Владимир Снегирев: Нет таких мест на Земле, где бы не жили наши соотечественники

Скитаясь по миру - а этим скитаниям вот уже почти шестьдесят лет, - я встречал выходцев из России в самых неожиданных местах. Еще при советской власти попал на Гавайи, оказался как раз в той самой гавани Перл-Харбор, где японцы разгромили американский флот. И кто же там был моим экскурсоводом? Земляк. Фамилию его я забыл, но хорошо помню, что он все время с волнением в голосе расспрашивал меня о перестройке, очень надеясь, что она поможет ему навестить родину.

И в самом далеком углу мировой цивилизации - на островах Французской Полинезии, куда добираться самолетами больше суток, сразу встретилась русская женщина, бывшая москвичка. С любовью рассказывала о жизни на Таити, а прощаясь, смахнула слезу: вот бы увидеть когда-нибудь русский снег.

Еще о двух других встречах расскажу подробнее.

Сеньор Волков из Венесуэлы

Каракас это вам не Лондон или Прага. Здесь русскую речь если и услышишь, то разве только в нашем посольстве или представительстве "Роснефти". Туристы предпочитают объезжать венесуэльскую столицу стороной: уровень криминала зашкаливает, да и особых достопримечательностей там нет. Я же оказался в Каракасе двенадцать лет назад по случаю похорон Уго Чавеса. И один из свободных вечеров провел в гостях у 93-летнего Георгия Григорьевича Волкова и его супруги Екатерины Иосифовны.

Дом у них был типичный для представителей не очень богатого среднего класса, в два этажа и за высоким забором - так здесь все ограждают свою жизнь от местных бандитов. Внутри легкий, чисто русский беспорядок, на стенах картины с российскими пейзажами, в крохотном палисаднике не по-нашему надрывно квакали лягушки.

Екатерина Иосифовна угощала меня местным ромом с колой, огурцами собственной засолки и вкусными пирогами.

На двоих им было почти двести лет, но выглядели Волковы вопреки возрасту очень молодо - гостеприимные, с чувством юмора, великолепной памятью, живой речью.

Отец Георгия был белым офицером, поручиком, отступал вместе с врангелевскими войсками до Севастополя, оттуда последним пароходом и отбыл, чтобы больше уже никогда не увидеть родины. В Югославии стал священником, а сына отдал учиться в кадетский корпус. Вторая мировая война опять всех разбросала: отец и старший брат сгинули, а Георгий и младший Павел оказались сначала в Австрии, потом в Германии, в американской зоне оккупации. Там он познакомился с Катей - дочерью венгерского парикмахера Иосифа, которая вскоре стала его женой.

Встал вопрос, где и как жить дальше?

- В Канаду приглашали исключительно молодых и сильных парней, чтобы затем делать из них лесорубов, - рассказывал сеньор Джордж. - А девушек вербовали в гувернантки. Бельгии требовались шахтеры. Штаты просеивали желающих туда уехать, отбирали евреев и ученых. И вот как-то у нас в Мюнхене объявился консул из Венесуэлы, он пообещал, что его страна примет всех, кто захочет. И в 48-м году мы поехали - нас, русских, было около трех тысяч человек.

Меня, как имевшего диплом стоматолога, тут же отправили в самую венесуэльскую глушь, в сельву, на границу с Колумбией. Дали нам с Катей на двоих "подъемные" в размере десяти долларов, посадили в самолет, и... прощай, цивилизация. Вместо машин воловьи повозки, вместо крыш пальмовые листья, по-испански мы не знали ни слова, никакого зубоврачебного оборудования там не было, так и жили. Там у нас родилась дочь Ольга...

Примерно так же стартовали в Латинской Америке и остальные эмигранты. Но ведь факт: почти все, за редчайшим исключением, поднялись, стали университетскими профессорами, бизнесменами, чиновниками, а один даже генералом военно-воздушных сил.

Волков же так и остался верен первой профессии, проработал стоматологом сорок пять лет, а теперь передал свой кабинет внуку Саше.

- Сколько из тех трех тысяч русских, приехавших сюда после войны, осталось сейчас?

- Совсем немного. Человек пять. Вот и все.

- А с Россией связь поддерживаете?

