Главное оружие бойца – ложка

Многие жители Курска знают Соловьиную улицу, как одну из самых живописных в городе, но не всем известна её история, которую много лет изучал курянин Павел Рыжков – журналист, ныне заведующий Центром краеведческой информации Центральной городской библиотеки имени Ф.А. Семёнова. И неожиданно даже для самого себя написал на основе реальных фактов пьесу «Зона огня». Автор произведения победил в конкурсе «Мировая – Мировая (1914–1945 гг.)». А 26 апреля состоялась читка военной драмы в Государственном академическом Малом театре, в фойе, носящем имя нашего великого земляка Михаила Щепкина. С Павлом Александровичем встретился наш корреспондент. История из жизни – Павел, расскажите, как вы пришли к драматургии? – Я писал и пишу для местных газет, особенно много для «Курского вестника», увы, уже не существующего, и «Городских известий». А на улицы Соловьиную и Полевую жизнь привела меня в 2005 году. Тогда в редакцию «КВ» пришла очередная смена практикантов. Самая инициативная девочка по имени Рита Богданова рассказала историю, как на Полевой по полю, давшему ей название, ходила пожилая женщина, смотрела под ноги и говорила тихо, что-то вроде: «А вот здесь военврач лежит, а вот здесь ещё кто-то». В годы Великой Отечественной там стояли наши войсковые части. Я отправился на Полевую и встретил очень-очень древнюю бабусю. Она жила в хате, выглядевшей почти как землянка из сказки. Эта женщина, прошедшая оккупацию и освобождение Курска, поделилась воспоминаниями из 1943 года, как однажды в эту хату вбежала девушка Наташа, жена лейтенанта Володи Плащинского (или Площинского), с криком, что одной немецкой бомбой убило сразу нескольких наших девчат-зенитчиц. Кое-что дополнили и другие старожилы. Там, где сейчас течёт обычная жизнь, живы воспоминания о войне, о смерти с небес, о сопротивлении и подвигах. Чтобы систематизировать факты, я позвонил известному и уважаемому историку Александру Николаевичу Манжосову. В ответ на мой звонок очень занятый человек, не только историк, но и врач, быстрее иного компьютера выдал: «Это 254-й Краснознамённый зенитно-артиллерийский полк, командир – подполковник Маркевич». Через некоторое время мне случайно попала в руки воронежская газета с заметкой именно об этом полке. Интернет тогда ещё только входил в обиход. Я позвонил в Воронеж, узнал адрес совета ветеранов этого полка и написал обычное бумажное письмо. Мне пришло в ответ несколько адресов: не все зенитчицы погибли в тех боях, когда фашисты во что бы то ни стало стремились разрушить наш железнодорожный узел. Большинство пережили страшные бомбёжки 43-го, освобождали от врага Украину. Тогда, в конце нулевых, эти старенькие женщины проживали кто в Нижегородской области, кто в Кургане, а одна даже здесь в Курске – Тамара Хачатуровна Бронштейн. Она была санитаркой. Я встретился с ней и списался, созвонился с другими бабушками, узнал много уникальных подробностей, которых нигде больше не почерпнёшь, даже в архиве Министерства обороны. Например, присказку, что главное оружие бойца – это ложка, услышал от Алефтины Кичигиной, связистки этого полка из Кургана. У неё действительно спёр ложку кто-то из однополчан, вот ефрейтор Аля и горевала. Ещё через некоторое время на выставке подлинных предметов Великой Отечественной войны, прямо в нашей библиотеке, я почти с мистическим трепетом увидел ложку, которая могла быть той самой – для пьесы. Её подняли при раскопках наши поисковики Елена Сукманова и Анна Поварова с коллегами-следопытами. И эти замечательные патриоты, очень много сделавшие для сохранения памяти о войне, любезно согласились эту ложку предоставить на читку в Малом театре. По театральной терминологии, она служит тем самым чеховским ружьём, которое должно выстрелить в последнем акте пьесы. – То есть пьеса родилась из газетных публикаций? – Да, я сделал статью в трёх частях для «Курского вестника». В 2010 году на конкурсе ЦФО «Победа! Сквозь годы и поколения», в котором участвовали 18 регионов, куряне заняли призовые места: известная тележурналистка Юлия Матвеева, я и ветеран курской журналистики Виктор Егорович Сидоренко из Льгова. Увы, сейчас эту статью можно найти только в старой подшивке «Курского вестника». А я стал задумываться о более надёжном и не подвластном времени