Накиньте платок на роток: как работала цензура и нужна ли она сегодня
Надо вернуть государственную цензуру. Такое заявление сделал Генри Сардарян, декан факультета управления и политики МГИМО. Насколько актуально возвращение этого органа сегодня и может ли он принести пользу — рассуждают наши эксперты, а также рассказывают, как работала цензура в нашей стране в прошлом и как прекратила свое существование.
Свободу слова надо защищать, как родину
Михаил Федотов, юрист, соавтор закона «О средствах массовой информации»:
— Советую сторонникам цензуры сверять свои предложения с действующей Конституцией. Напомню, что ее статья 29, часть 5, гласит: «Гарантируется свобода массовой информации. Цензура запрещается».
Другое дело, что Федеральный конституционный закон от 30.05.2001 г. № 3-ФКЗ «О чрезвычайном положении» допускает введение «предварительной цензуры», а также «временное изъятие или арест» печатной продукции и технических устройств, «установление особого порядка аккредитации журналистов» (ст. 12, п. «б»). А Федеральный конституционный закон от 30.01.2002 г. № 1-ФКЗ «О военном положении» разрешает «введение военной цензуры за почтовыми отправлениями и сообщениями, передаваемыми с помощью телекоммуникационных систем» (ст. 7, п. 12). Причем эти меры не являются обязательными, а вводятся при необходимости решением главы государства.
Поэтому для реализации обсуждаемой инициативы придется или принять новую Конституцию (поправки здесь недостаточно, поскольку речь идет о неизменяемой главе второй), или ввести военное либо чрезвычайное положение на всей территории России.
Отмену цензуры в нашей стране связывают с Законом РФ «О средствах массовой информации», принятым 27 декабря 1991 года (его авторами были Юрий Батурин, Михаил Федотов и Владимир Энтин. — «ВМ»). Его статья 3 гласит: «Цензура массовой информации, то есть требование от редакции средства массовой информации со стороны должностных лиц, государственных органов, организаций, учреждений или общественных объединений предварительно согласовывать сообщения и материалы (кроме случаев, когда должностное лицо является автором или интервьюируемым), а равно наложение запрета на распространение сообщений и материалов, их отдельных частей, — не допускается.
Создание и финансирование организаций, учреждений, органов или должностей, в задачи либо функции которых входит осуществление цензуры массовой информации, — не допускается». Но на самом деле цензура была отменена еще за полтора года до этого — законом СССР «О печати и других средствах массовой информации» (ст. 1.), написанном теми же авторами. А этот закон был принят 12 июня 1990 года — в один день с Декларацией о государственном суверенитете РСФСР. История дает нам недвусмысленный намек на то, что свобода слова и новая Россия — не просто ровесники, а близнецы. И защищать мы должны их обоих.
Есть такое понятие — военная тайна
Юрий Кнутов, военный историк, директор Музея войск ПВО:
— Военная цензура была всегда. В первые дни Великой Отечественной, например, особо остро встал вопрос о сохранении государственной тайны, недопущении распространения через почту и телеграф разного рода антисоветских, пораженческих, провокационных и клеветнических сообщений, подрывающих обороноспособность страны. Уже 6 июля 1941 года Государственный комитет обороны издал постановление «О мерах по усилению политического контроля почтово-телеграфной корреспонденции». Пункт 2 этого документа обязывал НКВД организовать 100-процентный просмотр писем и телеграмм. В итоге каждое письмо или открытка имели печать: черную или синюю, квадратную. Она означала, что письмо прошло цензуру. Частная переписка людей больше не была их личным делом. Проверяющих интересовали не только содержащиеся в письмах данные о дислокации частей и их номерах, именах командиров и численности потерь, но и эмоциональный настрой бойцов действующей армии. Совсем не случайно почтовая цензура в годы войны подчинялась непосредственно СМЕРШу — Главному управлению контрразведки в Наркомате обороны. Разумеется, тщательно фильтровалась и вся информация, которую поставляли советские СМИ. Есть, конечно, цензура и сейчас. Вполне официально существует перечень закрытой информации, которую недопустимо публично распространять. Больше того: силовики дают подписку о неразглашении — некоторые вещи им нельзя говорить никому, даже родственникам. То же самое касается и СМИ. Сведения о расположении тех или иных частей на фронте, о типах и количестве вооружений, которыми они располагают, о тактико-технических характеристиках этих вооружений и уж тем более тактические приемы и планы военных действий в публичное пространство попадать не должны. Но сейчас, когда война в информационном поле становится даже важнее, чем в поле настоящем, случаются истории анекдотические. Первую половину 2023 года Украина всему миру рассказывала — где, когда и даже какими силами она устроит «контрнаступ» и как победоносно он закончится. Чем закончился реально — мы помним.
Самый внимательный анонимный читатель
Сергей Борисов, ответсек «Вечерней Москвы» в 2006-2011 годах:
— Мой штамп на газетной полосе отправлял ее в печатный цех. Для журналистского мира как человек с фамилией-именем-отчеством я не существовал. Безымянными были все цензоры Советского Союза. Потому что цензуры у нас не было, а значит, не было и цензоров. Имелись редакторы Главлита и его территориальных подразделений, Мосгорлита в частности. Таким редактором в 1987–1990 годах был я, самый внимательный читатель «Вечерней Москвы» (и еще нескольких изданий).
Библией главлитовцев был «Перечень сведений, запрещенных к опубликованию в открытой печати». Составлялся он самими ведомствами: министерствами, комитетами... Помимо действительно секретных сведений они включали в свои списки все, что могло их представить в черном свете.
Истинным наказанием для меня был сотрудник отдела новостей «Вечерки» Леонид Баталов. Без скрытого и тем более злого умысла он умудрялся засовывать в свои тексты сведения, подпадающие под ограничения «Перечня». «Вот ты, Леня, пишешь, — говорил я, — рабочие спеццеха Микояновского мясокомбината выполнили план на 126 процентов. Прочитает твою заметку какой-нибудь шпиен и отравит сервелат, и останемся мы без Политбюро. Поэтому нет там спеццеха, и все тут». А через неделю в гранках появлялась заметка, что военкомат Фрунзенского района отчитался о том, что здоровье 76 процентов призывников не соответствует нормам.
Вообще, беседовать непосредственно с корреспондентами цензорам запрещалось категорически. О нарушении следовало сообщить дежурному редактору. Но строгость законов в нашей стране компенсируется необязательностью их исполнения. Поэтому журналисты приходили, консультировались. Цензор охранял не только секреты, но и авторов текстов от неприятностей. Принималось это с благодарностью. Для всех советских граждан были единые правила, и журналисты играли по ним успешно.
Вскоре после моего ухода из Мосгорлита цензуру запретили. Но пока есть государство, будут и тайны — настоящие, не мнимые. Дело за главным — ответить на вопросы: что такое гостайна и кто проведет границы, в которых будет не тесно авторам и уютно читателям, зрителям, слушателям?
Они просто не могут друг без друга
Сергей Лесков, обозреватель:
— Замечательный поэт Федор Тютчев в молодости был дипломатом. В зрелые годы предпочел карьеру цензора. В нашей системе координат немыслимая метаморфоза. Но на этой стезе Тютчев пребывал до самой кончины, дослужившись до тайного советника, второго чина в иерархии чиновников. Дипломат, цензор и поэт написал ироничные строки: «Давно известная всем дура Неугомонная цензура Кой-как питает нашу плоть — Благослови ее, Господь!»
Вечный спор о том, что было раньше — курица или яйцо, — в применении к литературе и цензуре делает неожиданный караколь. На Руси цензура появилась раньше не только литературы, но и самой Российской империи! «Изборник 1073 года», составленный по заказу князя Изяслава, сына Ярослава Мудрого, содержал перечень «отреченных книг», хотя книги в XI веке на Древней Руси были редкостью. Из 23 книг в списке были известны только 9. Но так, на всякий случай, запретили.
