Визит к мозгоправу

Известие о том, что новоизбранный Папа Римский оказался младше него, расстроило Льва Лукича Многолетова. В свои семьдесят один он хоть и поутратил вкус к жизни, но стариком себя не считал. Так что ватиканский дед Лев ХIV, занявший святой престол, нанес тезке удар под дых.

Поделился печальной новостью с бывшей женой. Они давно развелись, но иногда встречались обсудить жизнь дочери, уехавшей с мужем-египтянином в край пирамид. Бывшая, ровесница Многолетова, вела активный образ жизни, с такими же тетками занималась танцами, фитнесом, участвовала в любительских спектаклях и, как подозревал Лев Лукич, строила глазки мужичкам-боровичкам.

— Не кисни и сходи к психотерапевту, — заявила экс-супруга. — Есть толковый врач, племянник Софьи Марковны, мы с ней играем в преферанс. Все наши его хвалят. Записывай адрес.

По мере приближения к месту действия настроение Многолетова опускалось. Насмотревшись иностранных сериалов, он полагал оказаться в кабинете викторианского стиля, где благообразный психоаналитик усадит его в глубокое кресло, сдвинет шторы и проследует в тайники подсознания.

Жизнь явила несколько иную картину. Четвертый этаж без лифта, по обе стороны длинного коридора «офисы»: «Ремонт обуви», «Парикмахерская», «Изготовление ключей»... Между оптикой и дамской комнатой табличка: «Психотерапевт к.м.н. Пужаев В. Б.».

Кабинет в эстетике минимализма: стул с дерматиновой обивкой для клиента и пластиковый табурет для хозяина. Сквозь несвежий тюль открывался заводской пейзаж. Обстановку оживлял портрет Зигмунда Фрейда, родоначальника психоанализа и предтечи к.м.н. Пужаева — рыжебородого парня в спортивных штанах и кроксах на босу ногу. Но белый халат был чист и отутюжен, и это отчасти примиряло с действительностью.

— Валерий Богданович, — представился врач. — Можно просто Валера.

Сели, осмотрели друг друга.

— Валерий Богданович, — сказал Многолетов после паузы, — вы в курсе, что меня к вам прислали, но я не нахожу в этом смысла. Всю жизнь я сам был своим личным мозгоправом. Травмы прошлого, внутренние конфликты, симптомы тревоги — все это мы проходили. Пару раз я даже купировал панические атаки. Антидепрессанты сроду не пробовал и впредь не буду. Исповедоваться не люблю. Давайте я оплачу свой визит и откланяюсь.

— Платить не нужно, — сказал врач, не показав удивления. — Первый прием бесплатный. Оплата начиная со второго.

— Но второго не будет.

— Как знать. Можно я сформулирую вашу проблему?

— Попробуйте, — без интереса отозвался Многолетов.

— Судьба кончилась, а жизнь продолжается.

Лев Лукич внимательно посмотрел на врача.

— Допустим, нечто в этом роде... Типа исчерпания жизненного задания. Это как-то проявляется внешне?

— Нет. Просто моя гипотеза. Можно еще вопрос? — Пужаев придвинул табурет поближе к гостю. — Чего вы боитесь?

— Того же, что и все. Физической немощи. Слепоты. Перелома шейки бедра. Деменции с Альцгеймером. Нищей старости.

— А сколько вы хотели бы еще прожить?

Клиент задумался. Он вспомнил эпизод недельной давности. На улице к нему подошла цыганка. От нечего делать он вручил ей тысячную купюру и подал руку ладонью вверх. Прослушав балладу про «что было, что будет, чем сердце успокоится», заскучал и тронулся было своим путем, но услышал за спиной: «А жить ты, касатик, будешь долго, до ста годков доживешь!»

Лев Лукич обмер. Это что же, еще без малого тридцать лет? Целая треть жизни! Но зачем? Что он будет делать все это время?

Эту историю Многолетов иронично пересказал Пужаеву, но врач был серьезен.

— Если я верно понимаю, вы вполне успешный человек. По крайней мере, с виду. Пока вы строили свою судьбу, следовали гласным и негласным правилам, вынужденно себя ограничивали, соблюдали заведенный порядок и режим. Это была ваша жизнь. Но наступила жизнь после жизни. Так подарите себе свободу! Свобода — это не безделье, не праздность, а широта выбора.

