60 лет назад знаменитому военачальнику Павлу Ротмистрову присвоено звание Героя
Главный маршал бронетанковых войск, участник операции "Багратион". Доктор военно-исторических наук, профессор. Под влиянием Николая Юрьевича Ротмистрова была принципиально пересмотрена роль танковых войск в ведении войны. Николай Юрьевич и его супруга Ольга приняли нас в квартире, оставшейся от деда, полной бережно хранимых книг, фотографий и писем, дневников и портретов Павла Алексеевича Ротмистрова и его жены Елены Константиновны.
Николай Юрьевич, биография у вашего деда складывалась не хрестоматийно: то высокие награды, то требования "под трибунал". Не раз ставил себя под удар. И, судя по всему, характер у него был непростым.
Николай Ротмистров: Он был с характером, и бабушка тоже. Дочь царского генерала, окончила институт благородных девиц в Екатеринодаре. Знала три языка...
Ольга Ротмистрова: После войны был такой эпизод. Приехал в Москву Шарль де Голль, на встрече с генералитетом отлучился куда-то его переводчик. Вышла заминка - и тут бабушка подхватила разговор, начала переводить. Де Голль изумился: откуда у вас здесь француженка? Английский и немецкий она тоже знала. Рисовала, музицировала, писала стихи, преподавала в музыкальной школе...
Как же они познакомились? Ведь Павел Ротмистров - из крестьян, партиец, идейный красноармеец...
Николай Ротмистров: В 1924 году, когда дед окончил Объединенную школу РККА, его направили служить в Ленинград. И пока в казармах еще не было для него места, распределили на постой в эту семью. Очаровательная девушка и прекрасный молодой офицер познакомились и в этом же году поженились.
Ольга Ротмистрова: Кстати, это именно она его практически заставила в академию поступить. Была "идеологом" его обучения, направляла его.

Николай Ротмистров: У него за плечами были лишь церковно-приходская школа и военные училища - базового образования не хватало. К тому же близорукий был.
Он ведь потом всю жизнь учился...
Николай Ротмистров: Две академии окончил. Стал первым доктором военных наук среди крупных военачальников. Кандидатскую писал в коридоре на сундуке, потому что комната была занята детьми - у них родились мальчик и девочка.
Вы и ваш отец пошли по его стопам?
Николай Ротмистров: Отец был главным конструктором авиадвигательного научно-технического комплекса "СОЮЗ", я пошел, скорее, по отцовским стопам. По базовому образованию я авиационный инженер. Работал и в гражданском, и в военном авиастроении, был ведущим проекта сверхзвукового двигателя для пассажирского самолета в НИИ. В 90-е, когда есть стало нечего - зарплату нам не платили 9 месяцев - ушел работать в международные компании. Был руководителем всего энергетического и нефтегазового бизнеса СНГ в Siemens, три года проработал в российской компании, которая строит электростанции. Вышел на пенсию, но занимаюсь консультированием. Недавно стал экспертом Торгово-промышленной палаты РФ, комитета по энергетической стратегии и развитию ТЭК.
Интересно происхождение вашей фамилии.
Николай Ротмистров: Прапрадед был в русской армии и воевал под Плевной в Болгарии. Прадед был мирным сельским кузнецом в Тверской губернии. По-видимому, откуда-то из более дальних времен появилась эта фамилия.
Когда началась Великая Отечественная, Павел Алексеевич был уже зрелым семейным человеком. Где его застала война?
Николай Ротмистров: Дед начал войну в Литве, где базировался 3-й механизированный корпус, он был начальником штаба. Все чувствовали, что вот-вот начнется война. И буквально за несколько дней до ее начала дед все-таки посадил семью в поезд, уходивший из Каунаса, и отправил в Москву.
На границе Литвы они держали оборону пять дней. До тех пор, пока у них не сожгли практически все танки и не кончилось горючее. Тогда они уничтожили все, что еще оставалось движущегося, и пешком выходили через Литву, Беларусь и Брянскую область. Все, кто остался в живых - около сотни человек, - вышли к нашим войскам в районе Брянска. Вышли они со знаменем, с оружием, со всеми документами корпуса, поэтому проверка была довольно короткая, и Павел Ротмистров сразу получил в командование бригаду, которая сражалась под Москвой.

А как он попал в танковые подразделения?