Как бы ни стенали прозаики и поэты, ограничения на духовную литературу неизмеримо жестче. В XVI веке при великом библиофиле Иване Грозном по сему поводу собирался Стоглавый собор. Первопечатник Иван Федоров, будто Солженицын, покинул Москву, хотя издавал книги исключительно духовного содержания.
В конце XVII века при царевне Софье книгохранитель печатного двора Сильвестр Медведев, пусть был учеником Симеона Полоцкого, воспитателя царских детей, был подвергнут пыткам за ересь и казнен. Труды Сильвестра в 1690 году уже при Петре I преданы сожжению в Москве.
Когда появилась цензура светской литературы? Конечно, при Петре. Под запрет попали смешные лубки и портреты царя, которые продавались на толкучке под стенами Кремля.
Самым суровым цензором был император Павел. Запретил ввоз любых иностранных книг. Изъятию из книжных лавок подлежали сочинения Гете, Свифта, Шиллера, Канта. Но Павел был во всем чудаковат.
Цензура явила любопытную эволюцию. Из плотоядного состояния она постепенно стала вегетарианской. Начиная с Петра I вплоть до Николая I главным цензором в империи был сам император. Книг немного, на досуге пошелестеть страницами приятно. Елизавете и Екатерине пииты писали хвалебные оды. Николай поддерживал Пушкина и дал зеленую улицу «Ревизору» Гоголя, которого чиновники хотели положить под сукно.
Советский поэт Сергей Михалков мог бы сказать, что его личным цензором был Сталин. Бегут века, а нравы схожи. Между литературой и цензурой возник симбиоз. О полезности цензора писал Пушкин: «Он друг писателю, пред знатью не труслив, Благоразумен, тверд, свободен, справедлив».
Остановите поток пошлости
Ольга Кузьмина, обозреватель:
— Вообще цензура мне противна самой сутью своей. Еще со школьной поры главным злом на земле казался мне Александр Христофорович Бенкендорф, губитель вольного слова, осужденный за дела свои темные советской историей и литературоведением. Но с годами мое отношение к нему переменилось. Настолько, что я как-то задалась вопросом: а не больше ли он, «душитель свобод», на самом деле радел за страну, чем те вольнодумцы, голоса которых Александр Христофорович так старательно затыкал?
Но все же душа против цензуры восставала. Ведь, ко всему прочему, склонные к конформизму, терпеливые до изумления, россияне так давно выработали в себе умение приспосабливаться к чему угодно, а их личный уровень самоцензуры запределен: лишнего не скажут, все то, что в печенках сидит, выплеснут только самым близким, на кухоньке. И зачем таким людям цензура? Все в этом смысле так и осталось, по крайней мере, для меня. Но теперь другое беспокоит. Пошлость зашкаливает. Цветет развесистой клюквой в кинолентах, сочится из книг, пролезла на театральную сцену. Ею упаковано по самую макушку телевидение, на некоторых каналах от пошлости все чавкает: с экрана льется поток скабрезностей, что подается как новое юмористическое слово... Как хотите, но это немыслимо! И берегов у этой пошлости нет, все мимикрировало под якобы свободу, сомнительное завоевание которой лишь в том, что все разговаривают матом и произносят вслух такие вещи, от которых упали бы в обморок не то что все тургеневские девушки, а рота поручиков Ржевских.
Меньше всего хотелось бы сойти за брюзгу. Но, увы, прихожу к выводу, что какое-то сито, способное отсечь низкоплиточную пошлятину от нормы, нам все же нужно обрести. Не верите? Посмотрите хотя бы мультфильм «Губка Боб Квадратные Штаны». Его показывают детям. Если это нормально — молчу, как и все.