"РГ" рассказывает о судьбе русского поэта Джеймса Паттерсона

В прошлом выпуске "Календаря поэзии" я начал рассказывать вам об удивительной судьбе русского поэта с американским именем. И вот - продолжаю.

За год до войны Джима приняли в школу Гнесиных по классу виолончели. Музыкальный слух ему передался от отца, который до приезда в СССР был аккомпаниатором у Поля Робсона.

Война. Бомба падает в центре Москвы, и отец - диктор иновещания Радиокомитета получает тяжелую контузию. Мать увозит трех маленьких сыновей в эвакуацию. В пути Джим прижимает к себе клетку с любимыми птицами.

Свердловск. Мать работает в госпитале. Джим помогает раненым писать письма домой. Вскоре их навещает отец - по пути в далекий Комсомольск-на-Амуре, откуда шло радиовещание на США.

В сентябре 1943-го трех братьев Паттерсон - Джима, Ллойда и Тома - мать привезла в село Кашино, в интернат. До школы надо было ходить два километра. Учительница Зоя Григорьевна Сурина посадила Джима за парту поближе к печке-голландке.

Через сорок лет Джеймс Паттерсон приедет в Кашино, чтобы поклониться Зое Григорьевне и вновь прислониться к школьной печке. Был январь 1981 года. Взбудораженные ребята ходили за гостем толпой - неужели это тот самый негритенок из "Цирка", которому пела колыбельную Любовь Орлова!

Высокий, модно одетый, Джеймс рассказывал смешные истории из детства, читал стихи, дарил книжки. Прибежал фотограф. Не хватало освещения, но улыбка Джеймса вспыхивала не хуже фотовспышки.

В школе нашелся классный журнал за 1943 учебный год. Джеймс смутился: а вдруг там двойки? Стыда не оберешься. Но, к счастью, против его фамилии стояли одни "хор".

Вскоре мать увезла братьев из Кашино. В 1944-м Джим оказался в Рижском нахимовском училище, тогда только организованном. Джим получил там прозвище Африка.

Море оказалось его родной стихией - Джима никогда не укачивало. Легко он переносил и замкнутое пространство. Поступил в Высшее военно-морское инженерное училище и в 1952 году вместе с другими курсантами участвовал в параде на Красной площади. "Я там был один такой смуглый, все остальные ребята - белые. А на трибуне - Сталин. Я видел, что он смотрел на меня, и уверен, что узнал, ведь фильм "Цирк" у него был одним из любимых".

В октябре 1955 года Джеймс вступил в должность командира рулевой группы подводной лодки С-96.

В 1957 году хрущевское сокращение флота выбросило молодого офицера на берег. Было обидно, но не будь этого обстоятельства, никто бы, думается, не узнал, что есть такой поэт - Джеймс Паттерсон.

Еще в детстве он грезил Пушкиным и мечтал стать поэтом. Вспоминал, как в отрочестве прибегал в Кривоколенный к дому Веневитинова, где Пушкин читал друзьям "Бориса Годунова". "Прижмусь я сосредоточенно щекою к твоей щеке, домик цвета песочного..."

С тетрадкой флотских стихов он пришел к Николаю Глазкову, которого знал с детства: до войны жили в одном дворе. Учителем и другом Джима стал и Михаил Светлов. Он напутствовал в Литинститут.

Как поэт Джеймс объехал весь мир. Несколько раз был на родине предков - в Африке.

В конце 1980-х Джеймс участвовал в реставрации одного из древних московских храмов. В том была его благодарность Богу. "Много раз я чудом оставался жив: тонул, но не утопал, горел, но не сгорал".

...Узнав об уходе Джеймса, я поехал в Кашино, чтобы найти хоть кого-то из тех, кто знал его. Старую деревянную школу давно снесли. Зоя Григорьевна Сурина умерла. Но я нашел Екатерину Анатольевну Турыгину - учительницу той же сельской школы, она помнит Джеймса уже взрослым, виделась с ним и переписывалась. Екатерина Анатольевна вынесла в горницу письма, снимки... Так мы помянули Джима.

А потом я пошел к полю. К тому самому, через которое Джим ходил в школу. Быть может, это последнее, что увиделось ему там, в Вашингтоне: снежное поле у села Кашино.

...Вот-вот выкатится от леса на дорогу закутанный до самых глаз негритенок в валенках.

Морские стихи Джеймса Паттерсона

Предчувствие шторма

Подлодка рассекает телом воду,пружиниста, как лука тетива,и горизонт в промозглую погодув осенней дымке различим едва.Нрав северного моряпеременчив.Мне доводилось видеть в часночной,как светится таинственнаямлечность,сливаясь воедино с тишиной.Внезапно ослепит туманбелесый,но после солнце чистое взойдет,и глаз твоих доверчивые звездывсплывут из тишинынеясных вод...Ну а пока соленым ветромдышим,пусть волны все зубастее и злей.То глуше, то отчетливее слышенрабочий стук надежныхдизелей.

Галилей

Всплыли ночьюсерым силуэтом.Волны глухов барабаны бьют.Странно видеть небо,если этодлится тольконесколько минут.С мостика кивающей подлодкиу продрогшей ночи на видуГалилей в замасленной пилоткеловит в небе сонную звезду.

Влечение к морю

Как проблески во мглетуманной,обиды прошлые не в счет,но к вспененной, непостояннойстихии вновь меня влечет.Так необузданна она,слепую ярость извергая,то вроде бы не отвергая,ко мне надменно-холодна.И, уходя, я буду груби, подойдя в зюйдвесткежесткой,прощальный поцелуйматросскийсорву с твоихтревожных губ.

Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru