Как писатель Владимир Березин превратил дачные шесть соток в литературную территорию

Советские садоводы, заборы с философией, дачная мистика и потерянный уклад жизни — в двух книгах Владимира Березина

На Международной ярмарке интеллектуальной литературы non/fictioNвесна Владимир Березин говорил не о вдохновении и не о судьбе писателя. Он говорил о печках, сетке-рабице, заборных войнах и зимнем доме, который притворяется летним. В двух его книгах — "Уранотипия" и "СНТ" — среда, в которой хочется утонуть: дача как миф, советское как рутина, дом как хитрая инженерная загадка. Вместе с филологом Марией Нестеренко мы пытались разобраться, что это за текст, где вместо героя — уклад, а вместо морали — буржуйка.

Роман, который поймут сорок человек

Книга о том, как устроена русская история, мироздание и как машет крылами огненный ангел, — так Владимир Березин описал свою книгу "Уранотипия". На Международной ярмарке non/fictioNвесна он говорил о ней без пояснительных сносок, как будто сам текст — это уже сплошной комментарий к историческому роману, написанному по законам историософского детектива.

"Это настоящий историософский роман, как сто двадцать лет назад историософы от большого ума начинали строить такие конструкции, как устройство русской истории, мироздание, как машет крылами огненный ангел и прочие дела", — пояснил Березин. В этом есть и ирония, и ощущение причастности к странной литературной традиции — с затейливыми загадками, множественными смыслами, пасхалками, которые разгадываются по касательной, спустя страницы и главы.

"Это роман с загадкой, ребус", — подчеркнул он. Один из первых его читателей, писатель Леонид Юзефович, которого Березин называет "добрым старшим товарищем" и соседом по дому, после прочтения заметил: "Володя, вы понимаете, что сорок человек поймут все ваши отсылки и спрятанные пасхальные яйца". Березин ответил: "Сорок человек? Я думал, что только пять — восемь смогут оценить".

"Уранотипия" получилась романом для медленного чтения. Здесь не только важно, что написано, но и как устроено — это "довольно хитро". Структура текста требует внимания и времени. "Я люблю счислить всякие части, сделать подсказки и обозначить лейтмотивы", — сказал Березин.

Мария Нестеренко, модератор встречи и редактор серии "Азбука.Голоса", в которую входит роман, предложила сравнить "Уранотипию" с другим текстом Березина — "Свидетелем". По ее вопросу стало понятно: роднит их не только автор, но и фундаментальный интерес к истории — и как к реальности, и как к литературной конструкции. Березин подтвердил: оба романа — исторические. Но если "Уранотипия" обращена к XIX веку, то "Свидетель" — к 1990-м годам, которые, по его словам, уже стали мифом. "И не только советская власть уже стала мифологизированной конструкцией, но и 90-е — они во многом такие выдуманные. Сейчас люди, которым 20 лет, существуют в этом выдуманном пространстве. Они видят его и в кино, и в сериалах", — добавил Владимир Березин.

Сравнение с кино у Березина возникает не случайно — речь заходит о мистике. Мистика — важный элемент "Уранотипии". Но автор определяет ее не через потустороннее, а через стиль мышления и способ видеть мир. "Мне проще назвать себя мистиком. Потому что я очень не люблю мистику в обыденной жизни и облака бытового мистицизма", — уточнил он.

В прошлом — выпускник физического факультета МГУ. На встрече Березин несколько раз упоминал это, подчеркивая, что "занимался наукой нормальной, прочной". Все, что можно было вытеснить из реальности, он вытеснил в литературу. "Кстати, "Уранотипия" построена на историософской мистике. Там много чего волшебного происходит, но страшноватого", — сказал писатель.

Писателем-фантастом себя называет неохотно — хотя долго числился в фантастической номенклатуре. Дружил, ездил на встречи, читал и обсуждал. Но признал: в фантастике 90-х "вообще ужасно было интересно, там все бурлило, вылезли книги, написанные в стол". Однако когда слышит, что его называют фантастом, реагирует так: "Мне кажется, это некая неправильность". Зато звание мистика — принимает.

Под мистикой он понимает не фэнтези и не "развесистую клюкву", а подход сериала "Черное зеркало". Или в литературе — "сумрачную сказочность", как в 1920-х. "Такая мистика, как у Гофмана, у Гауфа, как в цикле "Потерянные рукописи" Александра Шарова", — перечислил Березин. Этот жанр — родной. Как и та интонация, с которой автор говорит о сюжете: мрачно, с ухмылкой. Сравнение с популярным сейчас фэнтези его скорее раздражает.

— Знаете, есть термин "бояр-аниме"? Очень популярный, очень денежный, фэнтези, фантастика на старорусском или времен XIX века российской истории. Такая развесистая клюква, я бы сказал. В общем, как у Аверченко. "Боярин прижал боярыню Лидию, и все завертелось", — объяснил писатель.

Для Березина мистицизм — это не декорация, а эстетическая позиция. В "Уранотипии" она завязана на исторический контекст и на парадокс: историософская конструкция, в которой "волшебное" включено как внутренняя логика. Не как нарушение реальности, а как ее структура. Он не скрывал, что "Уранотипия" — роман непростой. И — не для всех. "Я надеюсь, что он надолго, а его разгадки и загадки можно еще долго мусолить", — сказал Березин. Роман написан с прицелом на читателя, который согласен играть в игру — расшифровывать, сопоставлять, перечитывать. Это не чтение "в метро" и не чтение "для отдыха". Сложность — намеренная. В ней — и физическое образование, и любовь к конструкциям, и опыт работы с историей.

