4 августа исполняется 130 лет со дня рождения Ирины Одоевцевой
Анна Петровна признается, как все начиналось: "Увидеть Ирину Одоевцеву было моей несбыточной мечтой - с тех пор как мне однажды попала в руки книга "На берегах Невы". Я прочла ее за ночь: поэтический Петербург 1919-20 годов, любимые с юности - благодаря библиотеке деда, учителя литературы - имена Гумилева, Ахматовой, Мандельштама... Я помнила ту книгу и когда через много лет прочла самиздатовское издание 1983 года - "На берегах Сены" той же Одоевцевой. И вдруг подумала тогда - а ведь вдова Георгия Иванова, может быть, еще жива!".
Анна Колоницкая, журналист одной из главных тогда "центральных газет", нашла Одоевцеву в Париже - и сложилось так, что именно она помогла вернуться на родину одной из самых ярких свидетельниц Серебряного века, описавшей его в знаменитых воспоминаниях "На берегах Невы" и "На берегах Сены". Ирина Одоевцева, вдова поэта Георгия Иванова, родилась 130 лет назад, четвертого августа. Прожила почти век. Большую часть жизни, 65 лет, в эмиграции. И три последних года - наконец дома.
Найти Одоевцеву вам помог случай - в конце восьмидесятых вашего мужа, журналиста, будущего главного редактора "Известий" Игоря Голембиовского, пригласили во Францию на праздник газеты французских коммунистов "Юманите"...
Анна Колоницкая: ... Как же я уговаривала его тогда поехать - праздник этот был ему ничуть не интересен. Уговорила - но собственно в Париж мы попали только в самом конце поездки, за три дня до возвращения.
Зато у вас были добытые у знакомых телефоны русских эмигрантов.

Анна Колоницкая: Да, мне передала их знакомая из Русского музея. И я дозвонилась до дочерей издателя Гржебина. Те были не слишком уверены, жива ли Одоевцева. Обзвонили с ними всё и всех - ничего. Уже собралась уходить, и вдруг - нашли телефон! Набираю, мне отвечают по-русски с французской картавостью... Лепечу в трубку - извините, вы меня не знаете, но я очень хочу вас увидеть... И в ответ: "Я стр-р-рашно рада. Пр-риходите. Ключ под половичком".
Так просто и беспечно - это очень по-русски...
Анна Колоницкая: Мне объяснили, как дойти до улицы Касабланка. Поднимаюсь, достаю из-под половичка ключ... Комната в большой квартире, в кровати пожилая женщина: Одоевцева была прикована к постели после перелома шейки бедра. Я как-то сразу поняла, как она одинока и как ей плохо. Присаживаюсь рядом: "Ирина Владимировна, я приехала из Москвы только ради вас. Я обожаю ваши книги!". Она взмахнула тонкими, красивыми руками, глаза заблестели: "Боже мой, вы, наверно, ангел с неба, дайте мне до вас дотронуться. Вы мне продлеваете жизнь". Мы обнялись, как близкие после разлуки, и заплакали. И она сказала, что давно мечтает вернуться в Россию, домой.
И вы так легко пообещали ей помочь - не сомневались, что действительно сможете?
Анна Колоницкая: Да, пообещала, и с уверенностью, которую до сих пор не могу себе объяснить. Но ведь и в больнице умирающему обещают - что всё будет хорошо. А положение Одоевцевой было отчаянным, ее беспомощность делала ее зависимой от постояльцев, которым она сдавала комнаты. О литературных заслугах никто и не вспоминал - книг ее не было даже у парижских букинистов... В Москве встречаю Егора Яковлева, нового редактора "Московских новостей". Рассказываю об Одоевцевой. Он загорелся: "Напиши". И в "Московских новостях" вышла моя заметка "Русская квартира на парижской улице". И уже само покатилось: об Одоевцевой написала "Литературка", другие газеты. Кто дал "добро" на ее возвращение в 1987-м? Возможно, тогда свою роль сыграл Фонд культуры во главе с Дмитрием Лихачевым.
Но ведь литературные собратья приняли тогда неоднозначно - ее, первого "возвращенца" времен перестройки, помнившую Гумилева, Ахматову, Маяковского...
Анна Колоницкая: Сначала никто не верил, что я нашла ее сама - мол, неужели в КГБ не знали адреса? Она раздавала интервью, ее показывали по телевизору, к ней шли потомки эмигрантов, желая узнать судьбу родных... Ирину Владимировну поселили в гостинице "Европейская" - обещанная квартира на Невском еще не была готова, в доме шел капремонт. Потом ажиотаж схлынул, в городе заговорили: что это с ней носятся - Ахматова бедствовала, Цветаева повесилась, а тут такой прием, лучшая гостиница... Лев Гумилев, сын Ахматовой, наотрез отказывался от встреч с Одоевцевой.
Кто дал "добро" на ее возвращение в 1987-м? Возможно, свою роль сыграл Фонд культуры во главе с Дмитрием Лихачевым
И книги были изданы не сразу - "На берегах Сены" и "На берегах Невы".
Анна Колоницкая: Почти сразу вышли фрагменты в толстых журналах, книги были запланированы на 1993-й, это еще пять-шесть лет. Год был трудным, что и говорить. Мы перевезли ее в отремонтированную квартиру - багажа у Одоевцевой было где-то два чемодана, там много книг, рукописи, письма. Надо было обеспечивать быт старого и одинокого, прикованного к постели человека, я колесила в Питер и обратно, ночевала сначала в номере, потом у нее дома...
