Яков Миркин: Рынки восстанавливаются всегда

Семейные деньги переменчивы. Валютные курсы, цены, проценты, курсы ценных бумаг могут резвиться, как дети. А кризисы? На рынках от них никуда не деться. И всегда есть очередь из желающих хоть что-то отщипнуть от нашего имущества.

Главное - быть в реальности. Понимать, что происходит. Не верить сразу, что всему кранты. Не поддаваться панике и слухам. Они бывают ложными, ибо масса интересантов стремятся погреть на них руки. А как это бывает?

А вот так. Сто с лишним лет назад жена управляющего Госбанком (при Александре III) г-жа Ламанская, желая влиять на высшие круги, в своем салоне кормила сановников Российской империи и дипломатов разных стран, чтобы они могли (в непринужденной обстановке) поточить язык. Салон не пользовался успехом (хотя обеды были великолепны), потому иногда высокие гости пользовались какими-либо надуманными предлогами, чтобы его не посещать.

Французский посол "маркиз де Монтебелло, не принявший бесчисленное количество приглашений в этот дом, на этот раз решил прийти. Но так как ему хотелось как можно скорее оттуда убраться, он попросил секретаря, чтобы тот к концу обеда прислал ему несколько слов, на основании которых он мог бы, сославшись на важные безотлагательные дела, покинуть этот дом" (здесь и ниже - графиня Клейнмихель. Из потонувшего мира, 1923).

В то же время германский посол генерал фон Вердер, также получавший множество приглашений от Ламанских, в этот раз решил не пойти. "Он просто послал к обеду своего лейб-егеря сказать, что экстренно вызван в Гатчину к императору", а сам спокойно поехал к некоей "госпоже П., в чьем доме... большей частью проводил свои вечера". Но император в тот год вел замкнутый образ жизни, с послами почти не виделся и по пустому поводу в Гатчину не вызывал. Значит, впереди было "какое-то важное политическое событие".

Француз маркиз де Монтебелло, узнав о срочном вызове германского посла, "стал очень молчаливым и озабоченным", весь обед не говорил ни слова, ел и пил мало, а когда получил условленную записку, немедленно удалился. На что гости г-жи Ламанской пришли в замешательство и стали перешептываться, сопоставив "вызов Вердера в Гатчину с внезапным уходом французского посла. Предвидели европейский конфликт". Снова столкнутся Германия и Франция?

Гости столпились вокруг Ламанского, "прося у него совета, какие бумаги продать, какие купить", а потом исчезли, чтобы "поскорее поделиться" в клубах или семьях "назревающими событиями". "Артисты и певцы, приглашенные для увеселения общества, нашли пустой зал и всю в слезах г-жу Ламанскую".

Ночью в Петербурге началась тихая паника. Новость расходилась по Петербургу под страшной тайной. "Не было никакого сомнения - политический горизонт заволакивался тучами".

"После бессонной ночи, утром маркиз де Монтебелло вспомнил, что итальянский посол - друг его детства должен быть предупрежден" о германских шагах. Он явился к нему и взмолился: пусть даже страны их разрозненны, но ради дружбы надо сказать, в чем дело. Итальянский посол, "ужинавший до поздней ночи в обществе прекрасных дам, был еще спросонок, протирал глаза и отвечал, что не знает. И, тоже встревожившись (что от меня скрывают, какую игру со мной ведут), направился с визитом к германскому послу, пытаясь вызвать его самым дипломатичным образом на откровенность.

- Какое симпатичное лицо! - воскликнул он, указывая на портрет Александра III. - Давно ли Вы его видели в последний раз?

Вердер, желая быть точным, стал припоминать: "Кажется, месяцев пять тому назад... и четыре дня".

Так закончился этот роман. Нелепость, превращенная в слух, вызвавший панику. "Достойны сожаления во всей этой истории лишь жертвы биржи, потерпевшие большие убытки" (Клейнмихель).

Может быть, ключевое здесь именно это - сожаление, жертвы биржи, большие убытки, поддались слухам, впали в панику. Не делайте этого! Российская история, как и всякая другая, пронизана ложными слухами, желаниями самых разных лиц манипулировать ценами на биржах, воздействовать на валютные курсы, чтобы сделать огромные состояния, играя то на повышение, то на понижение. Валить рубль? Такое бывает.