Николай Ротмистров: Танкистом стал в 1939 году. Заинтересовался танками, когда служил на Дальнем Востоке у генерала Блюхера, был одним из его командиров, и тот его очень поддерживал. И фактически спас деда от репрессий. Потому что, когда Блюхер почувствовал над собой сгущающиеся тучи, он вдруг отправил Ротмистрова в командировку в Москву. Без всякого задания - просто взял и отправил. Приехав в Москву, дед узнал, что все руководство Дальневосточной армии арестовано, большинство потом было расстреляно. Ротмистрова тогда исключали из партии (правда, быстро восстановили), но главное, что он не оказался на месте в сам момент арестов - иначе бы его ничто не спасло.
После он преподавал в Академии и как раз занимался танковыми войсками. На советско-финской войне его назначали руководить резервной группой - а он напросился на передовую, в танк командира батальона. Танк был подбит. Командир батальона ранен, механик-водитель погиб. И когда деда вытащили из этого танка, пытались отправить в резерв. А он: "Нет. Комбата у вас ранили. Давайте, я займу его должность и буду "младенцем танкового батальона". И уже тогда сражался на танках на передовой. Так что, можно сказать, "физически" танкистом он стал еще в 1939 году. Стал начальником штаба механизированного корпуса, там были только легкие танки, он к ним привык. Такой была его история начала войны.
На памятнике на могиле Павла Ротмистрова на Новодевичьем выбиты его главные битвы. Какая была самая-самая важная?
Николай Ротмистров: Самой главной всегда была для него Курская дуга. Не то чтобы он считал это сражение великим достижением - если с немецкой стороны оно являлось хорошо подготовленным, то с нашей абсолютно спонтанным, и поэтому потери были огромные. Отсюда и эта атака на узком фасе, и тяжелые результаты, и комиссия Маленкова, которая потом выясняла, кто виноват, кто прав. Но для деда это было первое сражение в должности командарма. И это было первое сражение, где он впервые применил те идеи, которые у него возникли еще в 1942 году - о танковой армии прорыва, без стрелковых частей, танковой армии однородного состава. О чем он докладывал Сталину.
И он смог донести свои идеи до Сталина.
Николай Ротмистров: Немногие из генерал-майоров тогда докладывали что-либо лично Сталину. Конечно, его в этом поддерживал Я.Н. Федоренко, заместитель наркома обороны. Но все-таки это было не рядовое событие - чтобы генерал-майор в Ставке рассказывал свои идеи лично Верховному главнокомандующему. И да, он донес-таки идею, и она была поддержана. Первой танковой армией, созданной по новому принципу, стала 5-я гвардейская танковая армия.
В чем была суть нового принципа?
Николай Ротмистров: В том, чтобы танковые войска использовались как армия прорыва, не как поддержка наступления пехоты. Потому что 1942 год был очень тяжелым. Ротмистров участвовал в двух операциях, в 5-й танковой армии Лизюкова, а потом в попытке прорыва к Сталинграду. И оба раза его танковый корпус практически сожгла немецкая авиация - потому что не было прикрытия. Он наступал в рядах пехоты, соответственно, медленно, не сконцентрированно. И отсюда родилась идея, что танки, в общем-то, создаются не для этого. Это не просто пушки, поставленные на гусеницы.
Во время Второй мировой войны немцы использовали танковые дивизии в качестве именно прорывного механизма, и только потом входила мотопехота и занимала территорию. Главной задачей танков было прорывать фронт, окружить, расчленить силы противника. Так немцы действовали в Европе, так они действовали в начале Великой Отечественной войны - и весьма успешно.
Тогда, на Курской дуге, 5-ю гвардейскую танковую армию, правда, еще использовали не как армию прорыва, а скорее для противодействия немецкому прорыву. Но все-таки это было первое применение чисто танковой армии в боевых условиях.

Сами танки, немецкие и наши, насколько сильно тогда различались?
