопами прилетел представитель сталинградского завода то ли поздней весной, то ли летом 1942 г., когда гитлеровские войска уже шли к городу. Все это было возможно потому, что Вавилов, предвидя масштабы предстоящей борьбы, настоял на основательной и продуманной эвакуации оборудования института».
Как писал в своей книге профессор МГУ, доктор физико-математических наук Л. В. Левшин:
«Несмотря на тяжелые условия, в которых находились оба института, их сотрудниками в этот период был выполнен ряд работ, имеющих большое оборонное значение. Сергей Иванович осуществлял не только общее руководство этими работами, но и сам принимал непосредственное участие во многих из них. В результате работ, поставленных в ГОИ, армия получила новые образцы дальномеров, стереотруб, различных объектов для аэрофотосъемки и т. д. Причем изготовляемая продукция сразу же отправлялась на фронт».
Институт помог запустить в Казани производство светящихся составов постоянного действия, сотрудники лаборатории атомного ядра дали новые дефектоскопические приборы, госпитали получили от ФИАН новый рентгеновский стереоприбор, акустики института работали на фронте, выполняя важные военные задания, теоретики своими расчетами помогали бороться с магнитными и акустическими минами, а специалисты по люминесценции нашли новые эффективные способы ее применения для военных задач, соединяя физическую новизну с военной важностью. Спектральный анализ из института в виде методов, переданных работникам заводских лабораторий, и новых приборов быстро распространился по заводам.
«Советская техническая математика и физика с честью выдержали суровые испытания войны. Следы этих наук всюду: на самолете, танке, на подводной лодке и линкоре, в артиллерии, в руках нашего радиста, дальномерщика, в ухищрениях маскировки».