— У вашего брата мозгоправа это называется «создать мотивацию», верно? Представьте себе, я так и сделал.

Уйдя со службы, Многолетов сочинил для себя увлекательную программу. Первым делом отправился за экзотикой — в африканскую саванну. Откуда вернулся недовольный и искусанный тамошней фауной. Поплавал на яхте с богатыми друзьями, но открывшаяся морская болезнь превратила путешествие в галерные мучения. Погулял по Великой китайской стене, побродил по святым местам Иерусалима — как говорится, не вставило. Рванул в брутальной мужской компании в Туруханский край на плато Путорана ловить тайменя, но ничего не поймал, лишь отравился костровой ухой в сопровождении местной водки. Короче, брожение по свету не подняло жизненный тонус.

Решил искать новые смыслы в родных палестинах. Попытки создать романтические отношения привели к душевным кризисам и крупным финансовым потерям. Философские книги его не увлекали, иностранные языки не давались, на концертах он скучал, курсирование в интернете отупляло. Алкоголь ввергал в мизантропию, и даже в предвкушении вкусной и здоровой пищи у него перестал выделяться желудочный сок. Жизнь превратилась в черно-белое кино.

— Вы, извините, заелись, — засмеялся Пужаев, выслушав эту историю. — Только не обижайтесь. Вы же не можете не понимать, что большинство населения в такой ситуации было бы счастливо.

— Разумеется, понимаю. Но это не снимает лично мою проблему.

— Чего ж вам не хватает? Дайте подумать. Хотя что тут думать, все ясно. Вам не хватает власти. Которая у вас, конечно же, была.

— Вы это как определили?

— По глазам. По мимике лица. По модуляциям голоса. По осанке. По обуви и марке часов, наконец.

Мозгоправ не ошибся, власть у Многолетова действительно была. И по меркам его города-полумиллионника, немалая: двенадцать лет он трудился на посту главы администрации центрального района. Именно стараниями Льва Лукича на вверенную ему территорию пришли крупные инвестиционные проекты, здесь построили красивый жилой комплекс, деловой центр, стадион, отремонтировали дороги. На достойный уровень поднялось торговое и увеселительное обслуживание жителей. У успешного руководителя, ясное дело, были противники и даже враги, но он умел и драться, и договариваться. Открывая дорогу бизнесам различного профиля, Многолетов искренне полагал, что все они ему должны. А потому в ресторанах не платил за деловые обеды и дружеские ужины, за стрижку, маникюр и педикюр, за ремонт и мойку машины, за медицинские услуги, за обучение дочери, за бани и массажи. Автомобильный парк, туристические вояжи и объекты недвижимости в этот перечень не попадали, это уже было бы слишком, но тут Лев Лукич вводил внятную систему скидок.

Время шло, сменилось сначала областное начальство, следом — городское, и, как водится, новый мэр отставил глав районов. Многолетов отнесся к этому философски: власть не дают на веки вечные, так что никаких обид, лет ему уже немало, пришло время расслабиться. Среди бывших коллег и подчиненных, среди жителей района авторитет его незыблем, а это если не сама власть, то ее послевкусие.

Но вышла ошибочка. То, что его перестали поздравлять с праздниками и с днем рождения, было неприятно, но некритично. Хуже было иное. Дело в том, что, сойдя с должности, Многолетов не оставил вельможных привычек. То есть по-прежнему никому не платил. Контрагентам, однако, это надоело. И однажды в стоматологической клинике набрались духу и выставили бывшему главе счет. В ответ он нахамил. Ему предложили удалиться. Он понял, что бунт необходимо подавить, иначе зараза мгновенно распространится по району. Напряг старые связи. Не сработало. И перед Львом Лукичом стали закрываться двери.

Те, кого он выпестовал, кого вскормил, кто раньше обмирал при одном его имени, поголовно оказались предателями. Унижение занозой торчало в сердце вплоть до визита к психотерапевту Пужаеву. Которому он пожаловался на черную человеческую неблагодарность, опустив, однако, невыгодные для себя подробности.

— А вы хотели бы наказать своих обидчиков? — спросил врач.

— Да, — немедленно отозвался Лев Лукич. — Я злопамятный и мстительный. Пробовал прощать, но не выходит.