Николай Ротмистров: У немцев была абсолютно своя философия создания танковых войск. Там и двигатели были бензиновые, и броня совершенно другая - кованая, а не катаная, как у нас. Если брать начало войны, то наши танки "КВ" были лучшими - где-то до 1942 года. Было даже такое, что лейтенант Дмитрий Лавриненко один, на "КВ", уничтожил 52 немецких танка. Не то что по нему не могли попасть - попадали, но пробить не могли, не пробивалась броня, а он один танк за другим выбивал. Но потом немцы модернизировали свой Т-4, это был их основной боевой танк, поставили новую пушку, новую броню. Кстати, когда в кино показывают битву на Курской дуге и там "тигры", "тигры", "тигры", то это не совсем верно. На самом деле "тигров" там было не так много. Немецкий Т-4 был даже послабее "тигра", но с точки зрения дальности пушки, пробиваемости брони был не хуже. Потери наших Т-34 во время Курской битвы - это, в основном, результат того, что перед нами стояли танки, которые имели дальность в полтора раза больше. Т-4 били дальше, чем километр-полтора, а Т-34 в лучшем случае пробивал броню с 500 метров. Технически к 1943 году старый Т-34 и тем более еще более старший "КВ" уже не годились.
Тогда Ротмистров и пишет письмо Сталину, в котором обосновывает необходимость модернизации нашей танковой техники?
Николай Ротмистров: Да, но не думаю, что он один писал об этом, скорее, очень многие писали. И в итоге в 1944 году появились новые Т-34, а чуть попозже появился ИС-2, который был самым лучшим из тяжелых танков Второй мировой войны. А модернизованный Т-34, думаю, был одним из лучших среди средних танков - но это уже в 1944 году, в Беларуси.
Интерес к истории военной техники вы унаследовали от отца?
Николай Ротмистров: Но точно не от деда. Что-то прочел, что-то ветераны рассказали, что-то родители. А вот дед не очень любил говорить о войне. В детстве я часто гостил у деда и бабушки на даче. По соседству там были и две другие маршальские дачи - маршала Соколовского и маршала Чуйкова. Иногда они втроем за столом собирались и начинали вспоминать. Но только между собой. А я крутился поблизости, что-то мог услышать, что-то нет. А вот так, чтобы дед сказал: "А теперь, внучок, я расскажу тебе о войне" - такого никогда не было.
Ольга Ротмистрова: Хранителем и "пропагандистом" этих воспоминаний был Юрий Павлович, сын Павла Алексеевича. Что знал, то успел передать нам. Теперь уже не осталось никого из тех, кто приходил на встречи ветеранов-танкистов. Сначала собирались большие группы - в Москве их местом встречи был сквер у Большого театра. Была традиция 7-8 мая приезжать на могилу Ротмистровых на Новодевичьем кладбище. Но вот в последние годы уже не осталось никого.

Николай Ротмистров: Дед получил звание Героя Советского Союза поздно, только в 1965 году. До этого по разным причинам его отодвигали, вычеркивали из списков. Тогда очень многие из танкистов пришли, прислали поздравления. Это, конечно, было очень важное для него событие, очень торжественное. Мне было 8 лет, я помню, мы с родителями приехали в гости. Дед-то обычно дома не ходил в форме, а тут - в военной форме, на кителе - Золотая Звезда Героя. Был очень горд и чувствовал, что наконец получил то, что заслужил.
Почему так поздно? Почему, например, он не принимал участие в боевых действиях в конце войны?
Николай Ротмистров: Да его под конец войны Черняховский снял с командования. Каждый раз получалось так, что его армия оказывалась на острие каких-то важных событий. И каждый раз она же несла и самые большие потери - в силу того, что ее бросали на самые тяжелые участки фронта. И поэтому каждый раз он получал награду - орден Ленина или очередное звание. Ведь он начал войну полковником, а закончил маршалом. Вот такое продвижение за три года. Но с другой стороны, всегда находились люди, которые говорили: "мы не можем себе позволить награждать человека, под руководством которого армия потеряла половину своего состава".
Но армия прорыва неизбежно несет тяжелейшие потери?
Николай Ротмистров: Когда это армия прорыва - еще полбеды. Но когда она же - армия затыкания дыр, это куда хуже. Потому что бросали их в эти дыры против очень сильного и хорошо организованного противника.
После Курской дуги 5-ая танковая армия участвовала в освобождении Харькова, Кировограда, форсировании Днепра, освобождении Кривого Рога, Пятихаток, потом в форсировании Прута, выхода в Молдавию. В этих сражениях она действительно использовалась как армия прорыва. Корсунь-Шевченковская наступательная операция - наверное, самая удачная операция деда. Замыкали кольцо вокруг группировки противника в районе города Корсунь-Шевченковского. Там армия в полную меру осуществила то, что было задумано. Прорвала оборону немцев, окружила противника, а дальше уже пехотные части добивали котлы. Но тогда уже готовилась операция "Багратион", и с молдавского участка 5-ю танковую армию сняли, отправили в резерв 3-го Белорусского фронта, которым командовал Черняховский.
