Как в Казани развивалось пороховое дело со времен Ивана Грозного

Глава из новой книги краеведа Алексея Клочкова, посвященной истории города и его предприятий со второй половины XVI века

Этой осенью исследователь Алексей Клочков представил четвертую большую книгу "Казань времен Ивана Грозного" о жизни и быте второй половины XVI века на основе данных Писцовой книги 1565—1568 годов, составленной царскими окольничими Никитой Васильевичем Борисовым и Дмитрием Андреевичем Кикиным (это первый в истории путеводитель по Казани!). "Реальное время" публиковало отрывки из других трудов Клочкова: "Казань из окон трамвая", "Казань: логовища мокрых улиц" и "Казанский посад: стены и судьбы". Предлагаем ознакомиться с несколькими главами из новой книги.

Казанский зелейный двор. Зелейное дело

Начнем, разумеется, с Зелейного двора, или, говоря современным языком, первого в нашем городе зелейного (читай "порохового") предприятия, явившегося на свет за два с четвертью столетия до основания в 1788 году его прямого наследника — сегодняшнего Казанского государственного казенного порохового завода. Сразу оговорюсь, что в описываемом условном 1567 году Зелейный двор помещался в Забулачье, за одноименным мостом (сегодня на его месте пространство между северной стороной КРК "Пирамида" и южной оградой Центрального стадиона, включая проезжую часть улицы Ташаяк), и казалось бы, куда логичнее было бы рассказать о нем в следующей части книги, в которой речь пойдет о забулачной части Казанского острога. Но поскольку дворы пушкарей были сосредоточены на правой стороне протоки, у подножия крепостных стен (в Пушкарской улице и близлежащих переулках), в данном случае будет куда удобнее не разрывать две части единого целого и рассказать как о предприятии, так и о его работниках в одном месте — пусть даже и вопреки географической логике. Кстати, сам факт того, что Зелейный двор помещался за водной преградой, думаю, самоочевиден: в те времена подобная дислокация чрезвычайно взрывоопасного производства была единственной маломальской гарантией обезопасить ядро городского посада от полного уничтожения в результате возможного стихийного бедствия. Тем более что среди новых казанских жителей наверняка были московские сведенцы, еще помнившие знаменитый "пороховой пожар" 1547 года, когда в русской столице были накоплены (между прочим, для предстоящего Казанского похода) огромные количества пороха, но отнюдь не ему было суждено решить участь Казани: сильнейший пожар, охвативший тогда Москву, уничтожил собранные по крупицам с великим трудом многопудовые запасы. "Огонь лился рекою, — пишет Н.М. Карамзин, — и скоро вспыхнул Кремль, Китай-город, Большой посад… Треск огня и вопль людей был заглушаем взрывами пороха, хранившегося в Кремле и других частях города".

Но давайте обо всем по порядку — "зелейное дело" не терпит суеты и спешки. Через два года после Куликовской битвы новый властелин Золотой Орды хан Тохтамыш тайком собрал несметное войско и неожиданно появился у стен Москвы. Великий князь вынужден был спешно уехать в Кострому собирать полки. 24 августа 1382 года Тохтамыш начал штурм Кремля. "Татары пускали стрелы, как дождь, — пишет С.М. Соловьев, — стреляли без промаха, и много падало осажденных в городе и на стенных забралах; неприятель поделал уже лестницы и лез на стены; но горожане лили на него из котлов горячую воду, кидали камни, стреляли из самострелов, тюфяков и пушек, которые здесь в первый раз упоминаются".

Таким образом, при вышеописанных и без преувеличения трагических обстоятельствах впервые были применены на Руси порох и огнестрельное оружие. Между прочим, слово "тюфяк", или "тюфенг" (по-турецки "ружье"), — тюркского происхождения. Учитывая при этом, что русские называли "тюфяками" те же самые пушки, напрашивается мысль, что, быть может, огнестрельное оружие и порох пришли к нам минуя Европу, непосредственно с Востока, от арабов, через турок и татар? Последнее предположение подтверждают и исследования выдающегося советского историка П.М. Лукьянова, установившего, что первое упоминание о боевом применении пороха булгарами относится к 1376 году. К сожалению, никаких точных сведений о местном производстве пороха до середины XVI века история не сохранила, но тот же П.М. Лукьянов видит косвенное свидетельство его наличия в том, что после присоединения Казани в Казанской крепости сохранялись медные котлы для очистки селитры и "20 сит зелейных гнилы и драны" — очевидно, оставшиеся со времен ханства.