способе увековечить подвиг отважных девчат-зенитчиц. И тут увидел в соцсетях сообщение легендарного Малого театра о конкурсе синопсисов пьес на военную тему. Признаюсь, меня сначала немного пугало само это слово «синопсис». – А пробы пера в драматургии были? – Разве я похож на драматурга? Что такое синопсис, мне объяснил наш действительно состоявшийся драматург Александр Демченко, за что я очень благодарен ему. К истории о зенитчицах я прибавил другую линию – показал борьбу наших славных органов безопасности против явных и скрытых врагов нашей Родины, и вести эту борьбу приходилось порой сутками кряду. – В основу пьесы лёг стопроцентно документальный материал? – Не совсем. Так, спасение маленькой курянкой Изабеллой от нацистских извергов своей ровесницы, еврейской девочки, – факт подлинный. Изабелла вместе с отцом впоследствии была удостоена от Государства Израиль звания «Праведник мира». Но они выжили, эта история не так жутко закончилась, как в пьесе. Вот и доктор Юлиан Козубовский в оккупации под носом у гитлеровских палачей спасал жизни наших раненых бойцов, это тоже подлинная фигура. С уже упомянутым Александром Манжосовым мы однажды шли по Никитскому кладбищу после какого-то мероприятия на мемориале и увидели, как незнакомая женщина прибирается на могиле Козубовского, а ведь детей у него не было. И, представьте, мы постеснялись оторвать эту женщину от занятия и спросить, что ею движет. Может быть, Козубовский сохранил от расправы её отца или деда в тот чёрный период, когда три немецких учреждения конкурировали в убийстве курян. Это не мои слова, а выдающегося военкора Ильи Эренбурга из памфлета «Новый порядок» в Курске», навсегда пригвоздившего нацизм к позорному столбу истории. – А вымышленные герои есть? – Есть несколько. Главная героиня Клара (она же Клава) – образ собирательный. Таких бесстрашных девушек в нашем Отечестве было много. Кое о чём (конечно, сообразуясь со служебной тайной) поведали сотрудники госбезопасности в своём музее. И кое-что я оттуда «вынес» – не экспонаты, конечно, а, например, фамилию бывалого солдата Хохуря. Это был славный воин, справившийся с матерым эсэсовцем, но, увы, сколько ни искал в интернете, не нашёл больше ничего. И Кремлёв – фамилия невыдуманная, хотя кому-то может показаться слишком звучной для жизни, но я даже могу фотографию его предъявить. Это руководитель школы разведчиц, по-мужски красивый, не зря его называли Казанова. Есть у меня и Казаков, тоже подлинный сотрудник госбезопасности, а третью фамилию для смершевца я взял у современного инспектора по делам несовершеннолетних, которого отличала способность распутывать все сложные ситуации вполоборота. Посмотрел сто спектаклей – Есть мнение, что драматургия – самый сложный литературный жанр. Легко ли он вам покорился? – Если знаешь, ради чего пишешь, тогда можно снести все трудности. Автору пьес нужно учитывать многое, например, смену декораций вослед действию. Ты фантазируешь, а другим потом за тобой «разгребать». К счастью, я бывал в Малом театре, представляю себе эту почтенную сцену, что облегчало мне задачу. И ещё я помнил, что нет двух других театров России, которые были бы так тесно связаны общностью художественных традиций и принципов, как наши Пушкинский драмтеатр и Малый. Я и самого Юрия Мефодьевича Соломина видел на сцене, и Виталия Мефодьевича, и других корифеев. – Работа журналиста культурной рубрики помогла в этом плане? Ведь вы много пересмотрели спектаклей даже в нашем театре? – Помогло, наверное, если верен принцип Агаты Кристи «Если ты прочитал 100 детективов, то 101-й сможешь написать сам. – То есть вы посмотрели сто пьес? – Посмотрел. Я не нумеровал в памяти, и всё же уверен, что где-то около этого. Но хоть и знаю, что так не стоило делать, ввёл в текст пьесы живую собаку. Ну никак у меня не выходило по-другому – хоть убей. Я зритель нашего драмтеатра с 1984 года, причём первой для меня была не какая-либо детская постановка, а старинная испанская комедия «Дама-невидимка». Педро Кальдерон как бы не для детишек автор, но я даже через сорок лет помню куплет: «Про то, как дама знатная жила, про то, как невидимкою слыла, про то, как благородный кавалер для дамы жизни не жалел!». Совсем молоденький тогда Юрий Викторович Архангельский играл горемычного влюблённого, очень смешно играл, как и Евгений Семёнович Поплавский – бесподобный слуга. В том же году я смотрел подростковый спектакль о Гражданской войне «Был настоящим трубачом». Приехал на премьеру сам автор – Юрий Яковлев, классик детской литературы. Помню, как наивно спрашивал у него на обсуждении спектакля: «А почему мальчика играет…» Тут я замялся и, наконец, договорил: «…девочка?». Об амплуа травести не знал тогда. – Знаю, вы и сами играли в вузовской самодеятельности. Доводилось где-то ещё выступать на сцене? – Я окончил школу №7 имени А.