Вот почти документальный роман "Эмигранты" (Алексей Толстой, 1931). Масса реальных лиц (тогда они были живы) действуют, желают, размахивают руками и, конечно, делают деньги. Время - Гражданская война, Юденич, Колчак, Деникин, в России кого только нет - британцы, французы, чехи, даже сенегальцы, все взрывают и стреляют, и красные вот-вот падут!

Или не падут! В Лондоне британцы по дешевке скупают русские бумаги (нефть, банки и так далее). В Париже на бирже торгуют русскими облигациями. Большевики по ним не платят. Займы аннулированы. А белые, если возьмут верх, заплатят. Любой слух - и цены бумаг то падают, то взлетают ввысь. Кто-то в диком выигрыше, а кто-то рыдает и хлещет, сами знаете что.

В марте-апреле 1918 г. в Париже курс русских облигаций - 45% номинала (Брест-Литовский мир). В июне - уже 65% (сильное антибольшевистское правительство в Сибири). В апреле 1919 г. - дно - 49% номинала. В июне - опять верх - 69% (победы Колчака). В декабре - снова 49% (Деникину и Колчаку конец) (Kim Oosterlinck, 2004). "Интервенция в этом году сорвалась. Еще два-три дня, об этом заговорят все газеты. Представляете, какие золотые часы мы пропускаем... Нужно продавать, продавать!.. Продавать на декабрь, на январь, на февраль..." (речь идет о срочных сделках, игре на понижение). "Что продавать?" "В первую голову - нефтяные акции" (А. Толстой. Эмигранты).

Кругом ложные слухи! Их пускают, чтобы заработать или спасти свои деньги. "Вошел Александр Левант... Не снимая шляпы, он сказал: "Можно уничтожить всю армию сразу, окружить и расстрелять или утопить в реке? И армию, и генералов". "Кого именно?" - спросил Лисовский. "В данный момент - белых с Деникиным". "Можно, конечно, не поверят". "Чума в белой армии? Что вы скажете? Повальная чума". "Чума неплохо. А вам когда это нужно?". "Завтра". "С чумой придется повозиться с недельку, иначе не подействует". "Кошмар!.. Я продавал на короткие сроки...". "Ай-ай-ай!..". "Кто мог знать? Я хотел скорее взять деньги. Сегодня я уплатил разницы сто двадцать тысяч франков. Послезавтра платить столько же... Я - банкрот... Если бы завтра что-нибудь сверхъестественное про Россию! Слушайте, Америка не могла бы признать большевиков?". "Такого ерша ни одна газета не рискнет напечатать". "Я не спал две ночи... Голова отказывается... Вы сумеете что-нибудь придумать?". "Нет". Левант повторил тихо: "Нет!"... Вернулся в гостиницу и еще засветло вышел оттуда с объемистым пакетом... Наутро консьерж обнаружил у него в номере... следы сожженных бумаг, на полу.... неоплаченный счет из гостиницы: все, что осталось на поверхности жизни от Леванта" (А. Толстой. Эмигранты).

Вот так. "Все, что осталось на поверхности жизни". Наша жизнь - война со слухами. Долой "вредных спекулянтов", нарушающих "правильное течение дел на бирже, распуская ложные слухи и влияя на неустойчивость цен"! Не пускать их на рынки! Так требовал знаменитый министр финансов Витте (письмо от 31 августа 1899 г.).

Так или иначе, но слухи будут. И если бы только на бирже! Будут странные слухи, когда ушам своим не веришь. Будут те, кого впору лечить, чтобы замолчал. И всегда найдется тот, кто будет создавать искусственную реальность, которую трудно отличить от настоящей. Как нам быть?

Не торопиться. Не впадать в панику. Не бежать что-то сдавать, сбрасывать, закупать. Самые большие потери в семьях, это хорошо знают банкиры, происходят именно в страхе и панике. Убедиться в фактах. Понять, что есть правда, а что есть ложь, чего просто не может быть. Подумать, есть ли запас надежности, насколько критично то, что происходит. И если события не убивают ваш карман и оставляют способность дышать, то лучше переждать. Рынки восстанавливаются всегда. Жизнь тоже всегда возвращается в свою колею.

Главное, понять, что правда, а что - нет, где слухи, глупость или злонамеренность. Читать источники из первых рук, не пересказы. Сравнивать, что говорят и пишут первые, вторые, хоть десятые. Искать, кому довериться, кто - не просто говорящая голова, а у кого есть доступ к фактам. Понимать интересы, знать, как все устроено. Не верить на слово - думать, размышлять. И только тогда действовать, когда больше ждать нельзя.