Если же вернуться к развитию зелейного дела на Руси (при том, что основание первого в Москве порохового производства датируется 1494 годом), наиболее мощный толчок выделка пороха получила именно при Иване Грозном, в первый период царствования все свои силы и энергию направившего на борьбу с Казанским ханством. Когда через пять лет после приснопамятного "порохового пожара" запасы "зелья" на Москве были восстановлены и приумножены, настало время выдвигаться в поход. И эти запасы понадобились в битве за Казань в полной мере: в течение "шести седьмиц дней" полтораста тяжелых орудий громили мощные городни крепостных и острожных стен: "Была сеча зла и ужасна, — повествует летопись, — и грома сильного, бывшего от пушечного боя и от звуков и воплей от обоих людей (обоих противоборствующих сторон, — авт.) и от трескот орудий, и от множества огня и дымного курения, и сгустившегося дыма, и покрыл дым и город, и людей".

Тогда же, в сентябре 1552 года, были сделаны знаменитые минные подкопы как под крепостные, так и под острожные стены Казани, решившие судьбу города. Кстати, под "угольную вежу" (о которой недавно рассказывалось) с оборудованным в ней тайником-колодцем, в подкоп от Даировых бань, было поставлено одиннадцать бочек пороха. Но окончательно решил дело самый мощный подкоп под Нижние Ногайские (Проломные) ворота, в который было заложено сорок восемь бочек (около трех тонн) пороха. И во время молебствия "сильный гром грянул, и вельми вся земля дрогнула и затряслась". И увидел царь "градскую стену подкопом вырвану, и страшна убозрением земля, яко тьма, являвшеся и на великую высоту всходяще и многие бревна и людей на высоту взметающе".

Неслыханные дотоле взрывы, принесшие гибель Казанскому ханству, открыли Руси дорогу на юг и восток, а позднее освободили руки и для ведения активной политики на западе. Уже через четыре года после падения Казани порох принес русским победу над Астраханским ханством, и вся Волга оказалась во власти Московии. Приблизительно в это же время помимо старых центров пороходелия — Москвы, Новгорода, Пскова, Твери и Галича — производство пороха было налажено и в нашем городе; впрочем, вернее будет сказать "возобновлено", памятуя о существовании зелейного производства и в ханской Казани.

Вот что написали наши неутомимые окольничие по поводу интересующего нас производства: "…да за Булаком к Преображенской слободе Государя Царя и Великого Князя двор зелейный, а на дворе хором: амбар дощаной в длину 10 саженей, а поперек 7 саженей, а делают в нем серу горячую и зелье, и нефть перепускают, да на дворе ж две избы да две клети, одна дощаная".

Таким образом, в 1560-х годах в городе рядом с нынешним КРК "Пирамида" работал "Государя и Великого Князя" (проще говоря "казенный") Зелейный двор, где делали порох и "горючую серу", а также перерабатывали ("перепускали") нефть. Последняя служила для получения использовавшейся в оборонных целях смеси наподобие "греческого огня", в состав которой входили селитра, сера и сосновая смола. Здесь следует особо отметить, что окольничие Никита Борисов и Дмитрий Кикин первыми среди прочих русских летописцев используют термин "нефть", причем сей факт приобретает еще большую значимость, если вспомнить, что во всех без исключения прочих отечественных источниках вплоть да начала XVIII (!!!) века нефть именовали не иначе как "горючей водой", "черным маслом" и даже "каменным маслом". Да что тут говорить! Уж мы-то с вами хорошо знаем, что наши уважаемые гиды были людьми мало сказать образованными, но еще и "продвинутыми"!

Итак, как можно понять из записей писцов, основное производство помещалось в довольно-таки вместительном дощатом амбаре длиной (в переводе на современные единицы) 22 метра и шириной 15 метров, причем помимо амбара в состав двора входили две избы и две клети, из них одна дощатая. Нетрудно догадаться, что во избежание возможных фейерверков все строения двора были неотапливаемыми.

Несмотря на то, что вышеприведенное описание производственных корпусов с высоты сегодняшнего дня вызовет только улыбку, сама технология изготовления пороха была довольно-таки сложной. Сначала тщательно измельчали селитру, уголь и серу в так называемых толчеях, или бегунах. К слову, "бегуны" — это своего рода мельничные жернова, отсюда и часто встречающееся название пороховых заводов — "зелейные мельницы". Бегуны приводились в движение лошадьми или водой, поэтому заводы, как и мельницы, чаще всего строились на реках. Впрочем, коль скоро окольничие ни единым словом не упоминают никаких "зелейных мельниц на Булаке", скорее всего, в казанском производстве для верчения бегунов использовался конный привод (вода нам понадобится на следующем этапе — об этом ниже).

