В Театре Шаляпина поставили готическую "Пиковую даму"

Весной 1890 года Петр Ильич Чайковский поставил точку в клавире "Пиковой дамы". Тогда же, 135 лет назад, в декабре, в Мариинском театре состоялась премьера оперы. Автору в тот год исполнилось 50 лет. Напоминая об этих датах, петербургский Музыкальный театр им. Шаляпина представляет необычную версию самой мистической оперы Чайковского. Накануне премьеры режиссер Илья Архипов рассказал "РГ" о своем взгляде на "Пиковую даму".

Илья, то, "что наша жизнь - игра", все давно поняли. Но куда вас увлек пушкинский сюжет о роковой тайне трех карт?

Илья Архипов: Начну с того, что опера "Пиковая дама" - это моя большая революционная мечта, и я счастлив, что музыкальный театр имени Шаляпина не боится рисковать. Впервые мне удалось реализовать свою мечту в прошлом году на фестивале "Опера - всем". Но спектакль, который выходит на сцене Эрмитажного театра, будет отличаться от прошлогоднего. Мы сохранили эстетику инфернального показа мод, когда на сцене перед зрителями дефилируют людские пороки в гипертрофированном воплощении. Графиня у нас - олицетворение порока чревоугодия, но она пожирает не еду, а саму жизнь. Герман - грех азарта, одержимость игрой. А Лиза - это уныние.

Уныние - седьмой смертный грех…

Илья Архипов: И все это воплощено в костюмах, которые создала художница Алена Пескова. Костюмов очень много, и герои меняют их часто, но не по моей прихоти, а потому что это отражает изменение их душевного состояния. Например, у Лизы будут наряды тотально-черные, белоснежные, будут костюмы, в которых черное и белое совмещается, - и это знак того, что нашу героиню поглощает страсть и страх. В какой-то момент она появится в кровавом плаще… По стилистике костюмы кому-то могут показаться эклектичными. Но это не так. Они - квинтэссенция Петербурга разных эпох.

В костюмах угадывается эстетика злодейки Круэллы де Виль в картине "101 далматинец" с Эммой Стоун.

Илья Архипов: В наших костюмах что-то есть оттуда. И мы даже, шутя, на репетиции фантазировали по поводу нашей Пиковой дамы, - почему же она такая богатая, при том, что давно не играет? Может, она обладает всеми похоронными бюро Петербурга? Почему бы и нет. И ее сопровождает адская "свора" - гробовщики. А пушкинский Томский - это ее душеприказчик, и в нем угадывается прообраз оккультиста, алхимика графа Сен-Жермена.

Чайковский признавался, что, работая над оперой, в некоторых фрагментах переживал потрясение, ужас, страх. "Боже, как я вчера плакал, когда отпевали моего бедного Германа!" - композитор надеялся, что зрители испытают те же эмоции…

Илья Архипов: Я для себя называю эту постановку не "Пиковая дама", а "Пиковая драма". Это философская притча о природе страсти, границах разума и метафизике судьбы. И человеческие страсти, о которых писали Пушкин и Чайковский, благодаря актерской энергии обретают невероятный эмоциональный накал.

У вас, судя по костюмам и декорациям, инфернальности побольше, чем у Пушкина и Чайковского.

Илья Архипов: Вы знаете, я иногда думаю - а что бы Гоголь сделал из сюжета "Пиковой дамы"? Мне кажется, это был бы нескончаемый поток мистики. Здесь же мистика - лишь инструмент воздействия на героев.

У Гоголя Петербург часто мистический, окутанный дымкой тайны, с зыбкими силуэтами и призрачными фигурами. У вас же и вовсе царит хор "черных ворон" и много аллюзий на кинжал. Я бы назвала стилистику спектакля именно "кинжальной".

Илья Архипов: Да, готическая эстетика сценографии Романа Исайкина превращает Петербург в инфернальную модель мира. Причем любопытны архитектурные цитаты - наш художник по видео Вадим Дуленко провел настоящее исследование, чтобы показать на сцене те улицы, те исторические локации, рядом с которыми разворачивается действие оперы.

Но вспомните, как часто город окрашивается красными закатами. А кинжалы - это как клятва на крови. Говоря про кровь, все предполагают смерть. А я, напротив, говорю: "Стойте, кровь - это не про смерть, а про жизнь". Если в наших жилах течет кровь, значит, мы живы. И вспомним согревающий нас огонь или само слово "красный" - обозначающий красоту. Одним словом, мне хочется, чтобы люди, визуально воспринимающие этот мир, перестали видеть в красном угрозу и ушли с нашего спектакля с ощущением, что красный - это больше, чем красные губы и кровавые пятна.

А что касается ворон, то они ведь, действительно, царствуют в Петербурге. Эти птицы - оккультные существа, мудрейшие. И я вспомнил удивительную вещь, которая произошла в прошлом году на фестивале "Опера всем", когда мы исполняли "Пиковую даму" в Царском Селе у подножия Екатерининского дворца. Только заиграла увертюра, как в голубом небе над дворцом появилась огромная воронка из черных ворон. И вороны стали героями нашего спектакля, ведь в самом крике "три карты, три карты, три карты" слышится карканье.

Кажется, сюжет "Пиковой дамы" не устаревает, несмотря на освоение космоса, квантовую физику и искусственный интеллект. В Петербурге, например, увеличились продажи эзотерических товаров.

Илья Архипов: Да, купили больше трех миллионов колод карт Таро.

Почему же современного, цивилизованного человека по-прежнему так тянет к мистике?

Илья Архипов: Ученые и психологи утверждают, что главным фактором интереса к потустороннему является желание человека избавиться от неопределенности. Когда долго в жизненной эмоциональной ситуации не находятся ответы на какие-либо вопросы, мы начинаем искать их извне. Или, не сумев извлечь желаемое из собственного опыта, взываем к чуду. Но здесь важно другое - не забыть, в каком тонком мире мы живем. Насколько теперь просто призвать темные силы и договориться о сделке. Герман, герой оперы, идет по пути саморазрушения под властью демонов собственной одержимости - и он наказан. А Господь наказывает как? Отбирает разум.

Кстати, мы впервые иначе решаем в спектакле смерть всех героев "Пиковой дамы". Это такая маленькая тайна. Кому захочется узнать разгадку - приходите посмотреть, каким же образом умрут графиня и Лиза, и как простится с разумом Герман.

И никаких подсказок?

Илья Архипов: В нашей версии графиня не просто умирает рядом с Германом в своей спальне. Она подставляет его, делает его убийцей, хотя он не участвует в убийстве. И еще мы соединяем два финала - Пушкина и Чайковского. У зрителя есть возможность самому понять в конце, что же произошло.