Журналист "РГ" Владимир Снегирев - об уроках суворовской школы

Старшина взвода сержант-сверхсрочник по фамилии Лопухов отчего-то невзлюбил меня с самого начала.

- Суворовец Снегирев! - зловеще выкликал он, построив взвод.

- Я!

- Наряд вне очереди!

- За что? - обижался я.

- Два наряда вне очереди, - зверел Лопухов.

- Да что я такого сделал?

Старшина багровел. И с садистским удовольствием озвучивал окончательный приговор:

- Три наряда вне очереди и лишение увольнения. Вам все ясно, товарищ суворовец?

- Так точно! - соглашался я сквозь выступавшие на глазах слезы.

Ну а дальше - как положено: чистишь всю ночь картошку на кухне, трешь мастикой бесконечные коридоры, стоишь у тумбочки дневального по роте...

Курсантом Оренбургского Суворовского военного училища я оказался, можно сказать, случайно. Как-то отец, придя со службы домой, обронил: в городской военкомат пришла разнарядка, согласно которой надо отправить в Оренбург двух мальчишек из Томска. Я вскинулся: хочу! Мать долго сопротивлялась, а отец почти сразу сдался, ну, хочешь так хочешь, неволить не буду.

Едва ли не с первых дней службы (а иначе это и назвать нельзя) я понял, что погорячился, однако сдавать назад было поздно, не по-мужски. Пришлось терпеть.

Утренняя пробежка и зарядка на улице - в любую погоду, хоть в дождь, хоть в мороз. Наряды - очередные и вне очереди (сортир драить до зеркального блеска или ночью у тумбочки стоять, когда все спят). Строевая подготовка. Железная дисциплина. Но самым тяжелым, во всяком случае для меня, была разлука с теплым домом, с той свободой, цену которой я осознал только тогда.

Первый летний месяц мы проводили в палаточном лагере, он находился в дубовом лесу на берегу реки Сакмара. Там все было по-взрослому: марш-броски с полной выкладкой, боевые тревоги... Если ты попадал в наряд, то надо было стоять под грибком, из оружия выдавали только штык-нож. Ночь, кромешная тьма, все спят, а ты стоишь, прислушиваясь к лесным шорохам и обмирая от страха.

Еще в лагере полагалось прыгать в реку с пятиметровой вышки. Тоже испытание, прямо скажем, не из приятных. А откажешься - опять получишь от Лопухова по полной программе. Приходилось прыгать.

Жесткая была школа, зато полезная. Оказаться далеко от родительского дома, жить по команде, терпеть и не хныкать - тяжело, но всякое лишение когда-то вознаграждается сполна. Думаю, если я и пережил в жизни какие-то испытания, то это только благодаря тем урокам в ОрСВУ.

Командиром взвода у нас был майор Бузаев. Командиром роты - подполковник Данильченко. Начальником училища - генерал-майор танковых войск Герой Советского Союза Овчаров. Только много позже дошло: все они прошли через фронт, участники "той" войны. Но тогда война была еще близко, о ней не любили вспоминать ветераны, не умели расспрашивать молодые.

А теперь уже и мы, юнцы той поры, стали ветеранами. Многих уже и нет на свете.

Вторым мальчишкой из Томска был Лешка Тропин. Мы давно не виделись, но вот на днях он позвонил из Кронштадта, где живет, отслужив врачом в военно-морской авиации. Сказал, что будет проездом в Москве. Встретились, обнялись, стали вспоминать далекие годы. Я спросил, не жалеет ли он, что тогда, шестьдесят семь лет назад, поменял гражданскую вольницу на военную службу?

- Нет, - без промедлений ответил Алексей. - Может быть, "кадетка" и спасла меня от больших неприятностей. Я приезжал в Томск в отпуск, мне говорили про пацанов из нашего двора: этот сел, этот спился, тот в бега ударился...

- Нет, - опять убежденно сказал Алексей. - Ты знаешь, когда я поступил в Военно-медицинскую академию, нас, бывших суворовцев, оказалось на потоке шестеро. И мы сильно выделялись среди других. И по выправке, и по знанию военного дела, а еще по человеческим качествам - умению дружить, не лгать, не предавать.

Удивительно, но те детские впечатления оказались настолько сильными, что они по сию пору то и дело возникают в памяти. Недавно лег спать после легкого застолья, а в голове вдруг музыка зазвучала. И так ясно, так громко, что вскочил тотчас. Вальс "Ночь коротка". Стал вспоминать. Оренбург, училище, конец 50-х. Новый год. Местных отпустили домой, в увольнение, а мы, иногородние, остались в казарме. Мальчишки, сопляки, но что-то уже шевелилось и в штанах, и в мозгах. Кто-то из самых ушлых приволок дешевого портвейна. После отбоя пробрались в каптерку, заперлись там, выпили по глотку теплого вина, захмелели сразу. Борька Перетятько запел вполголоса:

Ночь коротка,спят облакаИ лежит у меня на погоненезнакомая чья-то рука.

Еще ничего не понимали: чья рука? почему она лежит на погоне и отчего так грустно и сладко? Но притихли.

Борька пел:

Хоть я с вами почти незнакоми далеко отсюда мой дом.Я как будто бы сновавозле дома родного.В этом зале пустоммы танцуем вдвоем.Так скажите хоть словосам не знаю, о чем.

Потом эту песню мы слегка переделали, сделали ее понятной: "Ночь пробыв с вами рядом, получил пять нарядов. В коридоре теперь подпираю я дверь..."

Когда Хрущев в рамках своих реформ сокращал вооруженные силы, то училище наше было расформировано. Я вернулся в Томск, а те, кто хотел остаться суворовцами, сначала доучивались в Куйбышеве, затем, когда КбСВУ тоже расформировали, перебрались в Казань, в тамошнюю "кадетку".

Борьку, который пел про короткую ночь, сгубила извечная русская болезнь. Выучился на контрразведчика, работал по французам. Но что-то надломилось в душе, сгорел быстро.

Саня К. хорошо двигался вверх, раньше других стал полковником, грушник, разведчик. Но потом облом: кто-то из предателей его засветил, сломал карьеру. Правда, он и на гражданке не потерялся, завел свой бизнес, хорошо заработал, говорят, сейчас живет где-то в Европе.

Валерка Б. стал военным контрразведчиком, я встретил его в 1981-м в Афганистане, в Герате. Ну, сели, выпили, вспомнили. Какой-то он был странный в тот вечер - тревожный, глаза чужие. Никак не получался у нас душевный разговор. На следующее утро Валерка на бэтээре поехал в аэропорт, ему дали отпуск. Однако на полпути попал в засаду. В цинке повезли его на родину в Новосибирскую область. Получается, чувствовал, видел свою судьбу?

Вроде бы единственный пацан из нашей роты стал генералом, командовал бригадой морской пехоты.

Увы, большинство как-то потерялись, растворились в этой долгой и непростой жизни, ничего не знаю про них.

Утро зоветснова в поход.Покидая ваш маленький город,я пройду мимо ваших ворот.

Уже много позже я узнал историю "Случайного вальса", который в годы войны написали Долматовский и Фрадкин. На все времена - эти слова и эта музыка. Кто знает, возможно, и сегодняшние суворовцы приглашают своих дам на танец под звуки вальса моего кадетского детства.