Ностальгия Алексея Козлова: легендарный саксофонист празднует свое 90-летие

Главный стиляга нашей страны, фронтмен группы «Арсенал», легендарный саксофонист и джазовый композитор Алексей Козлов празднует свое 90-летие. Несмотря на то что недавно музыкант ушел со сцены, в стенах клуба своего имени каждый год на свой день рождения он радует своих гостей и друзей музыкальными номерами. К праздничному дню мы поговорили с Алексеем Семеновичем и расспросили о ярчайших выступлениях, воспоминаниях в жизни и о том, каково заниматься на саксофоне в пустой цистерне, а также о главных радостях и разочарованиях.

— Алексей Семенович, о чем мечтали, что хотели реализовать в жизни? Что удалось, а что еще только предстоит?

— Мне — 90. Я заслуженный и народный артист, работает и развивается клуб моего имени — все мечты сбылись и все удалось.

— Какие воспоминания из детства греют душу до сих пор?

— Футбол на стадионе «Динамо», куда мы пробирались, «тырились» с пацанами, коротковолновый радиоприемник. Еще — фильм «Серенада солнечной долины», перевернувший мой мир, а также моя встреча с легендарным барабанщиком Лаци Олахом в 1951 году, когда я обрел мечту стать джазовым барабанщиком, но это уже 9-й класс школы — детство к тому моменту давно закончилось.

— Война поделила жизнь на «до» и «после»? Что поддерживало семью в те годы?

— Моя мама, простой музыкант-теоретик, проявила в эти годы поразительную энергию и приспособляемость, берясь за любую работу, организовывая людей вокруг себя. Наверное, это и то, что я моментально стал взрослым. Мне было 6 лет, но я очень хорошо помню это чувство конца детства, но не конца света. Я как-то сразу понял умом всю серьезность и осознал необходимость терпеть все, что может произойти, взять на себя ответственность за свое поведение, не капризничая и не доставляя дополнительных хлопот своим близким.

— Вы собирали грампластинки? Какие самые необычные экземпляры удалось раздобыть? В чем их ценность была?

— Я не собирал. Мне достался старый патефон с пластинками, позже появились приемник и катушечный магнитофон, я ловил зарубежную музыку, записывал на магнитофон то, что потом на замедленной скорости «снимал» для себя — нот не было. Фарцовка винила — это уже в 80-е, и ценность представлял скорее процесс: «достать», «купить из-под полы», а то и «унести» — глаголы, требующие дополнительного перевода для нынешнего поколения. Все накопленное давно раздал.

— Оглядываясь назад, можете вспомнить самое необычное место, в котором пришлось выступать?

— Их было очень много, особенно в период подпольных выступлений «Арсенала».

Концерт в Музее Владимира Ильича Ленина в Ульяновске в начале 80-х, пожалуй, самое удивительное место. На целине летом 1958 года, куда нас направили на строительство, саксофон был для меня просто спасением в тех условиях. С наступлением темноты я уходил заниматься в пустую брошенную цистерну, я забирался внутрь, садился там на ящик и играл часами. У меня был там и помощник, студент с нашего курса Женя Кулага. Узнав, что я беру на целину саксофон, он взял с собой малый барабан и тарелку, чтобы аккомпанировать мне. Он не был барабанщиком, но страстно любил музыку и хотел научиться играть. Когда я заканчивал играть свои упражнения, он залезал ко мне со своим барабаном и тарелкой. После этого мы начинали играть джаз вдвоем. Получался небольшой концерт для всех желающих целинников, которые располагались снаружи, вокруг цистерны, и слушали в независимости от степени любви к джазу.

— Какой был самый запоминающийся концерт?

