Журналисту Владимиру Снегиреву пришлось выдавать себя за финна в Афганистане
Выражение "под чужим флагом" - из лексикона разведчиков. Так у них принято говорить, если вербовка нужного лица происходит под прикрытием другого государства. Например, наш нелегал подбирается к владеющему секретной информацией американцу, выдавая себя за израильтянина.
Когда поздней осенью 1991 года в компании с двумя британскими журналистами я отправлялся в Афганистан, чтобы отыскать там оставшихся после вывода войск пленных, то возникла проблема: за кого себя выдавать? Дело в том, что мы должны были перейти границу в районе высокогорного кишлака Ишкашим, а там сразу оказаться на территории, контролируемой моджахедами. Британцам моим бояться было нечего, "духи" были благодарны Западу за ту помощь деньгами, оружием, боеприпасами, которую они получали все годы войны. А вот у меня, советского, повод для волнения появился.
Рори Пек был категоричен: "Тебя прикончат на первом же километре, когда узнают, что ты из Москвы".
Немногословный Питер Джувенал при этих словах сокрушенно вздохнул и ухмыльнулся в свои рыжие усы, мол, что поделаешь, это правда.

Еще заранее, готовясь к нашему долгому путешествию, я отрастил бороду, и теперь даже близкие знакомые не сразу узнавали меня. Это на тот случай, если в пути вдруг случится встреча с кем-то из тех афганцев, которые меня знали по прежним визитам в эту страну. Теперь следовало подумать о маскировке более глубокой. После споров и размышлений мы пришли к выводу, что правильнее всего выдавать себя за финна. Почему? Вряд ли кто-то в этой афганской глуши слышал что-нибудь о далекой северной стране, бывал там, знал ее язык или какие-то детали из финской жизни.
Я нашел в кладовке лыжную шапочку с белой надписью Finland на черном фоне. Показал ее британцам. Питер одобрительно хмыкнул, а Рори скептически промолчал.
Советские пограничники в Ишкашиме, повинуясь приказу из Москвы (а решение о нашем походе было согласовано на самом высоком уровне), без проблем выпустили группу на территорию сопредельного государства. Ни тебе отметок в паспорте, ни таможенного досмотра. Просто отперли амбарный замок на воротах посередине моста через реку Пяндж и все: с богом, ребята! Вот когда я узнал, что такое "граница на замке".
И мы почти сразу оказались в другом мире.
В первые дни все складывалось благоприятно. Проехали километров пятьдесят в кузове грузового автомобиля вместе с "духами", их закутанными с ног до макушек женами и чумазыми детьми, потом заночевали в крупном кишлаке Бахарак, а дальше предстояло идти через заснеженные горы пешком. Наняли двух местных узбеков-проводников с двумя лошадками, навьючили на них свои пожитки, отправились дальше.

Горы в тех местах серьезные, мы шли через перевалы высотой более четырех тысяч метров. Ночевали в глухих кишлаках, жители которых отродясь не видели никаких иностранцев. Обычно на ночлег устраивались в мечетях - это были обычные бедные дома из глины, голые стены, земляной пол. Никто к нам с расспросами не приставал, между собой мы объяснялись на английском, а с местными - на дари, которым каждый из нас немного владел.

Если не считать рутинных трудностей - кислородного голодания, неизбежных вшей и страха сорваться в пропасть, - то все у нас шло хорошо. До тех пор, пока не пришли в маленький кишлак под названием Базари-Тешкан.
Старостой там на беду оказался грамотный таджик лет сорока по имени Аманулла. Он окончил университет в Кабуле, что-то знал об окружающем мире. У себя в кишлаке этот Аманулла запрудил горную речку, направил воду по специальному желобу, поставил там турбину, подключил ее к электрогенератору, и вот теперь у них было электричество. Мощности этой "гидростанции" хватало всего на пятнадцать лампочек, но Аманулла с гордостью сказал нам, что она - единственная во всей провинции Бадахшан.
В своем доме на полу под тускловатой лампочкой он накрыл для гостей щедрый "стол": плов с цыпленком, крут (это нечто среднее между кефиром и сыром), орехи, чай с сахаром. Давно, от самой границы, мы не ели так много и так вкусно. Питер угостил хозяина витамином С, Аманулла в ответ предложил нам отведать крут: "Это наш витамин С". Когда мы стали нахваливать еду, он заметил:
- Только не думайте, что так ужинают в каждом доме. Для обычного крестьянина хорошо, если к вечеру найдется ржаная лепешка и чай.
- С сахаром? - уточнил я.
- Нет, что вы? Сахар вы увидите в одном доме из ста. Остальные пьют чай с сушеным тутовником.

После чая Аманулла рассказал нам о себе. Оказывается, он не только староста, но и командир местных моджахедов, хотя ничего воинственного в его облике не было. Безоружный, одет в джинсы и зеленую куртку, в каких ходили наши стройотрядовцы, на голове потертая шапка из кролика. Черная борода аккуратно подстрижена, глаза смотрят приветливо. Шестнадцать лет назад окончил агрономический факультет Кабульского университета, сносно говорит по-английски. Для него появление нашей маленькой экспедиции - целое событие. Он искренне рад новым людям, расспрашивает нас о том, что творится на "большой земле". А узнав о том, что я "финн", Аманулла и вовсе приходит в восторг. Он никогда не видел живого финна, ему очень интересно узнать, что это за народ - финны и что это за страна - Финляндия.

- А как по-фински будет… гора? - приветливо спрашивает он без всякой задней мысли, то есть вовсе не желая меня разоблачить.
- Гора? - Я с готовностью называю фамилию недавнего президента Финляндии. - Гора будет Кекконен.
- А как по-фински будет река?
- Река? - Я вспоминаю еще одну знакомую с юных лет фамилию - знаменитого финского лыжника, олимпийского чемпиона - Мянтюранта. - Река будет Мянтюранта.
- А как по-фински будет дерево?
- Тампере, - совсем уж наглая ложь, потому что это название известного города. Но что делать? Надо же как-то выкручиваться.
- А как будет "мой дом"?
Тут я начинаю волноваться. Вот влип! Надо было хоть несколько фраз на "родном" языке выучить. Теперь давай, вспоминай фамилии, географические названия, что угодно вспоминай, только не молчи.
- Пааво Нурми, - называю я фамилию еще одного популярного спортсмена и понимаю, что все, иссяк, что больше ничего финского в голову не придет, надо выпутываться как-то по-другому.
Я умоляюще смотрю на британцев: выручайте же, видите - пропадаю. Они тоже, кажется, начинают сознавать всю серьезность ситуации. Питер мрачнеет, хмурит лоб. Рори понаходчивее, он строго говорит Аманулле:
- Дай отдохнуть нашему финскому другу. Ему и так сегодня досталось. Пусть спокойно поест, а потом ответит на все твои вопросы.

- О, да, конечно, конечно, - Аманулла прикладывает правую руку к сердцу и оставляет меня в покое. Надолго ли?
Вот так нежданно-негаданно мне пришлось на полную катушку отрабатывать свою "легенду".
Слава Аллаху, в тот вечер этот моджахед больше не донимал меня своими вопросами. Мы благополучно переночевали в его теплом доме. На следующее утро Аманулла вызвался проводить нас до ближайшего перевала. Конечно, глупо было отказываться от его помощи, но мысль о том, что он снова станет расспрашивать о Финляндии, сильно огорчала меня. Когда мы тронулись в путь, я решил перехватить инициативу и сам обрушил на него лавину вопросов - о местной жизни, о войне с советскими, об этих горах… А когда он попытался тоже о чем-то спросить, я сделал вид, что подъем в гору забрал у меня все силы, мол, задыхаюсь, не до разговоров сейчас.
До сих пор я испытываю чувство стыда, вспоминая этого Амануллу. Словно украл что-то у него.

P.S.
Спустя несколько дней после этого инцидента мы благополучно спустились с гор, вышли на равнину в провинции Тахар, а там было рукой подать до цели нашего путешествия - ущелья, где находился главный моджахед, "лев Панджшера" Ахмад Шах Масуд. Добравшись до его секретной базы, я опять стал советским, "шурави", потому что именно Масуд удерживал наших пленных, и теперь мне предстояло провести с ним непростые переговоры об их освобождении.
Но это уже другая история.
Аманулла мало напоминал злодея. Наверное, он им и не был.