Виктор Аксючиц рассказал о том, как Ельцин пришел к власти

35 лет назад, 29 мая 1990 года, Первый съезд народных депутатов РСФСР избрал высшим должностным лицом республики - в то время это был председатель Верховного Совета РСФСР - Бориса Ельцина. Началась последняя глава в истории советского государства и советской власти и первая - в летописи новой России. О том, как это было и почему было так, а не иначе, мы беседуем с одной из "звезд" того съезда и той политической эпохи - Виктором Аксючицем.

Виктор Аксючиц рассказал о том, как Ельцин пришел к власти
© Московский Комсомолец

Справка "МК": Аксючиц Виктор Владимирович, родился в 1949 году в селе Вардомичи Молодечненской области Белоруссии (ныне - Минская область). Философ, богослов, публицист, политический и государственный деятель. Учился в Рижском мореходном училище, служил в ВМФ. Офицер запаса. В 1978 году окончил философский факультет МГУ. В 1972 году вступил в КПСС, в 1978-м вышел из партии.

В 1990-1993 годах - народный депутат России, председатель подкомитета по связям с зарубежными организациями Комитета Верховного Совета по свободе совести, вероисповеданиям, милосердию и благотворительности. Возглавлял депутатскую группу "Российское единство". В 1991-м и 1993 годах участвовал в защите Дома Советов.

В 1990—1997 годах - лидер Российского христианского демократического движения. В 1997-1998 годах - руководитель группы советников заместителя председателя правительства России Бориса Немцова. Курировал в этом качестве работу правительственной комиссии по идентификации и захоронению останков императора Николая II и членов его семьи. Государственный советник 1 класса.

Через год после своего избрания председателем Верховного Совета Ельцин стал президентом России, а еще через два - распустил и расстрелял вознесший его на олимп власти парламент. Но тогда, в мае 1990-го, ничто не предвещало будущих "загогулин" ельцинского правления. Самый придирчивый оппонент не смог бы усмотреть в предвыборном программном выступлении Ельцина признаки распада СССР, шоковой терапии и суперпрезидентской республики.

"Предложения, в которых предусмотрены рост цен и переход к рынку в основном за счет народа, - это антинародная политика, Россия не должна ее принимать, - гремел с трибуны хрипловатый ельцинский баритон, то и дело срывая овации. - Мы обязаны создать надежный механизм социальной защиты обездоленных слоев населения... Сложность процессов перестройки заставила меня оценить важность политического компромисса, умение учитывать различные точки зрения... Я рассматриваю Россию в составе Союза равной среди равных..."

Тем не менее избраться спикером с первого раза у Ельцина не получилось. Он, правда, опередил своего основного соперника, первого секретаря Краснодарского крайкома КПСС Ивана Полозкова (497 голосов против 473), но не дотянул до нужной отметки (необходимо было набрать 531 голос - половину от общего числа депутатов плюс один). То же повторилось во втором туре, в котором бились Ельцин и Полозков.

После этого были объявлены новые выборы с повторным выдвижением кандидатов. Ельцин выдвинулся вновь, а в стане его противников произошла замена: место Полозкова, снявшего свою кандидатуру по команде сверху, занял тогдашний председатель Совета министров РСФСР Александр Власов. В список претендентов на пост спикера тогда вошел и Виктор Аксючиц, но в конце концов взял самоотвод.

Избирательный марафон завершился на двенадцатый день после своего начала, 29 мая 1990 года. В финал вышли трое кандидатов: Ельцин, Власов и хабаровчанин Валентин Цой. И на этот раз Ельцину удалось взять неприступную высоту: за него проголосовали 536 депутатов.

- Виктор Владимирович, Ельцин победил с перевесом всего в четыре голоса. То есть, получатся, не сними вы тогда свою кандидатуру, история страны, возможно, пошла бы по совершенно иному пути.

- Вполне возможно. Надо сказать, что моя речь с изложением моей программы большинству съезда категорически не понравилась. В зале топали ногами, кричали: "Долой!". Человек двести вышли из зала. Но появилась у меня и своя группа поддержки. После того, как я выступил, ко мне подошли 15-20 депутатов со словами: "Замечательная речь, буду голосовать за тебя".

Самым первым, кстати, подошел Борис Немцов. Тогда-то мы с ним и познакомились. Немцов сказал, что ему понравилась моя программа и что он хочет вступить в нашу партию. Он действительно вступил потом в Российское христианское демократическое движение и долгое время находился в его рядах. Приостановил свое членство только тогда, когда был назначен губернатором Нижегородской области.