Дачный быт — в литературную топологию

Роман "СНТ", то есть садовое некоммерческое товарищество, — это не просто про дачу. Это про то, что дача и садовое товарищество — не одно и то же. "Бывает дача, а бывает, собственно, садовое товарищество, это экономическая вещь. Дача — это в Переделкине. Или дача — это в Жуковке, где 20 гектаров и посередине дом. А садовое товарищество — это шесть или восемь соток. Это соседи, которые знают друг друга по виду попы над грядками. Они друг друга узнают именно так, а в лицо не помнят", — объяснил Владимир Березин.

Березин не скрывал: он — "дачный мальчик". До сих пор с радостью ездит туда. Детство, уклад, запахи, земля — все это осталось внутри. Но роман — не просто ностальгия. Это попытка схватить исчезающий мир, "специализация по потерянным мирам", как он сам это называет. "Не по идеологическим мирам, а по укладным".

Садовое товарищество для него — не место, а форма жизни. Полустанок между цивилизацией и природой, между советским и постсоветским, между городской квартирой и деревенским домом. Он называет это "промежуточным положением между городом и деревней", подчеркивая, что "это и не деревня, и не город, и не поселок". Именно здесь ребенок может впервые увидеть ежа или услышать невообразимых птиц. "Это единственное место соприкосновения с природой обычного мальчика и девочки", — сказал писатель.

Но роман "СНТ" — не пастораль. В нем много нелепости, тревоги и даже жестокости. Березин вспоминает, как в советские времена было запрещено строить зимние дома. Отличить зимний дом от летнего можно было по наличию печки. "И все мои родители и дед, которые были авиаконструкторами, собрали себе чудесные буржуйки. При визите проверяющего эти буржуйки убирались минуты за три. Потом, правда, научились наливать проверяющим, и он на четвертом участке уже не мог отличить не только белые нитки от черные, но и буржуйки от чего угодно", — вспоминал Березин.

Юмор — защитный слой, но за ним — наблюдательность и точность хрониста. Садовое товарищество — место, где сохраняется и перекраивается советская реальность. Книга пронизана деталями, которые теряются в памяти поколений. Не мемы про мороженое и очереди, а бытовая топика: кто как копал, как делили землю, как устанавливали заборы. Именно в таких деталях, по мнению Березина, скрыт "советский уклад жизни", который "уже пересказать невозможно".

Березин точно чувствует, как прошлое подменяется мифом. И часто — благостным. Его роман — против этой благостности. Он не спорит с тем, что "всем бесплатно давали квартиры", но уточняет: "Я-то знаю, как давали квартиры тогда и чего это стоило, и сколько было перегрызено глоток из-за как бы бесплатных квартир".

"СНТ" — роман об устройстве мира, где все определяется забором. Забор — понятие философское, архитектурное, психоаналитическое. "В садовом товариществе сосед мог убить другого соседа за то, что тот переставил забор на полметра, и за три квадрата русской земли принять смерть", — сказал писатель. У Березина заборы делятся по функциям: "Есть забор, который преграждает от того, чтобы залезли внутрь, а есть забор, который преграждает от того, чтобы вылезли".

И еще они — индикаторы вкуса, паранойи и социального статуса. Забор с сеткой-рабицей, плиточный забор Лахмана, забор из профнастила — каждый из них с подтекстом. "Это все разные психологии", — сказал Березин. И психология эта — с корнями глубоко в прошлом. Поэтому писатель сожалеет, что рядом с романом не оказалось серьезного академического приложения. "Я очень жалею, что не сподобился, надо было кинуться в ноги издателям и приложить к прозаической части ученый труд со ссылками, вполне академический, который называется "Метафизика русского забора", — добавил Владимир Березин.

По его словам, это была бы идеальная пара — проза и исследование. Он говорил это не в шутку. Для него "СНТ" — не художественный вымысел, а форма документального фикшна, рассказ о мире, который существовал, но исчез, не оставив следа в учебниках. Только в воспоминаниях, в языке, в конструкции бани или расположении туалета.

Мария Нестеренко, модератор встречи и редактор серии "Азбука.Голоса", начала разговор о романе "СНТ" с фразы: "…в аннотации мы обычно пишем или представляем эту книгу, что это книга о мистике дачной жизни". В течение беседы стало ясно: мистика в "СНТ" — это не фантастика и не потустороннее. Это мистика уклада, в котором у каждого ритуала — практическая и символическая функция. Буржуйка, которую убирают за три минуты. Забор, способный породить вражду на поколения. Праздник, скрывающий изнурительный труд.

И сама форма этой жизни — уникальна. "Дача — это всегда немножко праздник, даже если это трудовая повинность", — отметил Березин. Там, где начинается СНТ, заканчивается привычная логика. Начинается логика заборов, компромиссов, грибных тропинок и соседей, которых узнают "по попе над грядками". Эта реальность уже почти исчезла. Но пока существуют такие книги, как "СНТ", она продолжает дышать. В словах, в деталях, в мотивах, которые еще считываются — пусть и не сразу. Березин ловит эти остатки не потому, что тоскует по прошлому. А потому что, если не поймать сейчас, они исчезнут навсегда.

Екатерина Петрова — литературный обозреватель интернет-газеты "Реальное время", автор телеграм-канала "Булочки с маком".