— Природу не переспоришь. Но сейчас у вас ресурса для мщения нет, я правильно понимаю? А желание есть. Значит, надо мстить по-другому.

— Это как?

— Ну, например, доказать всему миру, что вы в полном порядке. Врагам доказать. Но главное — себе. Давайте порассуждаем. Как вы полагаете, ваша судьба вам недодала?

— Не знаю, — пожал плечами Лев Лукич. — Смотря как считать.

— Вы же не с золотой ложкой во рту родились, верно? Во сколько лет у вас появилась собственная квартира?

— Лет в сорок пять. До этого жил у жены. Долго не разводился, потому что идти было некуда. Тогда многие так жили.

— А машину во сколько лет купили?

— Примерно тогда же. Шестерку «Жигулей», не новую.

— Дачу когда построили?

— Уже ближе к пятидесяти. На десяти сотках.

— Я могу задать вам еще много вопросов — про первый выезд за рубеж, про первый дорогой костюм, про первую шубу жене… Вам ничего не свалилось с небес, пришлось долго впахивать. Скажите, в двадцать лет вы рассчитывали все это получить?

— Я даже в тридцать точно знал, что никогда не накоплю на машину.

— А теперь у вас есть все необходимое, плюс наверняка кое-что излишнее, плюс неплохое здоровье — а вам жизнь не в радость! Вот вы не терпите неблагодарных, — а как насчет собственной благодарности?

— Кому?

— Да своей судьбе! Она вам не то что недодала, она передала! И не сравнивайте себя с каким-нибудь олигархом. Может, при его бабках у него любимые дети наркоманы или трансгендеры. Или у него импотенция развилась на нервной почве. Или он страдает неизлечимым заболеванием и воет по ночам. В каждой избушке свои погремушки, так что не надо завидовать, пустое дело. Теперь о ваших врагах. Хотите подхватить насморк на их похоронах?

— Ну, на такой бонус я не рассчитываю, — засмеялся Многолетов. — Давайте что-то погуманнее.

— Тогда огорчите их тем, что вам хорошо! Что вы живете полнокровной жизнью и собираетесь прожить очень долго. Долголетие — это ведь своего рода победа в соревновании. Каждый стареет со своей скоростью. Постарайтесь стареть медленно.

— В зожники, что ли, податься, — раздумчиво молвил Лев Лукич.

— Почему бы нет, но только правильный образ жизни имеет смысл лишь тогда, когда доставляет вам удовольствие. А получение удовольствия — это работа, ей надо научиться.

В общем, все в ваших руках. — Пужаев посмотрел на часы. — Пока не подошел следующий клиент, я, если позволите, попытаюсь описать преимущества вашего положения. Как я их понимаю.

— Валяй, Валера, — милостиво позволил Многолетов, которому разговор явно нравился.

— Ваш возраст — это ваше лучшее время. Если вдуматься, быть пожилым предпочтительнее, чем молодым. Ведь жизнь может прерваться и в юности, и в расцвете лет, а то, что вы уже прожили, у вас никто не отберет.

Далее. Вы не думали о том, что стареть очень увлекательно? Это, что ни говори, привилегия. Должно быть, интересно ощущать себя частью чьего-то замысла, возможно, божественного. Находить смысл в исследовании себя. Сейчас вы можете себе это позволить.

Наконец, огромное преимущество в том, что вы никому ничего не должны. Одиночество, как я догадываюсь, вас не тяготит?

— Абсолютно. Привык.

— Какой-то мудрец сказал: одиночество — тоже компания.

В дверь постучали. Лев Лукич попрощался, записавшись на следующий прием. Домой он отправился пешком. В голове была приятная пустота. Многолетов дошел до ресторана, где в прежние времена бесплатно обедал и ужинал и где после отставки был оскорблен просьбой заплатить. С тех пор он сюда не заглядывал. Но сейчас шевельнулась веселая мысль. Лев Лукич вошел в зал, сел у окна, заказал черной икры, фалангу краба и марочного коньяка. Он понял, что его узнали и наверняка позвонили владельцу заведения. Вот и славно.

Он неторопливо откушал, заплатил и оставил на столе чаевые. Двадцать пять процентов от счета. Больше, чем принято.

Удаляясь легкой походкой, Многолетов спиной почувствовал нервный взгляд хозяина ресторана, примчавшегося по звонку.