История Приморья могла пойти не российским путем

Основание Владивостока связано с соперничеством России не с Востоком, а с Западом. Еще во время Крымской войны 1853-1856 годов (которая шла и на Тихом океане) берега Приморья наперегонки ощупывали англичане и французы.

2 июля 1860 года в бухте Золотой Рог бросил якорь транспорт «Манджур», которым командовал Алексей Шефнер – дед поэта Вадима Шефнера. На берег сошли три десятка солдат 4-го Восточно-Сибирского линейного батальона во главе с прапорщиком Николаем Комаровым. Именно он стал первостроителем и первым командиром поста – тогда еще не города. А год спустя был отстранен – будто бы за нецелевое использование казенного спирта…

На момент основания Владивостока Приморье, строго говоря, еще не было российским. Пекинский трактат, по которому оно получило российский паспорт, заключили лишь в ноябре того же 1860 года – четыре месяца спустя. Между тем название «Владивосток», сконструированное генерал-губернатором Восточной Сибири Николаем Муравьёвым по модели Владикавказа, появилось на картах в 1859 году, а заселение Амура и Уссури началось еще раньше. Россия ставила Китай и мир перед фактом; само водворение русских колонистов стало аргументом в переговорах с Пекином.

В советское время было принято говорить, что Комаров сошел на совершенно безлюдный берег. Однако литератор, этнограф Сергей Максимов, прибывший сюда уже в августе 1860 года, указывал: верстах в восьми к северу от поста живут «большой деревней» манзы (так называли местных китайцев или, точнее, маньчжур).

Основание Владивостока связано с соперничеством России не с Востоком, как может показаться, а с Западом. Еще во время Крымской войны 1853-1856 годов (которая шла и на Тихом океане тоже) берега Приморья наперегонки ощупывали англичане и французы. Уссурийский и Амурский заливы, омывающие Владивосток, получили имена Наполеона и Герена, залив Петра Великого – имя королевы Виктории. Бухту Золотой Рог, на берегах которой и появился Владивосток, англичане еще в 1855 году назвали Port May. История этих мест могла пойти совсем иным, не российским путем. Приморье рисковало стать английским, французским или даже американским. Однако в итоге гавань, которую китайцы называли Хайшэньвэй, а англичане – Порт-Мэй, стала новым окном России в Азию и геополитической рифмой к европейскому проекту Петра (который был вовсе не только западником и буквально на смертном одре успел снарядить и благословить 1-ю Камчатскую экспедицию Беринга и Чирикова). Залив Королевы Виктории переименовали в честь Петра Великого – виктория осталась за русскими. Как ни странно это прозвучит, Владивосток – русское дитя западного колониализма.

И само основание поста, и наречение его столь амбициозным именем можно рассматривать как реакцию на проигрыш Россией Крымской войны. Мечты о Царьграде потерпели крах – но взамен у России появилась новая база на Тихом океане с бухтой Золотой Рог и проливом Босфором Восточным. В советской школе эту топонимику нам объясняли просто: мол, местность показалась кому-то похожей на Стамбул… Меня это объяснение и тогда не устраивало, а много позже дошло: не Стамбул имел в виду Муравьёв – Константинополь. Новорожденный военный пост претендовал на статус восточного, альтернативного Царьграда, Четвертого Рима. Где вместо Черного и Средиземного морей, разделенных не нашими проливами, распахивался весь Тихий океан.

При царе не раз поднимался вопрос о переносе главного восточного порта России то в Посьет, ближе к китайской и корейской границам, то вообще в Корею (нынешний северокорейский Вонсан на старых картах обозначался как Порт-Лазарев). Возможно, в утверждении Владивостока как ведущей базы России на Тихоокеанье сыграло роль именно его имя. В самом деле: кому быть опорой России на Пасифике, как не Владивостоку?

