Иосиф Орбели – последний защитник древностей

Когда звучит имя Иосифа Орбели, кажется, что за ним сразу идут титулы: ученый, востоковед, археолог, академик, первый президент Академии наук Армении. Но за этим — куда больше, чем список заслуг. За этим — судьба человека, который в буквальном смысле спас культуру от забвения. Человека, чей внутренний код не позволил ему отступить, даже когда рушился мир.

И если Эрмитаж по-прежнему стоит — в этом есть его заслуга. Если древний город Ани продолжает говорить с потомками — его голос звучит в расшифровках Орбели.

Корни в камне и слово в крови

Он родился в Тифлисе, в армянской княжеской семье, в мире, где границы менялись чаще, чем стирались надписи на древних плитах. Языки — армянский, русский, грузинский, французский, немецкий — были для него не инструментами, а формами мышления. Они звучали в его доме с детства.

Уже тогда стало понятно: перед ними — не просто одаренный ребенок, а человек, которому суждено работать с памятью народов.

Как и его братья, он окончил Тифлисскую гимназию, а затем переехал в Петербург — в Императорский университет. Там, на факультете востоковедения, его заметил Николай Яковлевич Марр. Для одних — спорная фигура в науке. Для Орбели — настоящий наставник, который увидел в нем будущее всей кавказской и ближневосточной археологии.

Он начал с раскопок в Ани — городе-призраке, стоящем на краю каньона. Ночами ходил среди надгробий и при свете фонаря пытался прочесть надписи. Местные думали, что это ходит сам черт. А это был Орбели — ученый, ведомый страстью к смыслу.

Ани — первый университет Орбели

Ани стал для него не просто полем работы. Это был живой организм, в который он погрузился всем существом. Он собирал фольклор, записывал сказания, изучал мифологию армян и курдов, делал точные лингвистические транскрипции.

Он не был кабинетным ученым. Он умел слушать. Его уважали даже пастухи — хотя боялись его фигуры. Он мог провести целую ночь у кладбища, вглядываясь в камень, в котором были зашифрованы века.

Позже Николай Марр поручил ему возглавить музей, созданный прямо на месте раскопок. Орбели не просто организовывал выставки — он лично подбирал экспонаты, восстанавливал залы, водил экскурсии. Это была его первая школа музейного дела. Школа, которую он не забудет, когда в его руки попадет один из величайших музеев мира.

Начало главной битвы: Восток Эрмитажа

После революции Орбели вернулся в Петербург. Город переживал метаморфозу. Менялись названия улиц, рушились привычные устои. Но Эрмитаж — пусть дрожащий и уязвимый — стоял.

Орбели становится хранителем Восточного отдела. Он — не просто ученый. Он стратег. Видит, куда все движется. И когда начались разговоры о продаже антиквариата за рубеж — чтобы пополнить казну — он принимает решение.

В октябре 1932 года Орбели пишет письмо Сталину. Это было не прошение. Это было обращение в защиту смысла.

Сталин не приехал в Эрмитаж. Но ответил. Легендарная записка на обрывке ученической тетради: «Письмо ваше получил. Заявки антиквариата необоснованны. Восточный сектор не трогать.

Ответ, который стал броней для целой коллекции. Орбели победил.

Эвакуация. Игра на опережение

В 1938 году Орбели добивается выделения специального здания — Сампсониевского собора. Внутри — упаковочный цех. Там готовятся ящики и материал для эвакуации. За три года до начала войны.

И когда 22 июня 1941 года начинается Великая Отечественная — в Эрмитаже уже все готово. Через несколько дней сотрудники начинают паковать экспонаты. Спят по 2-3 часа, ночуют прямо в залах.

Первый эшелон ушел в Свердловск. 22 вагона, полмиллиона экспонатов. Второй ушел с отработанной точностью. А третий — не успел. Ленинград взят в кольцо.

Он также организует эвакуацию интерната. 146 детей. Перед отъездом он вручает экскурсоводу пять тысяч рублей. Своих. Без расписки.

Наука в осажденном городе

Во время блокады он не прекращает научную работу. Планирует конференцию по литературе, которая была запланирована до войны.

Он говорит писателю Тихонову: сли мы не проведем ее — все решат, что Ленинград сломался. Идут в Смольный. Получают разрешение. Все докладчики — на передовой. Но конференция состоялась.

Наука становится оружием. Поддержкой. Символом, что город жив.

От Еревана до Нюрнберга

Когда здоровье ухудшилось, Орбели отправляют в Ереван. Там он основывает и возглавляет Академию наук Армении. Это было не отступление — это было продолжение.

В 1945 он возвращается в Ленинград. Эрмитаж разрушен. Вместе с архитектором Сивковым он разрабатывает план восстановления. В ноябре — уже 69 залов открыты.

На Нюрнбергском процессе он выступает свидетелем.

Немецкий генерал спросил: «Вы военный, чтобы обвинять нас в преднамеренной бомбардировке? — «Нет. — «Но почему на Эрмитаж упало 30 бомб, а на стратегический мост рядом — только одна?.

Эпилог с лукавой ухмылкой

Он ушл в 1955 году. В Армении, в Цахкадзоре, открыт дом-музей. Среди экспонатов — кресло, в котором он работал, пиджак, в котором ездил по стране. И — портрет с лукавой ухмылкой.

Словно говорит: «Как я их, а?