Какие сражения Ротмистров провел в боях за освобождение Беларуси?
Николай Ротмистров: Первый раз его армия вошла в бой в Беларуси, когда на Оршанском направлении события развивались не очень хорошо - никому никак не удавалось проломить оборону немцев. И тогда армию Ротмистрова ввели в прорыв. Она прорвалась к Орше, взяли Оршу, Толочин, вышли к Березине. И тут началось примерно то же самое, что было на Курской дуге. Против 5-й гвардейской танковой армии вышла единственная крупная танковая группировка, которая была у немцев на тот момент, это была 5-я танковая дивизия вермахта, которая реально представляла серьезную силу. Больше 150 танков - и "пантер", и "тигров", не считая остального. И вот тогда при Березине 5-я танковая Ротмистрова пыталась остановить наступление на весь 3-й Белорусский фронт. Сражение шло несколько дней, наша армия потеряла около 300 танков - очень серьезные потери. Но и у немцев не осталось ни одного "тигра" в результате этой операций. То есть 5-я танковая дивизия вермахта, которая была очень сильным немецким кулаком, перестала существовать, и, пока шло сражение около Березины, другие наши части форсировали Березину и вышли к Борисову.
5-я гвардейская Ротмистрова тоже вышла к Борисову, участвовала в его освобождении, потом пошла на Минск. После доукомплектования участвовала в окружении Минска, во взятии Минска с северо-востока - там сейчас, в микрорайоне Восток, есть улица Ротмистрова. Есть и школа его имени, мы с сестрой в 2023 году ездили туда, как раз на присвоение имени. Передали в школьный музей фотографии, документы и поддерживаем связь.
После Минска армия продолжала успешно сражаться. Она помогала 1-му Прибалтийскому фронту Баграмяна, когда немцы начали контрнаступление, отрезали в районе Шауляя, там целая дивизия наша в окружение попала. В прорыве кольца принимала участие 5-я гвардейская танковая. Далее армия принимала участие в освобождении Вильнюса.
Из-за чего у Ротмистрова вышел конфликт с Черняховским?
Николай Ротмистров: Доподлинно теперь это уже трудно сказать. Известно, что в августе 1944 года он был по решению генерала армии Черняховского отстранен от командования армии. Главной претензией к Павлу Алексеевичу были большие потери, понесенные в операции "Багратион". Но, как я уже и говорил, 5-й гвардейской танковой армии и на Березине, и под Шауляем противостояли наиболее боеспособные танковые части вермахта, отсюда и тяжелые потери. Мне также рассказывали родители, что Павел Алексеевич активно возражал против намерения Ивана Даниловича Черняховского использовать танковую армию в городских боях в Минске. В принципе, определенная ротация командного состава после каждой операции была нормальной практикой в РККА. Но для деда его отстранение было большой личной трагедией. Все же 5-я гвардейская танковая была его детищем.
Но формально это было повышение.
Николай Ротмистров: Да, его назначили заместителем командующего механизированных танковых войск РККА. По сути, если ранее он был командующий армией как оперативный участник боевых сражений, то здесь работа была больше административная. И дед тяжело переживал это смещение.
У нас хранится копия письма, которое он писал Сталину, где объяснял ситуацию, перечислял те претензии, которые ему предъявляли, и давал свои комментарии. Я не знаю, ушло то письмо к адресату или нет. До конца войны 5-й гвардейской танковой армией командовал генерал-лейтенант В.Т. Вольский. Армия воевала в Прибалтике, участвовала в окружении войск вермахта в районе Мемеля и в Восточной Пруссии и там закончила войну. А дед служил в Германии заместителем командующего группы войск, был ответственным за всю бронетанковую технику. Потом - на Дальнем Востоке. А потом вернулся в Москву, снова учился - в Академии Ворошилова. Защитил докторскую диссертацию. Пять лет был начальником Академии бронетанковых войск, это в Лефортово. Потом был помощником министра обороны. Маршалы в отставку не выходили, это была так называемая группа генеральных советников, которые ездили по войскам с разного рода инспекциями.
Так вот почему годы службы у него указаны в источниках "до последнего", до самой даты смерти. А каким вы его помните в семье?