Город этот жил и живет по принципу «не было бы счастья, да несчастье помогло». Лишь экзистенциальные угрозы побуждали центральную власть заняться городом и сделать то, до чего иначе никак не доходили руки. Крепостью Владивосток стал в 1889 году из-за очередного обострения отношений с Британией. Позже, на рубеже XIX-XX веков, «любимой женой» императора стал Порт-Артур, Владивосток начал хиреть… Сдача Порт-Артура и трагичный для России исход войны с Японией перенаправили кадры и средства на Владивосток. Первая и Вторая мировые войны дали новый толчок развитию владивостокского порта и состыкованного с ним железнодорожного узла. В силу тылового положения и неуязвимости порта для немецких подлодок грузопоток (включая половину американского ленд-лиза 1942-1945 годов) шел именно через Владивосток. Ну и так далее, вплоть до дня сегодняшнего: западные санкции перенаправили грузопотоки на восток. Во Владивосток безостановочно идут контейнерные поезда, а на рейдах в очереди к причальной стенке толпятся суда…

В ноябре 1922 года Ленин сказал: «Владивосток далеко, но ведь это город-то нашенский». В 1967-м Высоцкий спел: «Открыт закрытый порт Владивосток». Чеканные, хоть сразу на гранит, формулировки всенародных Владимиров отражают его противоречивую природу. Названный здешним уроженцем, поэтом Иваном Елагиным «дивным тупиком Руси», Владивосток – город, живущий на стыке природных и культурных стихий. В его хитрозавернутой формуле ДНК – океан и тайга, полуостровное положение, пыльные бури из Гоби и промороженные якутские ветра, европейские корни и азиатское соседство. Для Москвы или Парижа он – Русская Азия, для настоящей Азии – ближайшая Европа. У него общая параллель с Владикавказом, Сухумом, Сочи и Ниццей, но еще Арсеньев и Нансен заметили: средняя температура здесь – как на заполярных норвежских Лофотенских островах. За свою вроде бы пока еще короткую историю Владивосток успел побыть военным постом и порто-франко, злачным местечком с гусарствующим «клубом ланцепупов» и футуристским «Балаганчиком», последним оплотом белогвардейцев и военно-морским форпостом уже новой, Красной империи.

Какой еще из провинциальных российских городов упоминали Киплинг, Джек Лондон, Джойс, Моэм и Флеминг? Отечественных авторов даже не берем. Владивосток с удовольствием рождает мифы о себе. Правда ли, что прямо по городу ходят табуны тигров? Что Владивосток связан секретным тоннелем с островом Русским? Что здесь родилась борьба самбо? Что лейтенант Шмидт не вылезал здесь с гауптвахты, а Сонька Золотая Ручка торговала квасом? Ответы не нужны. У городских мифов и так называемой действительности – запутанные отношения, в которых разбираться с лупой и энциклопедией не следует, дабы не разрушить магию.

Есть Владивосток открыточный, парадный: маяки, фуникулер, мосты… Стоит настроиться на нужную волну – и поймаешь тихую мелодию другого города – сокровенного, негламурного. Густо-красный кирпич с клеймом Startseff или КЛАРКСОНЪ, китайский сапожник, словно сошедший с дореволюционной открытки, реликтовые «шанхаи» частного сектора, хрущевки, сотворенные дедушкой Ильи Лагутенко: пятиэтажные с одного борта, шестиэтажные – с другого…

165 лет – это всего-то две человеческие жизни. Но в этот срок уместилась история нашей страны от Александра II до Владимира Путина: полвека имперского периода, весь советский и весь, сколько уже есть, постсоветский, еще не получивший имени собственного. От отмены крепостного права–1861 до саммита АТЭС–2012.

Владивосток похож на то кривоватое, но упрямое дерево, которое вцепилось корнями в отвесный и к тому же продуваемый всеми ветрами скальный склон, где и почвы-то нет, один камень, но как-то держится. Держится, «…ибо абсурдно».

С 1992 года закрытый порт считается открытым. Правда, и в 1960–1970-х он отнюдь не был застегнут на все бушлатные пуговицы. Моряки привозили из загранки модные шмотки, магнитофоны и пластинки западных групп, у валютного магазина «Альбатрос» паслись фарцовщики… А главное – даже после официального открытия он по-прежнему открыт не для всех. Туристу он показывается лишь малым своим краем. Владивосток похож на праворульную японскую малолитражку вроде «фита» или «витца»: изнутри он куда просторнее, нежели кажется снаружи. Его нужно научиться читать между сопок.