Проголосовали бы за меня, думаю, больше четырех человек. А для Ельцина это была последняя попытка: согласно регламенту съезда, выдвигаться можно было не более трех раз. В общем, если бы я не снялся с выборов, Ельцин вряд ли победил бы. И его политический взлет мог бы тогда же, в мае 1990 года, закончиться.

- Та ваша речь и сегодня производит сильное впечатление. Одна ваша идея переименовать РСФСР в Российскую Федерацию чего стоит. Насколько я понимаю, вы были первым из депутатов, кто это предложил.

- Совершенно верно. Но тогда широкой поддержки эта идея, как вы понимаете, не нашла. Переименование произошло только через полтора года - в декабре 1991-го.

- Что называется, опередили время. Кстати, скандал, связанный с появлением в зале российского триколора, - тоже ваших рук дело?

- В том числе моих. Это, можно сказать, моя первая депутатская инициатива. Дело было так: Михаил Астафьев принес в зал заседаний российские бело-сине-красные флажки и предложил мне и Олегу Румянцеву - мы сидели рядом и во многом были единомышленниками - поставить их на своих депутатских столиках. Что мы и сделали. И это вызвало бурную и резко негативную реакцию зала.

- У меня как раз перед глазами стенограмма того заседания. Выступает председатель исполкома Рязанского областного Совета народных депутатов Калашников: "Давайте уберем со столиков имперские флажки, товарищи депутаты-москвичи!.. Может быть, вы уже живете в монархическом государстве, но вы вспомните, что на вас смотрят не только зарубежные корреспонденты, но и наши российские избиратели".

- Миша Астафьев попытался объяснить, что бело-сине-красный триколор не "имперский", а российский национальный флаг, но ему не дали слова, не пустили на трибуну. Съезд немедленно и чуть ли не единогласно поддержал предложение убрать из зала "символику царской России". Причем в случае нашего неповиновения председательствующий - в первые дни, до избрания председателя Верховного совета, заседания вел глава Центральной избирательной комиссии Козаков - пригрозил вызвать охрану и вывести нас из зала.

Что меня особенно поразило: проголосовав против "царских символов", депутаты, включая тех, кто называл себя демократами, встали и разразились бурными аплодисментами. Честно говоря, до сих пор не могу понять этот порыв. Чему они аплодировали? Разве что своему бескультурью и недальновидности. Всего через год с небольшим, в августе 1991-го, эти же депутаты столь же дружно проголосовали за то, чтобы сделать "царский флаг" государственным.

- Короче говоря, вы были явно не из тех, кого можно назвать техническим или подставным кандидатом. Почему же в итоге снялись с выборов?

- Да, я не был ни техническим, ни подставным. Меня выдвинул Виктор Яковлев, лидер воркутинских шахтеров. Познакомились мы на съезде, хотя он уже до этого знал обо мне. Я тогда издавал литературно-философский журнал русской христианской культуры "Выбор", который, как говорится, был широко известен в узких кругах. Мы как-то сразу сдружились. И вот, когда начался процесс выдвижения кандидатов в председатели Верховного Совета, он подходит ко мне и говорит: "Слушай, а что ты не выдвигаешься? Давай я тебя выдвину?" Говорю: "Давай".

Честно говоря, я изначально не планировал идти до конца, потому что понимал, что с такой программой шансов на победу у меня нет. Если бы я ставил перед собой задачу прийти к власти, то выступил с совершенно другой речью, не антикоммунистической. И вообще по-другому бы себя вел. И в этом случае, считаю, у меня были бы далеко не нулевые шансы на победу. В этом туре я бы Ельцина, конечно, не победил. Но Ельцин больше не смог бы выдвигаться, а у меня в запасе были еще две попытки.

Но у меня совершенно не было властных амбиций. Хотя моя политическая биография была вполне успешной, я, могу признаться, ненавидел политику. Пошел туда как на фронт и все время своих занятий политической деятельностью находился в депрессии. В общем, главной моей целью было получить трибуну для высказывания своей позиции. О большем я не думал.

Тем не менее решение снять кандидатуру я принял в самый последний момент, колебался до последнего мгновения. Когда ставился на голосование список кандидатов, которые должны были войти в бюллетень, я поднял руку, и все завопили: "Аксючиц хочет сказать! Дайте слово Аксючицу!" Ну, я пошел на трибуну и взял самоотвод.

Объясняя этот шаг, я заявил, что время для христианской политики в России еще не пришло, что это завтрашний день. И ничуть не кривил душой. Действительно так думал. Но главной причиной было, конечно, то, что я не хотел отнимать голоса у Ельцина. Я опасался коммунистического реванша и считал, что основной его соперник тогда - председатель Совмина РСФСР Власов, ставленник коммунистов - большее зло.

- Не жалеете, что не помещали тогда Ельцину прийти к власти?

- Нет, не жалею. В этот момент, считаю, я поступил совершенно правильно, а будущего никто предвидеть не может.

- А с Ельциным когда вы познакомились? Тогда же, на съезде?

- Да, на съезде. Когда началось выдвижение кандидатов, я подошел к нему и предложил, чтобы он в своей предвыборной речи инициировал выступления представителей новых партий со своими программами - чтобы поддержать зарождающуюся многопартийность. Ельцин отказал, но очень мягко и доброжелательно: "Виктор Владимирович, к сожалению, я должен выступать только по поводу своей кандидатуры". И широко улыбнулся. То есть первое впечатление было очень хорошим. Что ни говори, а все-таки это была очень харизматичная личность.

После избрания Ельцина я очень надеялся на то, что он, такой русский медведь, настоящий сильный русский мужик. "придавит" остальные республики, не позволит развалить союзное государство. И это, кстати, был вполне возможный сценарий. Реальным он был вплоть до осени 1991 года, до выбора Ельциным руководителя правительства. Это еще одна важная историческая развилка.

Там ведь разные варианты были, на пост председателя правительства было несколько кандидатов. Одним из них был, например, Евгений Сабуров, занимавший в то время пост заместителя председателя российского Совмина. Он выдвигал очень интересную программу, мыслил совершенно по-другому, чем Гайдар. Выступал против развала Союза, за сохранение единого экономического пространства.

Но Ельцин при всей своей харизме, как и абсолютное большинство других партаппаратчиков, был крайне невежественным человеком. Поэтому был очень подвержен внешнему влиянию. Доверялся определенным людям: что они ему лили в уши, то он и повторял. В данном случае доверился своему госсекретарю Бурбулису, который и привел Гайдара и его команду.

Если бы было другое влияние, если б Ельцин назначил тогда не Гайдара, а Сабурова, все, уверен, пошло бы по-другому. Не было бы этой ломки через колено.

- Когда вы впервые усомнились в том, что Ельцин правильный выбор?

- После августовского путча. Мы все ждали, что Ельцин начнет активно формировать правительство, скажет, куда он собирается вести Россию. Но он просто запил и вообще ничего не предпринимал. А когда вышел из запоя и начал говорить, стало понятно, к чему идет дело. В начале октября 1991 года я выступал в Германии на одной конференции, куда были приглашены лидеры российских оппозиционных некоммунистических партий, и сказал тогда, что в России складывается либерал-коммунистический режим. То есть для меня уже тогда все стало ясно.

- Ну а окончательно ваши пути с Ельциным разошлись, как я понимаю, после Беловежских соглашений?

- Да, мы, Российское христианское демократическое движение, сразу же заявили, что уходим в оппозицию, после чего нас заклеймили "красно-коричневыми". Я как мог боролся против ратификации соглашений, выступал на Верховном Совете, доказывал... Но, к сожалению, был в меньшинстве. Рассудок тогда помутился у всего нашего политического класса. И демократы, и коммунисты вопили: "Хватит болтать, президент принял историческое решение о единстве славянских народов!.."

О подписании Беловежских соглашений я узнал, когда находился у себя дома. Услышав по телевизору эту новость, стал ругаться, даже материться, и моя жена тогда сказала: "Ну почему ты все время против?! Ведь сейчас все правильно сделано: будет содружество славянских государств". Я ей ответил, что это государственный переворот, который приведет к тому, что наши дети и внуки умоются кровью. Это я говорил потом и в своих публичных выступлениях. К сожалению, мой прогноз оправдался: именно это мы сегодня и видим.

- Цитирую ваше выступление на съезде: "КПСС будет иметь нравственное право не то чтобы на авангардную роль, а на участие в политической жизни, только после всенародного покаяния за развал, разорение богатейшей страны и за геноцид... Коммунизм является леворадикальной экстремистской идеологией". Удивительно, как при такой "любви" к правящей партии вам вообще удалось избираться депутатом. Все уже было настолько свободно или на этапе предвыборной борьбы пришлось скрывать свои "антисоветские" взгляды?