До издания своих книг она могла и не дожить.
Анна Колоницкая: Да, надо было срочно заниматься книгами. И на каком-то юбилее я оказалась за одним столом с Дмитрием Мамлеевым, с которым когда-то работали в "Известиях". Теперь он был первый заместитель председателя Государственного комитета по печати. Жалуюсь на ситуацию. Слушает, кивает... И через три месяца, в немыслимо короткие для того времени сроки, выходит "На берегах Невы"! Правда, в мягкой обложке, но тираж - 250 тысяч. С сигнальным экземпляром я помчалась к Ирине Владимировне в Переделкино - она жила в тот момент в Доме творчества...
А потом вышла и книга "На берегах Сены" ...
Анна Колоницкая: И эти тиражи мгновенно были распроданы! Свидетельства современницы Серебряного века - читатели шли к нам за автографом с книжками с "черного рынка". "Боже мой, меня читают сотни тысяч, - говорила она. - Какое это счастье для писателя!". А вторая книга - "На берегах Сены" - вышла тиражом уже в 500 тысяч...
И тогда уже прошел ее триумфальный вечер в петербургском ЦДЛ?
Анна Колоницкая: Зал увидел на сцене подтянутую, непринужденно сидящую даму в элегантном платье - я помогла ей привести себя в порядок и по ее просьбе сидела рядом, она могла не расслышать вопросов. Ее никак не отпускали, встреча затянулась заполночь. Помню ее фразу: "Раз уж у вас "перетасовка" (так она называла перестройку), то я вам скажу - нет эмигрантской литературы, есть одна великая русская литература, которой мы с вами служим". Рассказав, как ее дом в войну разбомбили немцы и она 20 лет прожила в доме престарелых, весело уточнила: "Господа, я там прекр-расно жила и даже тр-ри раза ездила в Америку без визы"...
Одоевцева двадцатых годов прошлого века - аристократична, избалованна, капризна. Вы увидели ее иной?
Анна Колоницкая: Она рассказывала мне, что как-то поссорилась с одним из своих "жильцов", и тот, уходя, выдернул шнур телефона из розетки, бросив ее одну в квартире - и без связи. "Сыр у меня был, кусочек, и хлеб... а вот воды совсем не было... Я перекрестилась и приготовилась умирать". - "Почему же не пытались хоть ползком добраться до двери?" - "Ну что вы - чтобы меня нашли распластанной посреди комнаты? Нет уж, умирать так умирать".
В книге "На берегах Невы" есть момент, о который споткнулись многие. Одоевцева в гостях у Гумилева увидела в его письменном столе пачки денег - он объяснил, что это "деньги для спасения России". Выходило, Гумилев в самом деле имел отношение к заговору против тогдашней власти - на фоне общего разоблачительного перестроечного пафоса это ведь многих могло раздражать?
Анна Колоницкая: Ирину Владимировну просили вычеркнуть этот фрагмент, угрожая, что иначе книга не выйдет. Она отказалась, утверждая, что, как последний свидетель этих событий, не имеет права ни молчать, ни лгать - она помнила даже цвет ленточки, которой были перевязаны пачки. А позже в самом деле обнаружили расписку Гумилева, что в его столе хранились те самые двести тысяч, которые видела Одоевцева.
Ее упрекали за то, что в ее воспоминаниях много прямой речи. У нее и Мандельштам со смаком пьет чай, и грустное лицо у Блока, и Андрей Белый сияет улыбкой, пожимая руку Георгию Иванову, - словом, масса деталей, которые должны были стереться за десятилетия. Как отвечала критикам Ирина Владимировна?
Анна Колоницкая: Она просила их не удивляться. Утверждала, что действительно помнит разговоры слово в слово - вплоть до интонаций. Помнят же и пожилые до мельчайшего, как держали экзамен или шли в первый бой. И для нее каждый день и час тех лет, видимо, были важны, как бой или экзамен. Она вспоминала при мне события, которые не вспоминал больше никто. Как Гиппиус и Мережковский однажды, забыв ключ от чемодана в Риме, вернулись за ним из другого города вдвоем - не могли расстаться и на несколько часов. Она-то помнила, а я, чтоб не забыть, записывала ее рассказы на магнитофон.
А как на книге "На берегах Невы" появилось посвящение вам?
Анна Колоницкая: Однажды, еще в гостинице, в первые дни после приезда, Ирина Владимировна вдруг почувствовала себя плохо. Дежурившая медсестра позвала меня. И Одоевцева потребовала экземпляр книги: "Срочно напишите то, что я сейчас продиктую!" И продиктовала: "Свою книгу "На берегах Невы" я посвящаю Анне Колоницкой". И расписалась. "Я очень прошу вас, не возражайте! За то, что книга "На берегах Невы" пришла к российскому читателю, я благодарна вам, и вы не имеете права не принять этот дар благодарности".
У вас осталось еще что-то от нее?
Анна Колоницкая: Да, она подарила мне вечернее платье, в котором когда-то танцевала в Санкт-Петербурге. Красивое. Но я в нем не танцую. Берегу.