«Хорошо бы отблагодарить»: как похороны превратились в поле для наживы

Похороны — мероприятие затратное. Смерть близкого человека часто напоминает рыночную торговлю: ритуальные агенты и сотрудники кладбищ навязывают услуги втридорога, а каждая слеза родственников оборачивается рублем.

«Хорошо бы отблагодарить»: как похороны превратились в поле для наживы
© Московский Комсомолец

В итоге траур превращается в поле для наживы.

Минувшим летом я похоронила двоих родственников.

Как это было — в материале «МК».

Моему двоюродному брату было всего 42. Он умер внезапно, от сердечной недостаточности: утром пошел в душ, упал и скончался. Никого рядом не оказалось. Родные забили тревогу лишь на следующие сутки.

Сотрудники МЧС вскрыли дверь. Врачи зафиксировали смерть, полиция провела осмотр.

— Вытряхнули помойное ведро и сделали выводы, — рассказывала моя мама, которая была на месте. — «Пивные бутылки? Значит, пьющий». Увидели сигареты: «Курящий!» Потом спросили: «А наркотики употреблял?» И вдогонку: «За ложные показания грозит наказание».

Звучало абсурдно. Брат не был ни алкоголиком, ни наркоманом. У него была серьезная работа, а в комнате — музыкальные инструменты, дорогая техника, тренажеры, велосипед, самокат. Какие наркотики?..

А все это слушала его мать — скромная женщина, никогда не повышавшая голос. Полицейский допрос едва не сломил ее окончательно.

Когда врачи и полиция ушли, тут же появился похоронный агент, все это время карауливший у двери. Он ждал своего часа. И начался торг.

— Гроб нужен посолиднее, венок на крышку, подушка шелковая, рубашка накрахмаленная, — перечислял он. — Хотите, чтобы гроб выносили мужчины в белых рубашках? Это 8500 рублей. В синей униформе, как у дворников, дешевле — 4500.

Сумма расходов росла на глазах.

— Вы выбрали социальные похороны, а коммерческие стоили бы гораздо дороже, — уверял агент.

Я знала: это ложь. Два года назад мы хоронили свекра, сами собирали справки — все вышло в 29 тысяч. Но у матери, потерявшей сына, не было сил бегать по инстанциям. И торговаться тоже. А труповозка все не приезжала — будто ждали, пока подпишут договор.

«Лицо было черное, но мы постарались»

Через несколько дней состоялись похороны. У морга нас встретил мужчина на дорогом джипе. Позже он еще появится в этой истории.

— Можно узнать причину смерти? — спросила мать у женщины в регистратуре.

— Нельзя. Узнаете через месяц, когда будут готовы документы. Мы не имеем права рассказывать.

Это как вообще? Почему от матери скрывают причину?

После уговоров сотрудница все же шепнула: «Сердечная недостаточность». Без подробностей. Но и на том спасибо.

Затем подошел специалист по бальзамированию, крупный мужчина с вкрадчивым голосом:

— Лицо у покойного было черное-черное, пришлось постараться. Долго тело лежало. Мы все замазали, очень старались. Работа ювелирная. Вам понравится.

Он повторял это снова и снова. Слушать было невыносимо. В итоге дошел до сути: «Хорошо бы отблагодарить».

Мы не успели разменять крупные купюры, поэтому в карманы обслуживающего персонала оседало по 5 тысяч.

Гроб до автобуса несли четыре мужчины в белых рубашках. Пройти надо было всего пару метров. Среди них оказался тот самый владелец джипа, которого я видела у морга.

— Отблагодарить бы надо, — прозвучало снова.

Затем гроб повезли на кладбище, где зачем-то предоставили еще один зал прощаний.

— Там помещение красивее, — пояснил агент. — И кремацию оформить нужно.

Дальше — больше.

— Кремация оплачена, но за урну должны 25 тысяч, — отчеканила женщина, которая заполняла документы.

— Сколько? — не поверила я своим ушам.

— Это самая дешевая урна…

Я тут же посмотрела стоимость пластиковых урн на маркетплейсе.

— Красная цена такой коробки — 300 рублей! — сорвалась я.

Сотрудница опустила глаза и невозмутимо продолжила:

— На ней будет гравировка — фамилия покойного. А за сумочку для урны нужно доплатить еще 4000 рублей.

От сумочки мы отказались.

— Отпевание будет? — не унималась дама.

Я атеист, поэтому без зазрения совести сэкономила семейный бюджет.

Перед каждой ступенью траурной церемонии находился новый проситель.

Следующий на очереди был санитар:

— Гроб в автобусе растрясло, мы подлатали. Отблагодарите.

Намекнул, что и водителя автобуса «хорошо бы отблагодарить».

В зале прощания мы провели минут пятнадцать. За музыкальное сопровождение из колонок тоже взяли 3500 рублей.

В финале высокий худощавый мужчина в черном обнял мою тетю:

— Я тот, кто будет сжигать тело. Процедуру проведу после одиннадцати вечера. Он был верующий? Помолитесь в это время. Я всё сделаю аккуратно. Отблагодарить бы…

— Я же уже вашим платила, — растерялась мама умершего.

— Это вы санитарам заплатили. А я кремирую. Так что?..

В итоге похороны с кремацией официально обошлись в 100 тысяч рублей. Фактически — почти вдвое дороже.

«Хотите разделим прах?»

Через два месяца умер отец. Дома, от тромба. И всё повторилось.

Медики зафиксировали смерть. Через пять минут появились агенты.

— Социальные похороны — 80 тысяч, — предложили они.

Пока шли переговоры, сумма выросла еще на 50.

— Коммерческие стоили бы 200 и выше, — добавили агенты.

В «комплект» входил бесплатный гроб, но ручки к нему — 4000 рублей. Где оплаченное, где бесплатное — не разобраться.

Из странного: предложили «идентификацию праха» за 17 тысяч.

— Это документ, что прах принадлежит именно вашему отцу. А то ситуации разные бывают...

Данный пункт тут же был вычеркнут.

За 5900 рублей навязали услугу «публикации покойного в Интернете»: информация об умершем и даты его жизни вносятся на цифровой носитель. Отказаться якобы нельзя — идет в пакете.

— Место на кладбище москвичам — бесплатно. Какое выбираете?

— Нам не нужно. У нас семейное захоронение в Подмосковье.

— В социальные похороны входит обязательное место в Москве. Иначе урну не отдадут. Похоронят как неопознанного. Хотите разделим прах на две урны?

От семейного захоронения пришлось отказаться. Делить прах на две могилы немыслимо!

У меня не было иллюзий. Смерть давно стала частью экономики. Здесь всё просчитано — от гроба до сумочки для урны. Человек еще не успел проститься, а с него уже требуют «отблагодарить». В этой системе нет сострадания — только прайс.

И если к жизни у нас принято готовиться как к испытанию, то к смерти — как к сделке.