Всем головам голова!

Наверное, это самый известный беляевский роман. Во всяком случае, его называют чаще всего, когда спросишь о фантасте. Вспоминают и "Человека-амфибию", конечно — но там огромную роль сыграла блистательная советская экранизация (1961) с подводными съемками, чудесным кастингом (Коренев! Вертинская! Козаков!) и яркой музыкой Андрея Петрова. 65 миллионов зрителей — это по нынешним временам как "Аватар" с миллиардными сборами. "Голове…" с киновоплощениями повезло меньше: фильм, снятый на излете советского строя (1984), не прозвучал. Вы знаете, я сейчас перечитал книгу "Голова профессора Доуэля". И она очень хороша. Интригует, занимает, там яркие правдоподобные герои. Да, временами наивное и переполненное штампами, но милое и очень человечное повествование. А важнее всего: чувствуется, что автор судьбу и планиду заглавного героя через себя пропустил. Очень близок Доуэль ему оказался и любим — может быть, потому что Беляев, страдавший костным туберкулезом, больше двух лет пролежал в корсете, прикованный к постели, и, как его герой, не чувствовал ни рук, ни ног, ни туловища. Беляев вообще многоталантливым человеком был. Сын священника, стал поборником науки и атеистом. Отменный музыкант. Окончил юридический и подвизался юрисконсультом. Много разъезжал — из-за болезни и в поисках хлеба насущного: Крым, Киев, Ленинград, Москва, Мурманск. Был знаком с Циолковским и Гербертом Уэллсом, который его книги ценил. Множество технических новинок предсказал, от сотовых телефонов до МКС. Умер от голода и холода в оккупированном городе Пушкине зимой 1942-го. Похоронен в братской могиле, а где конкретно, неведомо. Но в 1925-м, казалось, все только начинается. Власти покончили с военным коммунизмом. Начались послабления нэпа. Люди вспомнили, что слова и предложения — не только для листовок, окон РОСТа и списков расстрелянных. Подумалось (ненадолго), что литературой можно зарабатывать и радовать-развлекать почтенную публику. Власти в Кремле временно занялись разборками друг с другом и отпустили поводок, ослабили взгляд на печатное слово. И сколько же всего появилось! 1925 год (и обрамляющие его пара-тройка лет) — просто фейерверк какой-то! И бал правит не сухомятка — самые настоящие жанры! Фантастика, мистика, детектив! Судите сами: в тот год Михаил Булгаков пишет "Дьяволиаду", "Роковые яйца", "Собачье сердце". Заканчивает "Белую гвардию", "Зойкину квартиру", а в следующем октябре на сцене МХТ прогремят его "Дни Турбиных". Алексей Н. Толстой в 1925-м публикует в журнале "Красная Новь" "Угольные пирамидки" — первую часть будущего "Гиперболоида инженера Гарина". (Двумя годами раньше он "Аэлиту" представил). Юрий Олеша в 1924-м написал "Три толстяка" (выйдет на три года позже, почти одновременно с "Завистью"). Катаев закончил "Растратчиков". Не забудем про первую книгу рассказов Бабеля (и "Конармию", которая выйдет в 1926-м). И "Донские рассказы" Шолохова . А Маяковский! Пастернак! Есенин! А у Замятина именно в 25-м вышло "Мы" (правда, на английском и в Америке). Наконец, на подходе Ильф с Петровым и "12 стульями". Не надо, конечно, идеализировать те времена. 1925 год по части свободы печати не 1915-й и не 1995-й. В молодом СССР не нашлось места замятинской антиутопии. Гэпеушники изъяли у Булгакова "Собачье сердце" и заодно дневники. Но все-таки 1925-й по части литературного урожая — не послевоенная засуха, когда после постановления по "Звезде" и "Ленинграду" и до 1953-го читать буквально нечего. Издатели тоже стремятся потрафить читателю. Выходят новые журналы. Именно в 1925-м начинается издание "Всемирного следопыта". В журнале приключений-путешествий-фантастики Александр Беляев становится первым номером. Там, кроме "Доуэля…", выходят другие его романы: "Остров погибших кораблей", "Последний человек из Атлантиды" и больше десятка рассказов из серии "Изобретения профессора Вагнера". "Всемирный следопыт" переводит Конан Дойля ("Марракотову бездну") и главы Гашека о Швейке. Там выходят Василий Ян, Паустовский, Пришвин. С фантастикой выступает Андрей Платонов. С очерком — сам "красный граф" Толстой. Потихоньку, к концу двадцатых, сворачивается нэп. В "Следопыте" закономерно появляется рубрика "Очаги социалистического строительства". Выходят в журнале "Рассказы о Ворошилове" и очерк о 16-м съезде партии. Однако это не спасает. В 1932-м году журнал прикрывают. Как говорят, по настоянию Горького: чтобы не отвлекать пролетариат фантастикой-детективами-приключениями от построения социализма и классовой борьбы. Для писателей, трудящихся в жанровой литературе, Беляева в том числе, начинаются тяжелые времена. Когда заморозки, приходится ехать на заработки в районы вечной мерзлоты. И все-таки книжный 1925-й год нам ясно демонстрирует: свобода лучше несвободы. Хотите хорошей литературы — перестаньте в нее лезть и пытаться ею управлять. Традиционно приведу отрывок с 69-й страницы "Головы профессора Доуэля": "…Керн курил, пуская мне дым в лицо, и продолжал поджаривать мою голову на медленном огне. Он уже не убеждал меня. И когда я приоткрыл глаза, то увидел, что он взбешён моим упорством. "Чёрт побери! Если бы ваши мозги мне не были так нужны, я зажарил бы их и сегодня же накормил бы ими своего пинчера. Фу, упрямец!" И он бесцеремонно сорвал с моей головы все провода и удалился. Однако мне ещё рано было радоваться. Скоро он вернулся и начал впускать в растворы, питающие мою голову, раздражающие вещества, которые вызывали у меня сильнейшие мучительные боли…"