— Выступление в «Карнеги-холле» и выступление на юбилее Василия Аксенова, конечно, телемост для миллионов людей в 1984 году. Необыкновенное событие — когда «Арсенал» стал участником первого в истории телемоста Москва—Калифорния, причем по требованию американской стороны. Некто Стив Возняк, американец польского происхождения, задумал провести телемост между Москвой и калифорнийским городом Сан-Бернардино через космический спутник, связав одну из студий в «Останкино» с долиной, где была установлена сцена с гигантскими телеэкранами. Вокруг сцены располагалось свыше трехсот тысяч зрителей. Стив Возняк начал переговоры с Гостелерадио об этом проекте, предложив, очевидно, немалые деньги при условии, что с советской стороны будет участвовать ансамбль «Арсенал», соответствующий международному уровню. Гостелерадио в лице товарища Лапина, принципиального борца с джазом и рок-музыкой, согласилось на эту акцию, очевидно, по причине того, что это событие приурочили еще и к стыковке двух космических станций — «Аполлона» и «Союза», для СССР это имело важное политическое значение. После политической части последовало включение Сан-Бернардино, и мы увидели на экране грандиозное зрелище. Сотни тысяч зрителей, сидящих в естественной чаше долины перед огромным помостом, за которым стоит стена аппаратуры и гигантские телеэкраны высотой в восьмиэтажный дом. В начале там, на помосте, выступила популярная австралийская группа Men at Work, а затем наступила наша очередь. Мы сыграли три пьесы. Во время исполнения я иногда поглядывал на большой экран, установленный в студии, одна из камер в Сан-Бернардино показывала общий план, на котором были видны гигантские экраны с нашим изображением и море зрителей, слушающих нас. Играя, мы могли видеть себя глазами американцев. Реакция американской публики на наше выступление была такой, о которой можно только мечтать. В те времена удивить западную публику советским джазом было гораздо легче, чем сейчас. Ведь мы тогда жили в изоляции от всего мира, и считалось, что в СССР может быть только «балет, ракеты и Енисей», как пелось в песне. После нашего выступления был небольшой джем-сэйшен вместе с калифорнийскими музыкантами, сигнал, идущий через спутник от нас в Калифорнию, запаздывал на две секунды, так же, как и от них к нам. Мы выбрали медленный блюз и сыграли его вместе через космос, глядя друг на друга через телеэкраны. Все произошло как во сне. Было странное чувство, что мы пережили нечто очень необычное, как в научно-фантастическом кино. Но праздничное настроение было испорчено незамедлительно. В вечерних теленовостях и в ближайших выпусках центральных газет о телемосте написали в подробностях, кроме упоминания нашего выступления. «Арсенал» не был упомянут нигде.

— Какая музыка, исполнители нравились раньше и что заряжает и вдохновляет сейчас?

— Новую музыку нужно слушать живьем, а я уже редко выхожу куда-либо. Но любимую музыку слушаю постоянно, и она не перестает вдохновлять. Я с детства обожал все, что несло на себе отпечаток уникального, утонченного стиля, погубленного начавшейся Первой мировой войной. Я преклонялся перед такими людьми, как Джон Рёскин или Уильям Моррис, пытавшимися спасать эстетику уходящего мира перед напором промышленной революции, массового производства и, по сути, масс-культуры. Эти свои размышления я постарался отразить в некоторых пьесах, записанных на моем сольном альбоме «Горы Киммерии».

Работая над оркестровками для Квартета им. Шостаковича, я попал под очарование французских композиторов Габриэля Форе, Клода Дебюсси, Мориса Равеля, Эрика Сати, Маклафлина Махавишну.

В период электронного «Арсенала» в конце 90-х, когда накопился определенный опыт работы с оркестровкой в области камерной музыки, захотелось использовать его по-новому, играя с теми, кто способен самостоятельно импровизировать, привносить свое отношение к музыке, а не просто механически точно выполнять мои указания. Так возникло серьезное увлечение Махавишну, Бородиным, Рахманиновым, Римским-Корсаковым, Вагнером, Равелем, а также джазменами, которые близки нам по духу. Это Ян Гарбарек, Кит Джэррет, Майлз Дэвис, Пэт Мэтени, Ральф Таунер и группа «Ореон».

— Чем гордитесь больше всего в жизни?

— Клубом своего имени — сбылась мечта идиота.

— А главные разочарования в жизни?

— Горбачев и распад СССР.

— Кому и за что больше всего благодарны в жизни?

— Благодарен отцу за то, что купил мне первый радиоприемник с короткими волнами и магнитофон. При всех наших идеологических разногласиях он не мог отказать мне и, как любой фанатик, заражался моими увлечениями, поступая нередко вопреки собственным убеждениям.

Уиллису Коноверу и его передачам, которые я, собственно, слушал на купленном отцом приемнике, за то, что тогда они помогли мне скорее найти свое призвание и даже профессию, вовремя уведя меня с Бродвея, из ресторанов, от фарцовки, с «плясок» и «процессов» к радиоприемнику и магнитофону. Еще неизвестно, кем бы я стал и куда бы угодил, не будь в эфире постоянной радиопередачи Music USA и Уиллиса Коновера. А уж когда услышал в его программе собственное исполнение и лично встретился с этим человеком-голосом в Москве…

Благодарен Дмитрию Шостаковичу за официальное благословение и выход первой пластинки, Юрию Саульскому за опыт в «ВИО-66», Юрию Володарскому за приглашение в телеэфир, моим арсенальцам и, конечно, жене Ляле.