Яков Миркин: Добро и любовь были сутью жизни декабриста барона Розена

Что бы ни случилось, любовь и верность! Для начала нужно встретиться. Дело обычное, у барона Розена, будущего декабриста, был сослуживец, собутыльник и просто добрый друг, а у него сестра Анна, сирота, дочка первого директора Царскосельского лицея Малиновского. "С первого знакомства тайный голос нашептывал мне, что она должна быть моей женою". Что поделаешь? "Бывало... в кадрили и котильоне, в один день я влюблялся не в одну, а в двенадцать хорошеньких женщин"! А тут - сразу в одну. "Лицом, наружностью, голосом, одеждою, скромным обхождением вызвала во мне чувство безотчетное... скромность... смирение, кротость постоянная не могли не пленить" (здесь и ниже "Записки" барона Розена).

Пришлось барону исправиться. "Бойкая веселость моя... поутихла", картам пришел конец, "моя любовь требовала нравственного усовершенствования". И вот - желанный миг. "14 февраля 1825 г. решился я просить руки Анны Васильевны... Я заранее затвердил речь..., которую забыл в эту торжественную минуту, и, просто и кратко, с чистым сердцем предложил ей мою любовь и дружбу, которые доныне... свято хранил в продолжение 45-ти лет, и невеста моя также свято сдержала данное мне слово".

Ура! Ему - 25 лет, ей - 27. 19 февраля - обручение! "Казалось, мы уже век были знакомы; душа откровенно слилась с душою". "С невестою моей был я соединен... единодушием в наших желаниях и взглядах на жизнь"! В апреле - свадьба! "Дни и часы все были счастливые и слишком скоро проходили. Однажды застал жену в слезах... призналась, что среди беспрерывного счастья иногда приходила грустная мысль, что такое счастье, как наше, не может долго продолжаться".

Как в воду глядела.

15 декабря 1825 г. поручик, барон Розен, ожидавший в семье первого ребенка, был арестован по делу декабристов. Был со своим взводом на Сенатской площади, препятствовал войскам в усмирении, участвовал в тайных сборищах (Следственное дело Розена). Гауптвахта Зимнего дворца, "конурка" Петропавловки, "ни разу не видел ни солнца, ни луны". Ждал казни. В июле 1826 г. был лишен всех прав и состояния и отправлен в Сибирь (6 лет каторги, потом ссылка).

"Предстоящее было печально и неизвестно, настоящего у меня не было, оставались со мной только воспоминания... Во всякое время мог я себе представить присутствие жены моей, не только черты лица, но даже все движения, и слышать голос ее, и мысленно беседовать с нею". Так он спасался. Она должна была родить - им дали на час свидание. "Мы еще раз могли благословить друг друга... Я всячески старался успокоить жену... Не думал о предстоящем мне жребии: я был как дома, я был счастлив!". Жребий - годами не быть вместе. "В июне Бог дал мне первого сына... В молитвах... просил, чтобы Отец Небесный заменил ему отца временного". Повторим: чтобы Всевышний заменил отца!

Еще свидания, час в неделю. "Моя Анетта хотя в слезах, но крепкая упованием, твердая в вере и любви к Богу, спрашивала о времени и о месте нашего соединения. Сын мой шестинедельный лежал на диване и, как будто желая утешить нас, улыбался то губами, то голубыми глазками".

Чтобы идти на каторгу за мужем, мать должна была оставить детей; лишалась всех прав; ее будущие дети должны были стать казенными крестьянами. Если остаться - можно снова выйти замуж. Из 121 осужденного женатыми были 23 человека, среди них многодетные. До приговора (июль 1825) родились 10 детей. 16 женщин решили следовать за мужьями, 14-ти разрешили, 11 женщин отправились на каторгу - 9 жен и 2 невесты (обе - француженки) (Р. Киреева. "Во имя любви и долга"). Трое еще раз вышли замуж при живых мужьях.

Пока же она собирает барона (бывшего) в дорогу. Сюртук, оленьим мехом наружу, шуба. Чтобы спасти - "Иерусалимский деревянный крест, бывший на груди ея и на груди сына". 5 февраля 1827 г. - в путь, закованным в "железах", в Сибирь. "Свет луны и ярко горящих звезд освещал нам дорогу... Я все глядел в сторону Васильевского острова, благословлял жену и сына. Я знал, что жена моя стояла в эту минуту на молитве".

Благословим и мы их, ибо им предстоял долгий путь. 29 марта 1825 г. барон Розен был доставлен в Читу, тогда деревушку. За 2 месяца почти 7 тыс. км (больше 6 тыс. верст). Всю дорогу, как он замечал, кругом были добрые люди: и охранники, и возчики, и коменданты, и просто жители. Все ему ласково кланялись и хотели согреть и накормить.