Николай Ротмистров: Когда дед ушел, я был уже достаточно взрослым, но воспоминания у меня в основном детские остались. Они были "праздничными" дедушкой и бабушкой - к ним мы приезжали на выходные. Дед остался по сути своей деревенским мужиком, жили они в основном на даче. Там были большой сад, цветник, на который бабушка надышаться не могла, пруд с рыбками, пасека. Помню, надевали противопчелиный костюм - капюшон меня чуть ли не во весь рост закрывал - и ходили с дедом за медом. Там я посадил свое первое дерево. Еще у них всегда были собаки, немецкие овчарки. Одни умирали, другие появлялись. Дед меня научил с собаками общаться, еще когда они были больше меня. Был там один щенок, которого подарили мне, и он и сам знал, что мой. И, когда я выходил из машины, мчался мне навстречу и прыгал. И не было ни одного случая, чтоб я устоял на ногах, хотя каждый раз готовился...
Дед научил меня стрелять из ружья. Он не любил охоту, но вообще стрелять любил. Я по сосулькам стрелял. Драться тоже дед научил. Говорил, что драться - плохо, но уж если это неизбежно, то надо бить первым и так, чтобы противник не встал. Пару раз в жизни пригодилось. Дед был очень спортивный, я-то его помню уже, конечно, в годах, но по молодости он был прекрасный наездник. На спор прыгал через пианино.
Ольга Ротмистрова: А еще был Павел Алексеевич модником, очень любил белые брюки.
Николай Ротмистров: И они любили разные сборища, гости бывали постоянно, собирали офицеров. Стол, за которым мы сейчас сидим, трофейный, раздвигается на 12 метров. В комнату он так не помещался, поэтому ставили "насквозь", из одной комнаты в другую.
Очень любил общаться с молодежью, с детьми. Как-то всех мальчишек из моего первого класса вывез на генеральную репетицию парада. Подогнал к школе свой автомобиль, он на ЗИС-110 ездил. Это легковая машина, а нас туда "вбилось" 11-12 человек! И отвез в Кубинку. Мы стояли на трибуне рядом со всем генералитетом, "принимали парад". С одноклассниками встречаемся, и они этот момент помнят до сих пор. Для них это было что-то.
А бабушка чем жила?
Николай Ротмистров: Я читал ее дневники. Но она вела их по-своему. Не каждый день описывала, а записывала на каждый год самые важные события. Вот 1957 год. Там было так написано: "Пошили черное платье для вечера в Кремле. У Гали и Юры родился внук Николай". С ее точки зрения, это были примерно равные по значимости события.
Она вела дом очень тщательно, приборы, салфеточки. Это закалка с юности осталась. Помню, я как-то привез к ним на дачу своего приятеля хорошего, мы с ним не разлей вода были. Лето, большой участок, велосипеды... Мы мотались на этих велосипедах, и приятель мой случайно въехал в куст сирени - любимый куст бабушки. Все вроде обошлось нормально, все живы-здоровы. Но, когда я приехал в следующий раз, бабушка мне сказала: "Коля! Мне Андрей совершенно не понравился. Нет, не потому, что он въехал в мой любимый куст сирени. Но он еще при этом смеялся, как идиот. Поэтому больше этого мальчика, пожалуйста, сюда не привози".
Николай Юрьевич, вы, в силу специальности, много работали с Беларусью, с белорусами. Каков ваш взгляд на Союзное государство?
Николай Ротмистров: Думаю, что Россия и Беларусь, конечно, два отдельных государства, но мы два очень близких народа, и политически тоже очень сильно связаны. Союзное государство, на мой взгляд, это общность, которая помогает выдерживать вызовы и различные тяготы вместе и там, где это возможно, принимать оптимальные совместные решения.
Культурно мы очень близки и, что важно, к нашей общей истории относимся одинаково. Даже, может быть, белорусы относятся к ней еще трепетнее, чем россияне. Недавно принимал участие в Бутурлинских чтениях в Нижнем Новгороде, на родине маршала Казакова, два часа проводил патриотические уроки в старших классах. Представьте, о том, что была Курская дуга, знает хорошо если один школьник из пятидесяти. А когда я похожие встречи проводил в Беларуси, в школе имени Ротмистрова, мне показалось, что там ребята больше меня знали про войну, честное слово. И отношение к истории было таким, что все это происходило не где-то когда-то, а именно здесь, вот на этой земле.