С. Пушкина, и каждый год в феврале, в годовщину гибели поэта, проходили Пушкинские вечера. Вот тут-то и Скупым рыцарем посчастливилось побывать, и коварным Сальери, чей монолог я даже читал на сцене драмтеатра на его 200-летний юбилей в 1992-м. Правда, теперь понимаю, насколько это смешно звучало: «Вот яд – последний дар моей Изоры, осьмнадцать лет ношу его с собою», а самому чтецу на вид явно меньше 18 лет. Актёром я не стал, в том числе из-за характерных особенностей речи, которыми были бы сплошь наделены персонажи всех стран и эпох. Но на моей любви к театру это не сказалось. Вообще не представляю, кем надо родиться, чтобы театр тебя не привлекал. С другой стороны, я очень уважаю зрителей, их личное время – это бесценный невосполнимый ресурс, и не взялся бы за написание пьесы, если бы не чувствовал исключительной важности этой темы. Пусть будет драматический памятник зенитчицам, вдобавок к обелиску в Горелом лесу на улице Соловьиной. Это настоящая святыня нашего Города воинской славы. За братской могилой, где женских фамилий почти столько же, сколько и мужских, бережно ухаживает множество курян – от школьников до видных руководителей. На моей памяти стелу капитально обновили. Но пьеса ещё немножко добавит красок образам героинь. – По вашей семье тоже прошлась война? – Да. «Нет в России семьи такой…» Мой дед Иван Алексеевич Рыжков воевал матросом на Черноморском флоте, прадед Ефим Борисович Толсторуков (его призвали на фронт, когда ему было уже за 50) дошёл до Берлина, будучи подвозчиком снарядов на монгольских лошадках. И вспоминал, что, если с той стороны прилетало прямо в такую повозку, товарищи погибшего называли это счастливой смертью, потому что она была мгновенной… А его сын, мой дед Борис Ефимович, с 13 лет работал токарем на легендарном заводе в Нижнем Тагиле, где выпускали танки Т-34 – «тридцатьчетвёрки». Он видел там самого Александра Морозова – великого конструктора, дважды Героя Соцтруда, продолжателя дела рано умершего создателя танка Михаила Кошкина. А когда деду исполнилось 17 лет и он вернулся из эвакуации, его опять-таки призвали в Красную Армию. Дело было зимой, и дрова себе на обогрев ребята добывали в лесу, где там и сям виднелись проволочные растяжки мин… Я мечтаю, чтобы дед мной гордился. Сейчас ему 97 лет. И больше 30 из них отдано службе в армии. Так что военная тема не может меня не волновать. О чём мечтает драматург? – У вас есть художественные произведения на другие темы? – Тексты капустников в студенческие годы. Возможно, этими капустниками я был увлечён даже больше, чем сугубо учебными дисциплинами. Да, вот ещё… Я же в 2001 году перевёл «Ворона» Эдгара По. Обучая детей русскому языку и литературе в маленькой деревенской школе (бывшей барской сыроварне), вдруг обнаружил, что там в учительской, в крохотной комнатушке с диваном времён того самого барина, обстановка ну точь-в-точь как в романтической балладе «Ворон». Только вместо бюста Паллады – бюст Ленина, который директор школы никак не решалась вынести… Вот я и вдохновился. В нашей «Толоке» напечатали. Приятно было порадовать маститых писателей. Тогдашний председатель курского Союза Владимир Палыч Детков тоже интересовался: «А вы что-нибудь раньше писали?» А я так же, как сейчас, честно отвечал: «Только капустники…» Вскоре в Курск приезжал на открытие первого Свиридовского конкурса несравненный музыковед Святослав Бэлза, а он был главный в России специалист по Эдгару По, и я ему этот номер «Толоки» подарил. Через некоторое время смотрю – выложено в интернет. И даже нашёл сравнительную таблицу: у Бальмонта переведено вот так, у Брюсова – сяк, у Мережковского – этак, а, например, у Рыжкова – ещё иначе… Но к такому соседству мне всё-таки всерьёз