Не каторга, а санаториум. Кругом такие же (вместе больше 80 декабристов). Еда здоровая, работы на 5 часов, потом читай (какая библиотека!), гуляй (в кандалах), учи (друг друга), пой (какой хор!) и играй (Розен - на дудочке). Летом - земляные работы, зимой - молоть рожь, по два пуда ржи за урок, ручными мельницами. Какие мускулы! И еще есть ангелы, 8 дам, жены, которые приехали. Они для всех посредники с родными. Деньги - общая касса, одна артель. Друг на друга шили. Коммунизм!

Но где же его Анна? Она собралась в путь через 4 года (1830), когда их сын окреп (так договорились). Его взять нельзя, запрет. Хочешь к мужу? Это вечная разлука с детьми. Сестра взялась вырастить его.

"Когда увидела удаляющуюся карету, в которой находилось все, что было у меня дорогого, я почувствовала, как земля дрогнула подо мной". "С трудом решилась я войти в комнаты... Я вхожу и нахожу ремешок Энни (сын - Я.М.), я поцеловала его. Потом нашла его лошадку... я целовала ее и не могла с нею расстаться". "Нужно испытать всю горечь разлуки, чтобы понять меня" (А.В. Розен - мужу. Г. Невелев. "Декабристский контекст").

Ее везут на каторгу. А он (их переводят из Читы в Петровский завод, там плавят железо) идет с партией навстречу, пешком больше 400 верст, и знает, что где-то они пересекутся.

"Я ждал прибытия ее ежедневно, но 27 августа имел особенное предчувствие... при малейшем стуке колес по мосту... вскакивал мгновенно и сто раз был обманут". Наконец, увидел вдали почтовую повозку; повозка все ближе, "я заметил дамскую шляпу и зеленое на ней покрывало, выбежал на дорогу и был в объятиях моей несравненной Annette. Вы... можете себе представить мое счастье. Несколько минут были мы безмолвны, сердца одни бились" (А. Розен. Письма декабриста). Это "лучшее воспоминание моей жизни".

Оставить их там? Нет, пусть путешествуют! Они юны, им только что за 30, быть на каторге еще 2 года (жить в семейных камерах), потом в Кургане на поселении (до Петербурга 2,7 тыс. км). Там барон был 5 лет, хозяйствовал на земле (была дана, чтобы кормился), пока несчастный случай не обрек на костыли. Раз так - в солдаты на Кавказ (1837), считалось облегчением, кровью искупать вину, с женой и вновь рожденными детьми (3 сына и дочь). "Иду не для себя, но чтобы вывести из Сибири жену и детей... С упованием, что... на Кавказе найдем... людей таких же добрых, каких находили в Сибири".

Добрые, всюду - добрые! Моя добрая жена - называл ее только так! В Тифлисе им вернули сына, первенца (спустя 12 лет, родителей не знал). "Сердце хотело выскочить от радости!" Вместо службы (он на костылях!) - ванны в Кисловодске по высочайшему повелению, "во внимание к расстроенному здоровью рядового из государственных преступников". Царство доброты!

Наконец, отставка по болезни (1839), жить "безвыходно на родине под надзором полиции"! "Прощай, Кавказ! Красуйся не одною природой, но и благосостоянием своих обитателей!". Всем добра! А семье - новый путь, за 2 с лишним тыс. верст! К жизни спокойной, к земледельчеству. На родину под Нарву, ибо там был рожден и жить хотел только там, со всей силой.

Мог ли он пропасть? Сколько угодно! Болел, падал в пропасть, его грабили, был в дождях и холодах, среди далекого народа, но народ - был добр! Построил 3 дома в трех частях империи.

А вот и счастье! Новый император, Александр II, вернул ему все права (1856). "Открылась новая будущность, провиделось начало... улучшений, о коих тайное общество помышляло так искренно". Стал мировым посредником в реформе 1861 г. (это огромная работа). И жил долго и счастливо. Ушел с женой почти "в один день", с разницей в 3 месяца, им было далеко за 80.

Всё это жизнь человека доброго. "Во мне таится сила и стремление 120-ти товарищей, которые желали содействовать освобождению крестьян". И еще таилась - любовь. Быть в "постоянной и чистой любви". Быть в "любви к родному месту, к родным... к своему углу". Быть вместе "по любви, по чувствам долга, по связывающим узам супружества". Добро и любовь - как суть жизни. Даже тогда, когда ты навечно лишен прав. Когда лишена прав твоя семья. Быть добрым - тогда сможешь все.