После измельчения составные части пороха смешивали и перетирали на тех же бегунах. Между прочим, ценою бесчисленного количества жизней люди узнали, что смесь надо перетирать с добавлением воды (!!!), чтобы она не взрывалась, не пылила и чтобы после высыхания порох получался в виде твердых "лепешек". Готовую лепешку подвергали "кручению" — проще говоря, под влиянием центробежной силы разбивали на куски. Кручение, или "зернение", пороха — очень важная операция, потому что хороший порох хоть и называется "порохом" (то есть, проще говоря, "порошком"), но на самом деле он должен состоять из твердых и прочных зерен. Все дело в том, что пороховая пыль ("мякоть") легко отсыревает, но главное — она сгорает слишком быстро, что может запросто привести к разрыву пушечного ствола. Зерна же сгорают относительно медленно, и эта "плавность" горения обеспечивает пороху куда большую метательную силу.

Так вот, для разбивания пороховой лепешки применялись горизонтальные решета из свиной кожи, в которые помещались свинцовые шары. При верчении решета лепешка разбивалась шарами, и зерненый порох проваливался сквозь решетку. Довольно часто приходилось вновь перерабатывать старый (лежалый) порох, и такое его обновление именовалось "перекручиванием". Затем порох рассеивали, или, как говорили в старину, "разымали": мелочь ("пороховую мякоть") снова направляли на бегуны, а зерна сушили в специальных "сушильных избах", а то и просто в банях (кстати, не для того ли, часом, предназначались те две бревенчатые избы?). Ну и на завершающей стадии производства высушенные зерна полировали, чтобы они были гладкими, без острых углов, для этого порох трясли некоторое время на ситах. После этого готовую продукцию укупоривали в дубовые бочки и бережно, с особым тщанием перевозили в Зелейную палату Казанской крепости для хранения по принадлежности (для этого дела в Зелейной палате имелся даже сторож, также упоминаемый нашими дотошными провожатыми).

Известно, что в описываемое время Казань снабжала порохом близлежащие крепости: Лаишев ("в Лаишеве и зелье и свинец емлют в Казани из государевой казны у дьяков") и, очевидно, Свияжск, где был "двор Государев казенный с городовым нарядом — пушками и пищалями, зельем и ядрами". Кстати, тот же П.М. Лукьянов полагал, что порох из Казани отправлялся и отрядам Ермака во время его Сибирского похода и войны с сибирским ханом Кучумом.

В непосредственной близости от Казани было организовано производство составных компонентов пороха — селитры и древесного угля. Селитру вырабатывали в Свияжске, на казенном Ямчужном дворе (от тюркского "ямчуга" — селитра), помещавшемся за пределами крепости и включавшем в себя бревенчатый амбар в длину 8 сажен (17 метров) и в ширину 5 сажен (10,5 метра), а также небольшую избенку габаритами полторы на полторы сажени. При этом древесный уголь выжигали в окрестностях Казани — в угольных ямах.

Таким образом, в Казани 1565—1568 гг. в зелейном деле сформировался устойчивый замкнутый цикл, охватывавший все стадии производства — от получения сырья до выпуска конечной продукции. В этом цикле были задействованы два предприятия-смежника, а также местное население, занимающееся лесными промыслами, и в общей сложности в процесс были вовлечены десятки, если не сотни людей. И между прочим, в описываемый период Казань была самой восточной точкой производства пороха на Руси.

Кстати, о людях: к сожалению, в записях окольничих нет прямых указаний на то, кто и в каком количестве работал на Зелейном дворе. Те двое "зелейников" (заметьте — не "зелейщиков", а "зелейников") Третьяк Переяславец да Васька-зелейник, которых писцы упоминают в качестве владельцев зелейных лавок в городском торгу, в расчет не идут — последние были сборщиками трав и продавцами снадобий (которые в старину также именовались "зельем"); к тому же не будем забывать и о том, что открытая торговля порохом в рассматриваемый период была строжайше запрещена.

Между тем людей, связанных с выпуском пороха, не было и среди мастеровых Преображенской слободы. В то же время за Зелейным мостом, под крепостными стенами, к Юго-Западной круглой башне поднималась знакомая нам Пушкарская улица, где располагались дворы 29 пушкарей, в большинстве своем — иноземцев. Стало быть, можно предположить, что именно они и занимались производством пороха и боеприпасов для своих орудий, и думаю, не пора ли нам вновь перебираться на правую сторону Булака и поближе с ними познакомиться.