- Как же, как же, - в один голос заговорили Волковы. - В наш дом все приходят, вот посмотрите фотографии: на этом диване, где вы сейчас, сидела Галина Сергеевна Уланова. А вот Лариса Латынина, великая гимнастка. "Солнечный клоун" Олег Попов. Вот мы с великой княжной Верой Константиновной.

...Уже когда я вернулся в Москву, сеньор Волков позвонил. Посетовал, что мало у них посидели. А в конце наказал: "Берегите Россию".

Пан Петров из Чехии

Когда я работал корреспондентом "РГ" в Праге, то как-то получил приглашение: "12 апреля в зале российского посольства состоится авторский вечер композитора Вадима Петрова".

В принципе, в этом не было ничего необычного. Знаменитых Петровых в музыкальном мире много, а в Чехии же находится известная фирма, которая производит лучшие в мире рояли "Петрофф". Однако случай с Вадимом Петровым особенный. Этот русский человек, родившийся в Праге в 1932 году, стал одним из самых известных композиторов сначала Чехословакии, а теперь Чехии. Написал почти полторы тысячи музыкальных произведений. Его вальсы завораживают, его саундтреки знакомы каждому чеху, его авторские концерты собирали полные залы в самых престижных дворцах столицы. Именем композитора Петрова названа детская музыкальная школа в Праге.

Вадим Вадимович вел свою родословную от старинного дворянского рода Репниных-Репнинских. Порода и в нем чувствовалась: осанка, голос, манера говорить - все это сразу выдавало человека "с происхождением". Когда мы познакомились, ему было восемьдесят шесть лет, но Петров категорически отказывался соответствовать возрасту. Много работал. Посещал концерты. Читал. Целовал дамам ручки. И передвигался за рулем собственного автомобиля.

Его родители, опасаясь большевистских репрессий, сразу после революции покинули Россию, их второй родиной стала Чехословакия. Я поинтересовался у композитора, как они пережили годы Второй мировой войны и последующий период, когда после освобождения Чехословакии от немцев начались жесткие проверки русских эмигрантов. Многих, как я слышал, отправили по этапу в ГУЛАГ.

- За нас заступились чешские коммунисты. Отец был врачом-криминалистом и многих чехов спас от арестов в годы протектората. В Белом движении он не участвовал, что тоже, видимо, зачлось. К нам приходил смершевец, они выпили с папой по два стакана водки и разошлись мирно.

Ступив на творческую стезю, Вадим Петров довольно быстро добился признания. Он основал Народную консерваторию и стал ее первым директором, его произведения звучали по радио. Однако наступил 1968 год, в Чехословакию вошли советские танки. К нему, как и ко всем другим руководителям, занимавшим "номенклатурные должности", пришли местные чекисты: вы "за" или "против"? Так композитор в одночасье оказался на улице. Теперь он говорит:

- Я тогда не особенно расстроился, зато совесть была чиста. Жену, кстати, тоже поперли с работы. Мою музыку запретили исполнять по радио и на телевидении, никаких контрактов не было. Если бы не помощь друзей...

- Эта история повторилась спустя двадцать один год, - вступает в наш разговор дочь композитора Татьяна. - Когда случилась "бархатная революция" и социализм перестал существовать, папа опять подал заявку на то, чтобы занять пост директора консерватории. И опять ему отказали: теперь причиной стало его русское происхождение. По всем формальным признакам он шел вне конкуренции, но на заседании комиссии ее председатель сказал: "Ага, Петров... человек с такой фамилией наверняка состоит в КГБ".

- Странно, вы родились в Праге, в России были наездами и очень коротко, а когда слушаешь вашу музыку, то сразу понимаешь: это мог написать только русский человек. Почему так?

- Наверное, гены, - подумав, сказал Петров.

- Что вас сейчас соединяет с Россией? Кроме фамилии. Или вы человек мира?

- Нет, мне очень близка родина предков, моя душа - русская.

...На прощанье он сел за рояль и сыграл вальс "Первая любовь", сочиненный им по мотивам одноименной повести Тургенева. Щемящая светлая мелодия. Наверное, чтобы больше у меня не было никаких сомнений в том, какая у него душа.