- Нет, я нисколько не скрывал свои взгляды. Но в обществе - особенно в столице, особенно в районе Теплый Стан, где я жил и выдвигался, районе интеллигенции - был уже настолько антикоммунистический настрой, что я попал, что называется, в тренд. Тем не менее спокойной ту избирательную кампанию назвать нельзя.

Мои ребята, развешивавшие листовки, подвергались избиениям. Были различные провокации и то, что теперь называют "черным пиаром". Скажем, представители общества "Память" на одной станции метро убеждали людей, что Аксючиц антисемит и «всех жидов обещает вырезать». А на другой станции та же "Память" вещала: Аксючиц - еврей, собирается предать Россию и уехать в Израиль. Ну и так далее. Много всего было.

- Чем вы "Памяти" не угодили, почему она на вас ополчилась?

- Потому что это были гэбэшные провокаторы. Я об этом прямо говорил. Думаю, насчет меня им просто было дано задание.

- Избирательная кампания - удовольствие не из дешевых. Как решали эту проблему?

- Ну, для меня, признаюсь, это проблемой не было. На тот момент я был весьма состоятельным человеком. Уже в 1988 году я стал миллионером. "Первый миллионер в Советском Союзе", - было написано на обложке одного английского журнала с моей фотографией на фоне Тауэра. И это действительно было так. Никакие Тарасовы и Березовские тогда еще и рядом не стояли.

- А на чем разбогатели, если не секрет?

- Не секрет, конечно. Бизнес-идею для нашего кооператива "Перспектива", созданного мной вместе с партнерами, предложил я. Будучи моряком, объездив всю страну с бригадами сезонных строительных рабочих-"шабашников", я знал, что в каждом нашем порту ржавеют списанные суда, в каждом колхозе и совхозе есть кладбища выброшенной техники. Огромное количество металлолома. У нас он стоил дешево, а за рубежом - дорого.

Первая наша сделка заключалась в том, что мы купили списанный рыболовный траулер. Для этого взяли кредит - 300 тысяч рублей. Перегнали траулер в Испанию и там продали. На вырученные деньги купили и привезли в Союз большую партию компьютеров "Оливетти". "Одели" их программами и продали. Чистая прибыль составила три миллиона рублей.

Но бизнес не был для меня самоцелью. Я стал издавать журнал и книги - политическую, историческую, религиозную литературу. Много книг мы, кстати, раздали бесплатно. На Пушкинской площади, например, и еще много где. На свои же деньги я содержал и нашу партию.

Все закончилось в 1993 году. Все свои средства наше предприятие в то время держало в банке "Менатеп", а после расстрела Белого дома Ходорковский обнулил наши деньги. В одно мгновение я стал нищим. Жаловаться было некому, всем было абсолютно начхать на наши жалобы и претензии. Абсолютное беззаконие было.

Хорошо еще, что остался в живых и на свободе. Тогда ведь так вопрос стоял. Шумейко и некоторые другие приближенные Ельцина предлагали арестовать ряд народных депутатов: в этом списке была и моя фамилия.

- Вернемся в май 1990 года. Когда читаешь стенограмму съезда, смотришь кадры хроники, возникает ощущение, что это была игра в поддавки, что Горбачев и ЦК КПСС не так уж противились приходу Ельцина к власти. Харизматичному яркому популисту они противопоставили серых, тусклых, невнятных партаппаратчиков, которые были просто обречены на поражение. Неужели они были настолько глупы, что не понимали этого?

- Во-первых, действительно были не очень умны. Но главное - у них просто не было других кандидатов. Я ведь достаточно хорошо знал эту систему изнутри. В свое время, учась на философском факультете МГУ, я руководил самой большой курсовой партийной организацией в университете: на курсе у нас было 320 человек, 95 из которых были членами КПСС. В партии все время шел отрицательный отбор, и наверху в конце концов образовалась сплошная серая масса.

Чем и взял Ельцин: на фоне своих коллег по партноменклатуре он был очень ярким. На этом болоте эта кочка оказалась самой высокой. Вспомните, например, что говорил в своих выступлениях Горбачев: словесная вата, бессмысленная совершенно. А Горбачев был самым умным и харизматичным в руководстве партии. Остальные - еще хуже. Так что никакой почвы для конспирологии тут нет. Кого еще они могли выдвинуть? Не было ярких кандидатов у них в обойме.