относиться не надо, не по Сеньке шапка. А что совершенно серьёзно для меня – так это книга о чтимом всей страной сапёре Михаиле Алексеевиче Булатове «Хранитель русского духа и мужества» под редакцией Владимира Васильевича Кулагина. Там я написал главу о фронтовом пути Героя, о его подвигах. Но, впрочем, это скорее не литераторская, а журналистско-исследовательская работа. – Работаете ещё над какой-нибудь пьесой? – Да, над пьесой о жизни и творчестве нашего земляка, одного из основоположников отечественной мультипликации, художника и режиссёра Бориса Дёжкина. Соавторство предложил ещё один известный режиссёр-мультипликатор, уже нашего времени, пока не буду называть его фамилию. – Также по-журналистски скрупулёзно собираете материал? – Да, тем более я в своё время среди других земляков немного приложил руку к подготовке Дёжкинских фестивалей, помогая нашему незабвенному Сергею Дмитриевичу Малютину – кинопросветителю и заслуженному работнику культуры России. Не каждый, кто смотрит на бронзовый бюст Бориса Петровича Дёжкина возле филармонии, с бронзовыми же кадрами всем известного мультика о забавных хоккеистах, может представить, через какие испытания довелось пройти создателю весёлых мультиков. Человек потерял в войну глаз, и, владея лишь оставшимся, плохо видящим к тому же, создал мультфильмы, над которыми не властно время. – Вы перфекционист? – Иногда. Есть ёмкая фраза в сказке Туве Янссон о муми-троллях: «Но прежде чем выйти в сад, он выбросил яичную скорлупу в новую корзину для мусора, потому что он был (иногда) очень аккуратным муми-троллем». Вот как раз сейчас у меня период такого «иногда». Уже хочется вносить поправки в пьесу. А именно: на днях я вдруг с ужасом узнал, что человек, а точнее, нелюдь по фамилии Кречмер, один из отрицательных персонажей пьесы, который действительно существовал и запятнал себя злодеяниями в Курске, так вот, он имел в рейхе однофамильца. И тоже нелюдя. Второй Кречмер гордился письмом от самого Гитлера с разрешением убить своего ребёнка, который родился безнадёжным инвалидом. Вот этот эпизод, отражающий адскую сущность нацизма, я решил добавить. – Как прошла читка? Поделитесь впечатлениями. – Так совпало, когда перед началом читки я выключал телефон, увидел сообщение о том, что окончательно освобождена от захватчиков Курская область! Эта долгожданная весть задала неповторимую атмосферу встрече. И, конечно, артисты вновь доказали, что легендарный Малый театр недаром называют Домом Островского и Домом Щепкина, – наши современники своей преданностью сцене достойно продолжают высокие традиции великого отечественного искусства. Труппа, которую до недавних пор возглавлял Юрий Мефодьевич Соломин, давно дружит с Курским драмтеатром и исповедует близкие курянам возвышенные принципы служения искусству. Я был рад по просьбе нашего худрука Юрия Валерьевича Бурэ передать его московским коллегам горячий привет и юбилейное издание, посвящённое богатой событиями истории Пушкинского театра. Особенно меня изумила актриса Алина Колесникова, исполнявшая главную роль Клары-Клавы. В финальном монологе у неё прямо на листочки с текстом текли слезы! Зрители отмечали, что, хотя в пьесе «Зона огня» показаны поистине трагические события, связанные с бесчеловечной жестокостью нацистских оккупантов, подобный разговор необходим, особенно с современной молодёжью. Ведь недостойно жить без сострадания чужой боли, без осознания исторической памяти. – Где ещё в ближайшее время курский зритель сможет познакомиться с пьесой «Зона огня»? – Опубликовать пьесу в 2025 году собирается редколлегия одного из уважаемых «толстых» литературных журналов. О чём тут ещё мечтать? Но я, как всякий, наверное, на свете автор, мечтаю ещё вот о чём: увидеть пьесу поставленной на сцене в каком-либо городе, чья история связана с Победой. То есть в любом городе России, ведь жители каждого из них гибли на фронтах, даже если линия фронта пролегала далеко. И всюду «приближали как могли» заветный день. В том же Нижнем Тагиле или Челябинске, у станков и у тех самых мартеновских печей, о которых поётся в нестареющей песне. Когда я её слышу, то начинаю плакать на втором куплете, представляя моего деда подростком у большого не по росту станка. Беседовала Вероника ТУТЕНКО Фото из архива героя материала